довольно привлекательно. Тем временем фрейлины продолжали обмениваться колкостями.
— Диана права, — насмешливо заметила графиня де Коэтиви, бросив взгляд в ту же сторону, что и Соланж. — Чтобы ее высочество принцесса Релинген почтила своим вниманием свадьбу какого-то гугенота — да никогда в жизни!
— Это ты злишься из-за того, что гугенот достался мне, а не тебе, — молниеносно отозвалась Шарлотта. — Бедняжка, тебе приходится довольствоваться Алансоном.
— Ну не я же любимая фрейлина ее величества, — фыркнула Луиза. — Зато мне не придется спать с ювелиром.
— И что?! — вскинула голову любовница короля Наваррского. — Зато я встречаюсь с мужчиной, а не с каким то недомерком. И, кстати, соблазнить графа тебе тоже не светит.
— Никогда не собиралась, мы с принцем в слишком близком родстве, — язвительно парировала Луиза де Коэтиви.
Соланж окончательно запуталась, о ком идет речь. Несмотря на монастырское воспитание она уже поняла, почему Шарлотта де Сов со дня свадьбы бросала томные взгляды на короля Наваррского, и знала, что Луиза де Коэтиви все вечера прогуливается под руку с герцогом Алансонским. Но о ком спорили дамы, и что это за таинственный шевалье, которого называли то графом, то принцем, и который награждал своих людей с королевской щедростью?
— Мой кузен, — продолжала меж тем Луиза де Коэтиви с таким видом, будто она сама вывела кузена в свет, — самый блистательный кавалер двора. Ну, скажите, кто еще с таким достоинством умеет носить траур?
В некотором замешательстве Соланж поняла, что графиня указывает прямо на «испанца».
— Герцог де Гиз к примеру, — не замедлила парировать Шарлотта. — Вчера он тоже явился в трауре по своей любимой собачке.
— Ага, — убирая помаду, хихикнула Диана де Меридор, — только сегодня, после разговора с графом он оделся обычно, зато граф за одну ночь переодел всю свиту в траур, все-таки у него тетушка скончалась.
Тут Соланж не выдержала:
— Но почему он тогда не удалился от двора? — с простодушием монастырской воспитанницы вмешалась она в разговор фрейлин.
Вопрос Соланж произвел на ссорящихся дам впечатление, сходное с появлением среди них маленького неуклюжего щеночка. Дамы дружно захихикали, но уже добродушно.
— Ну, милочка, как же принц Релинген может удалиться от двора, если он эту свадьбу и устроил, — снизошла до провинциалки Луиза. — Конечно, покойная королева Наваррская была его родной тетушкой, но она вряд ли хотела бы, чтобы свадьба расстроилась. И кто бы тогда был шафером жениха?
— Значит, он теперь вдрызг рассорился с Гизом, — видимо, Шарлота де Сов решила превзойти себя в стремлении уязвить Луизу де Коэтиви.
— Да ладно, Анжу их помирит, — беззаботно махнула рукой Диана, кивая на парочку принцев, направлявшихся к таинственному графу.
— После того, как граф де Лош увел у герцога двух принцесс из-под носа? — усомнилась Шарлотта.
— Что с того? — с превосходством глядя на баронессу, бросила Луиза. — Не будет же Гиз ссориться с королем Филиппом и его святейшеством.
Уловив недоуменный взгляд Соланж, графиня продолжили тоном уже более мирным, но столь же снисходительным.
— Да-да, мой кузен племянник его католического величества и крестник самого папы.
Нет, все это было настолько странно, что Соланж предпочла бы вернуться домой, но если Антуану и удалось испросить для жены разрешение удалиться в Азе-ле-Ридо, то ему самому и Соланж предписано было оставаться в Париже. В столице Сен-Жили поселились в небольшом отеле, заблаговременно купленном полковником, и потому могли позволить себе появляться не на каждом празднике, а через один, и наслаждаться визитами приятных им людей, а именно: двух кузенов Монтескью и короля Наваррского, частенько приходившего поговорить с дядей Сен-Жилем, а также поприветствовать «кузиночку».
Кузен Наваррский нравился Соланж много больше кузенов де Монтескью, хотя бы потому, что не смотрел на девочку свысока и с удовольствием болтал с ней обо всем на свете. Рассказы о Наварре и Азе- ле-Ридо, о Сорбонне и шинонском монастыре, об охоте и танцах доставляли родственникам неподдельное удовольствие. А уж когда Соланж призналась кузену, каким образом избавилась от внимания его супруги, юный король и вовсе пришел в восторг.
Разговоры короля с господином де Сен-Жиль были гораздо серьезнее и касались дальнейшей политики Генриха де Бурбона. По мнению Антуана племяннику следовало как можно скорее покинуть Париж, поскольку угар свадебных торжеств мог не только помирить недавних врагов, но и рассорить их пуще прежнего. Как утверждал полковник, для ссоры требовалось немногое — несколько лишних бутылок вина, некстати вспыхнувшие воспоминания, вздорное поведение какой-нибудь фрейлины или проигрыш безобидного пари.
Господин де Сен-Жиль вообще был недоволен королевским двором, находя, что он сильно изменился со времени его последнего посещения, причем не в лучшую сторону. Еще в Блуа полковник нечаянно столкнулся с графом де Лош и де Бар и пара минут ничего не значащей беседы оставила отвратительные впечатления у обоих собеседников. Как это было ни удивительно для двух столь несхожих людей, но шевалье и граф размышляли об одном и том же. Весьма редко появляясь в Турени, его сиятельство тем не менее досадовал, что в нарушении всех правил элементарной вежливости шевалье де Сен-Жиль не явился к нему в Лош, дабы представиться самому знатному вельможе провинции. Почтенный же дворянин, уже давно ставший самым уважаемым и влиятельным обитателем Турени и признанным арбитром во всех разногласиях местного дворянства, искренне недоумевал, как мог этот юноша вопреки всем правилам вежливости и хорошего тона не явился к нему в Азе-ле-Ридо дабы по всей форме представиться самому почтенному и знатному дворянину края.
«Самовлюбленный павлин», — мысленно вынес приговор полковник де Сен-Жиль, когда граф небрежно кивнул на прощание. По мнению старого дворянина, за двенадцать лет, минувших после встречи с юным шевалье, его сиятельство ничуть не изменился, был столь же вздорен, хвастлив и самонадеян.
«Надменный медведь», — недовольно бормотал Жорж-Мишель, с трудом сдерживая раздражение. В отличие от полковника он не узнал давнего знакомого и теперь от души удивлялся, как при такой спеси и ригоризме полковник не присоединился к протестантам и почему он не спешит укрепить его армию своим полком.
Господин де Сен-Жиль не имел пристрастия к авантюрам и потому больше интересовался делами семьи и друзей, чем планами графа де Лош и адмирала де Колиньи. В Париже старый дворянин попытался отыскать Александра, но оказалось, что найти воспитанника было ничуть не легче, чем иголку в печи для хлеба. Прежде всего благородные дамы и господа не могли вспомнить шевалье де Бретея, однако простое именование «шевалье Александр» было им явно знакомо. К сожалению, на расспросы полковника придворные только многозначительно переглядывались, а редкие ответы были столь странными и уклончивыми, что Антуан не знал, что и думать. В одном случае господа уверяли, будто столь почтенному и умудренному сединами старцу не пристало интересоваться шевалье Александром. В другом — что и вельможи познатнее полковника не могли напасть на след молодого человека.
Единственная причина, по которой полковник не швырял собеседникам перчатку в лицо, заключалась не в его преклонном возрасте, а в том, что почтенный дворянин не мог уловить скрытого смысла в речах придворных. К тому же господин де Сен-Жиль не понимал, какое семейство при дворе может оказаться знатнее его. Наконец, после многих бесполезных разговоров и не менее бесполезных трат старый дворянин напал на след воспитанника. Как оказалось, шевалье Александр возжаждал подвигов и отправился на войну. Антуан был не в восторге от подобного решения, но не мог сердиться на мальчика, поддавшегося порыву возвышенных чувств.
Однако какие бы чувства не обуревали воспитанника, полковник полагал, что чем скорее отыщет Александра, тем будет лучше. Зная, что в последнее время всеми военными делами в королевстве заправляет адмирал де Колиньи, Антуан попросил короля Наваррского устроить ему аудиенцию у