что действительно искал в своём походе за силами и славой. Сознавал он это или нет, но он пытался установить превосходство своего 'я', чтобы освободиться от обусловленности и страданий, поставив себя выше пределов их досягаемости. Но выстраивая иллюзорный образ всемогущества, который ему приходилось оборонять от всевозможных угроз, таких как самый внутренний ум, он достигал совершенно противоположного — привязывал себя к источнику постоянного беспокойства и неизбежного разочарования. Лишь когда ищущий оставит своё стремление к силе и власти (то есть злой царь потерпит поражение в последней битве), сможет он достичь настоящей цели своих усилий. Тогда он обретёт внутреннюю безмятежность и свободу, которой действительно искал, и осознает, что не нуждается во власти и славе, которые казались столь существенно важными.
Сам последний бой символизирует решающую внутреннюю конфронтацию, которая в конце концов должна произойти между эго и самым внутренним умом. Она следует за разрешением меньших конфликтов между противодействующими импульсами поверхностного сознания — варварскими междоусобными войнами во внешнем мире. В этой кульминационной конфронтации чистая осознанность самого внутреннего ума наконец преодолевает заблуждения 'я'. Рудрачакрин, воплощение Манджушри, бодхисаттвы мудрости, побеждает варварского царя, чьё имя означает 'ребяческий интеллект' или 'ум делания' — последнее указывает на поверхностную деятельность сознания. Поскольку ищущий отождествился с эго, воплощением которого является злой тиран, последняя битва означает для него опыт смерти и нового рождения, который он должен пройти на пути к освобождению. Чтобы пробудить свою истинную природу, он должен умереть для своего иллюзорного образа себя.
В последней битве Рудрачакрин использует для уничтожения сил материализма духовные средства. Медитацией о лучшем из коней он создаёт сверхъестественную армию, способную победить даже невидимых варваров. Из этого следует, что вместо того, чтобы опуститься до эго и бороться средствами его уровня, самый внутренний ум прихлопывает его прямым осознанием его иллюзорной природы. Сделай внутренний ум иначе, он погрузился бы на уровень эго и покорив его, просто дал бы начало другому эго — новому и ещё более могущественному тирану. Ищущему, чтобы вырваться на свободу из ослепляющих его иллюзий, требуется нечто большее, нежели новые идеи и вдохновения, какими бы истинными они ни были — ему нужна трансцендентальная осознанность более глубокого ума.
Победив варваров, Рудрачакрин распространяет своё правление на внешний мир. Установленный им золотой век символизирует состояние гармонии, которого искатель достигает, когда самый внутренний ум наконец является, чтобы овладеть поверхностным сознанием. Раскол между сознательной и бессознательной областями ума исчезает, причём со всеми конфликтами и иллюзиями, которые он плодил. Процесс пробуждения, который неведомо для него происходил в скрытых глубинах сверхсознательного, теперь распространяется и на поверхностное сознание. Подобно этому, многие великие учителя появляются во внешнем мире, чтобы вести бесчисленные множества людей к просветлению. Золотой век представляет этап или этапы, на которых внутреннее путешествие становится полностью осознанным. Теперь ищущий может полностью посвятить себя задаче достижения освобождения, не работая больше против самого себя. Поскольку внешний мир становится продолжением Шамбалы, ранее сделанная нами её интерпретация сама даёт неплохое представление о достигнутом им состоянии.
Смотря как мы читаем пророчество, у этого состояния достижения может быть конец или конца быть не может. Версия, которая гласит, что золотой век будет длиться вечно, намекает на то, что ищущий полностью преодолел иллюзии своего 'я' и больше не может попасть под их чары. С другой стороны, версии, предсказывающие конец золотого века, намекают на то, что ищущий обречён соскользнуть вниз из достигнутого им состояния.* Но в дополнительных предсказаниях о приходе следующего будды Майтреи они подразумевают, что он вновь обретёт потерянное. Это открывает интересные прозрения в циклическую природу внутреннего путешествия.
__________
* Буддизм ничему подобному не учит, однажды достигнутое просветление не может быть потеряно, и циклический приход будд следует понимать буквально. В то же время это не отрицает цикличной природы развития человека — от общеизвестного цикла реинкарнаций, при котором приходится вспоминать ранее уже освоенные вещи, до более масштабных циклов, охватывающих целые мировые периоды. — Прим. пер.
Циклическую природу внутреннего путешествия ещё яснее можно увидеть с помощью связанного с этим мифа о Калки, последнем воплощении Вишну. Согласно ему, каждый раз, когда мир проходит через цикл упадка, этот эквивалент Рудрачакрина возвращается, чтобы истребить силы зла и вернуть золотой век. Поскольку этот цикл повторяется на внутреннем уровне, самый внутренний ум постепенно освобождает ищущего от одного иллюзорного образа за другим, пока он не будет свободен от их всех. Если подходить так, то история Шамбалы и пророчество о ней открывают не только ход внутреннего путешествия, но и природу составляющих его отдельных этапов. Иными словами, каждую стадию можно рассматривать как повторение в миниатюре всего пути к освобождению.
В то время как путеводители сосредоточивают наше внимание на усилиях ищущего достичь сверхсознательного, история и пророчество выявляют другую сторону внутреннего путешествия — роль самого внутреннего ума, который в действительности мотивирует его и ведёт. Они исправляют склонность считать процесс освобождения скорее искусственной работой 'я', чем естественным раскрытием внутреннего ума. История и пророчество вносят в наши интерпретации путеводителей чувство роста и неизбежности. Как царь Шамбалы приходит победить варваров, лишь когда это пророчествовано, так и самый внутренний ум является, лишь когда время пришло. Ищущий не может форсировать своё освобождение — если он попытается, он лишь преуспеет в выстраивании своего эго и ещё крепче завязнет в его хватке. Всё, что он может делать — это помогать естественному ходу процесса, понимая, что это внутренний ум, а не он сам в действительности совершает его. Когда этот ум наконец рассеет его иллюзии, он увидит Шамбалу в окружающем его мире. Как заметил Кхецун Зангпо, 'как цветок распускается, когда тепло, вода и удобрение сходятся вместе, так и Шамбала станет видима всем в должное время'.
11. ЗА ПРЕДЕЛАМИ ШАМБАЛЫ
Пока что мы рассматривали Шамбалу как скрытое царство в Центральной Азии, символизирующее скрытую область ума. Хотя такая интерпретация помогает нам открыть более глубокий смысл этой легенды, она в то же время склонна вдохновлять эскапистские фантазии: если не отнестись к этой интерпретации с осторожностью, она может увести нас от проблем повседневной жизни в мечтания об идиллическом состоянии спокойствия и блаженства. Шамбала, скрытая глубоко в бессознательном, столь же далека от нашего обычного мирского опыта, как любое мифическое царство Центральной Азии. Будучи столь далёкой и нереальной, такая версия Шамбалы может легко стать раем, который мы просто воображаем в глубине ума — иллюзорным внутренним святилищем, в которое мы убегаем от неприятных реальностей окружающего мира. Если следовать самой легенде, то ясно, что назначение Шамбалы вовсе не в этом: ищущий отправляется туда не чтобы убежать от реальности, а чтобы найти её — получить те учения, которые позволят ему видеть вещи такими, каковы они есть. Чтобы быть верными легенде и избежать её использования в качестве ещё одного источника иллюзий, мы должны соотнести её с миром, в котором мы живём — постараться увидеть, как мы можем пережить её в обычных событиях повседневной жизни.
Хотя скрытая природа Шамбалы склонна стимулировать эскапистские мечтания, это придаёт легенде значительную часть её силы и привлекательности. Идея о таинственной стране, скрытой за дальними снежными горами, имеет особое очарование — она трогает что-то глубоко внутри нас, что хочет ощущать себя в присутствии непознанного. Чувство тайны, вызываемое такими скрытыми местами, как Шамбала, мы ищем не в меньшей степени, чем то, что они могут скрывать. Неизвестное само по себе содержит свежесть и надежду, глубину и богатство, которым ничто из того, что мы находим, похоже, не может соответствовать. В его присутствии мы переживаем чувство трепета и удивления, что лишь оно имеет силу вдохновлять.
