несгибаемого протестанта, дабы просить помощи в розысках юного шевалье.

Когда почтенный дворянин изложил Шатильону просьбу, адмирал с раздражением поинтересовался, зачем полковнику понадобился какой-то лейтенант. Снизойдя к просьбе короля Наваррского, вождь протестантов был убежден, что господин де Сен-Жиль сложит к его ногам шпагу и предложит себя и свой полк великому делу войны в Нидерландах. И вот, пожалуйста, вместо волонтера Генрих де Бурбон обременил его просителем.

— Александр де Бретей сын моего друга, — спокойно пояснил полковник, твердо решив, не обращать внимание на дурное настроение адмирала. — И я хочу его найти.

Колиньи было нахмурился, но вовремя вспомнил просьбу графа де Лош. Поиски юного шевалье пока не давали результатов, но в любом случае прошение полковника не добавляло ему новых хлопот.

— Хорошо, — буркнул адмирал, — я постараюсь выяснить, что смогу. Однако советую вам, полковник, присоединиться ко мне. Ваш опыт и полк будут весьма кстати в Нидерландах.

Антуану немало хотелось сказать о Нидерландском походе, но он благоразумно оставил это мнение при себе. Безумцам, полагал шевалье, бессмысленно доказывать, что они безумцы — проще объяснить слепому, что такое «свет», и глухому, что такое «звук». Временами полковнику казалось, будто весь двор сошел с ума, и он вновь и вновь приходил к выводу, что дочь надо как можно скорее увезти в Азе-ле-Ридо. К сожалению, получить разрешение короля на отъезд не удавалось. То его величество давал тайную аудиенцию младшему брату Вильгельма Оранского, о которой знал весь двор, и принимал титул протектора Нидерландов, то вел споры о войне с королевой-матерью, устраивал смотр нового полка, проверял отчеты интендантов, отчитывал короля Польского или вел важные разговоры с Колиньи и Плесси-Морне. Добиться долгожданной аудиенции полковнику удалось только в середине августа, однако аудиенция окончилась ничем. Выслушав просьбу подданного, его величество нахмурился.

— Как, полковник, вы хотите меня покинуть? — с величием, которое он умел иногда на себя напускать, вопросил Карл. — Я рассчитывал, что вы примете участие в походе.

— Сир, я слишком стар для войны, — со вздохом произнес господин де Сен-Жиль, решив не вдаваться в подробности. — Все, что мне теперь нужно — это покой.

— Глупости, — молодой король пожал плечами, окинув полковника тем взглядом, каким мог бы осматривать старого боевого коня. — Вы еще достаточно крепки, а ваш опыт будет незаменим. Я наслышан о ваших подвигах и уверен, что в этой войне вы превзойдете их. Вы знаете испанцев, и знаете, что они наши естественные враги. Франция не может жить спокойно, пока с Испанией не будет покончено, — важно добавил его величество.

Полковник де Сен-Жиль обреченно внимал разглагольствованиям короля, размышляя лишь о том, каким образом отыскать в речи его величества брешь. Однако на просьбу шевалье разрешить покинуть двор хотя бы Соланж, Карл IX ответил отказом. Как понял полковник, вера двора в гороскопы и магию была столь сильна, что рассчитывать на здравый смысл их величеств было бессмысленно. Антуан покинул Карла в самом мрачном расположении духа.

К несчастью, на этом неприятности шевалье не закончились. В нескольких шагах от королевской прихожей полковник со смятением обнаружил пьяных вдрызг герцога Анжуйского и герцога де Гиза. Наряд польского короля представлял из себя нечто среднее между мужским и женским платьем, в руках Генриха де Гиза опасно сверкала обнаженная шпага, и оба молодых человека что-то яростно кричали на двух других молодых людей, в которых Антуан узнал зятя адмирала Телиньи и полковника де Пардальяна. Протестанты были относительно трезвы, что ничуть не смягчало их ожесточения. Ошалевший от подобного безобразия капитан де Нанси тщетно пытался угомонить спорщиков и в конце концов рявкнул на всех четверых, потребовав от них продолжить дискуссию где-нибудь в другом месте.

Полковник устало покачал головой и пошел прочь, везде подмечая признаки смятения и разлада. Перепуганные фрейлины жались к королеве-матери, а сама Екатерина нервно стискивала пальцы, кусала губы и то и дело посылала кого-нибудь из придворных выяснить, чем закончилась ссора молодых людей.

Еще через пару десятков шагов почтенный дворянин наткнулся на влюбленную парочку, примостившуюся прямо у стены. Впрочем, дама и шевалье напоминали полковнику не столько влюбленных, сколько двух животных в момент случки, так что Антуан с отвращением сплюнул и отвернулся.

На лестнице пажи обсуждали добычу, которую возьмут в Нидерландах. Стражники у дверей ворчали из-за вызывающего поведения гугенотов. Во дворе Лувра около дюжины протестантов хором славили адмирала де Колиньи и выкрикивали оскорбления Гизам.

И тут терпение полковника лопнуло. Почтенный дворянин несколько мгновений смотрел на беснующихся юнцов, потом повернул назад. Антуану хотелось найти племянника и высказать королю Наваррскому все, что он думает о Лувре, свадьбе, нидерландском походе и поведении его людей.

Генриха де Бурбона в принадлежащих ему покоях не было, однако юный паж, хорошо знавший господина де Сен-Жиль, воровато огляделся и шепотом предложил полковнику следовать за собой. Антуан шагал по коридорам, не глядя по сторонам, и в его груди клокотал гнев, способный сокрушить все на своем пути. Вслед за мальчишкой полковник вошел в какие-то покои, разглядел склонившегося над книгой племянника и сходу заговорил, не обращая внимания на попытки Беарнца остановить его…

…Граф де Лош и де Бар прятался. Нельзя сказать, будто другу и родственнику королей могло что-либо угрожать, но в ходе свадебных торжеств и подготовки к военной компании шевалье Жорж-Мишель с удивлением обнаружил, что не может отыскать даже угла, где он мог бы отдохнуть и побыть наедине с собой. Прежде его сиятельство не догадывался, что имеет так много родственников, и теперь со смятением видел, как они заполонили сначала домик на улице Бетези, а потом отель Лошей.

Примерно через месяц после нашествия родни шевалье Жорж-Мишель вспомнил о некогда принадлежащих ему в Лувре апартаментах и попросил короля Карла на время вернуть ему эти покои. Тесная комнатенка с крохотной прихожей показалась графу Землей Обетованной, и он то и дело удалялся в эту обитель, прячась от шума и сутолоки праздника.

Генрих де Бурбон также оценил убежище кузена. В отличие от графа де Лош юный король располагал только теми покоями, что были дарованы ему в Лувре. Приданное молодожену пока еще не было выплачено, а собственных средств не хватило бы, чтобы купить даже самый скромный парижский дом. Конечно, временами Беарнец прятался от настырных подданных в отеле дядюшки де Сен-Жиля, но парочка выговоров, полученных от адмирала де Колиньи, убедила молодого человека, что покидать королевский замок можно далеко не всегда. Луврские апартаменты графа казались королю Наваррскому Раем земным и юноша впервые проявил королевскую волю — попросил кузена о гостеприимстве.

И вот, молодые люди наслаждались тишиной и покоем, занимаясь каждый своим делом. Шевалье Жорж-Мишель изучал счета и раздумывал, каким образом вытянуть из короля Карла еще полмиллиона ливров на войну, а Анри де Бурбон изучал книгу «Галатео» — трактат о манерах архиепископа делла Каза. По мнению Беарнца, пять лет вдали от Парижа не лучшим образом сказались на его манерах, и юноша изо всех сил старался избавиться от налета провинциальности.

И в этот миг идиллии родственников пришел конец.

… Господин де Сен-Жиль был слишком разгневан увиденным при дворе, чтобы тратить время на приветствия, расшаркивания и прочие глупости. А уж графа де Лош он и вовсе не заметил. Его сиятельство с некоторым остолбенением воззрился на незваного гостя, но полковника несло, словно прорвавший запруду поток.

Прежде всего шевалье посоветовал племяннику забрать жену и ехать в Наварру. Затем приструнить своих людей и не верить графу де Лош.

— Да-да, молодой человек, — отмахнулся полковник от попыток племянника остановить его поток красноречия, — я готов признать, что ваш взбалмошный кузен питает к вам теплые чувства, но это не мешает графу де Лош и адмиралу де Колиньи тащить вас на дно. А они сами, чем они рискуют?! Да ничем!

Шевалье Жорж-Мишель отложил бумаги и с интересом поднял взгляд на кипящего шевалье. Наваррский в смятении посмотрел на дядю, на кузена и окончательно растерялся, не зная, как остановить полковника. С тем же успехом можно было останавливать ветряную мельницу, на которую бешеной жестикуляцией и походил обычно сдержанный шевалье.

— И не надо так на меня смотреть, племянник! Их, конечно, разобьют, в этом нет сомнения, но ничем