Н. П. Охлопков
Отличный селекционер! Собрать такую труппу в не лучшие годы для театра.
Диктатор! Его боялись и любили. Уйти из его театра можно было только ногами вперед.
На сцене Марцевич и Мизери. Объяснение в любви. Ничего не получается, есть красивые и молодые люди, а любви – нет! Охлопков не выдерживает, выбегает, как юноша, на сцену. Огромного роста, стройный, обаятельный, хватает обеими руками за плечи мизерную (прошу прощения) Мизери и произносит те же самые слова.
Какое-то чудо! Мы все в зрительном зале уверены, что у них роман. Что Николай Павлович без ума от Светки.
Сказка внезапно кончается, Николай Павлович неторопливо, сутулясь, возвращается на место. Объясняет все очень просто: «Любить можно только на входе, на выходе ничего не получится».
Сколько Марцевич ни вдыхал, сказки не было.
И еще. О паузе. На всю жизнь запомнил.
Я чуть не сорвал спектакль – был пьян. Обошлось, спектакль состоялся. А я практически был уволен, ждали только последнего слова Охлопкова.
Прогон нового спектакля, принимает сам. Я играл небольшую роль. После – замечания. Всех обсудили, обо мне ни слова. Кто-то робко: «А Анофриев?»
Поворачивает голову в мою сторону: «А с вами нам придется расстаться… если это еще раз повторится!»
Всю эту смертоносную паузу стояла мертвая тишина, но после второй половины фразы все вскочили с мест и стали поздравлять меня. Знали: наказывал и прощал – по-царски!
Евгений Весник
Такого поистине взрывного человека я не встречал, хотя и сам обладаю немалой энергией. Огромный запас историй, случаев, анекдотов готов был обрушиться на тебя, стоило только зазеваться! В каждом человеке он искал слушателя, рассказывая или пересказывая одну из своих баек.
Сначала это смешно, порой до слез. Во второй раз тоже смешно, но уже не так. А потом ты или скрывался, или прямо говорил, что уже слышал это. Тогда он мгновенно менял тему, их у него тьма- тьмущая.
Трудней всего, если ты встречался с Весником много лет подряд. Все истории ты уже знал наизусть, а он их повторял вновь и вновь кому-то из партнеров по концерту.
Этот феномен я никогда не мог раскусить. Отказать Веснику в уме нельзя, в чувстве юмора – тем более. Да и в чувстве такта трудно сомневаться…
И наконец я понял, в чем дело! Когда стали выходить одна за другой книжки Весника, в которых были все те же истории, отшлифованные на нас, на наших реакциях, иногда на наших замечаниях. Я понял, что мы нужны были ему как подопытные кролики.
Больше всего Весник не любил, когда его рассказы вызывали сомнение или просто недоверие. Он начинал сердиться или просто посылал тебя подальше и искал другого, более благодарного слушателя.
Так было и со мной. Он так верил в меня как в слушателя, что однажды решил рассказать, как на рыбалке встретился с Ельциным! Я не выдержал и заорал: «Перестань врать! Сколько можно!..»
С тех пор мы еле здоровались. И дернул же меня черт за мой поганый язык!
В моей библиотеке есть книжка Весника с его автографом. Кстати, она называется «Врать не буду».
Георгий Вицин
Как много всякого разного было в жизни вместе с Гошей. Хотите – ругайте, хотите – нет, но по- другому я его называть не могу.
Фильмы, в которых мы снимались, концерты, гастроли и многое, многое, многое – полжизни!
Милый, невозмутимый в любых обстоятельствах Гоша. Всегда спокойный, всегда уважительный, неплохой рассказчик, умница, книголюб – родная сердцу душа.
Расскажу о том, что не каждый знает. Его страсть изобретать слова, и не просто слова, а смешные, нужные для дела слова. Никому бы не простил искажение текста рассказов Михаила Зощенко. Ему прощаю. Потому что это на уровне автора!
Чего стоят его:
Много лет он занимался йогой, спал (говорят) на березовых дровах, стоял по несколько минут на голове.
Чувство самосохранения в нем превыше всего, если не считать профессии. Только ради сцены он может позволить себе работать больным. А остальное – гори синим пламенем!
У Гоши был любимый волнистый попугайчик, который, по его утверждению (а в Гошиных словах я никогда не сомневаюсь), беседовал с ним.
– Сядет на плечо и спрашивает: «Ну что, все бегаешь? Иди поспи!» А однажды сел он на плечо, я говорю ему: «Ты чего?» А он в ответ: «А ты чего?» До сих пор не пойму, как это можно объяснить…
Любовь зрителей к Гоше необычайна, его знает вся страна. Каждый считает за счастье сняться с ним или хотя бы получить его автограф.
Он смело мог бы сказать про себя знаменитое цезаревское: veni, vidi, vici – пришел, увидел, победил. Но он произносит это иначе: «Вынь! И выйди, Вицин!» Вот и все.
Сосед (Анатолий Папанов)
Я жил на первом этаже, Папанов – на последнем.
У меня воняло из подвала, у него протекала крыша. Мы никогда не выпивали вместе, но иногда вместе «отмокали». И тут возникали задушевные беседы: «за жизнь, за холеру в Одессе».
Как-то, уж не помню как, мы оказались в Лужниках. Нет, не во время матча, а просто в будни, среди дня.
Поскольку кошки на душе скребли, темы были печальными, в основном о пошатнувшемся здоровье, о сварливых женах, о неудачах в театре.
– Сколько у тебя наверху? – Это он мне.
– Сто пятьдесят, а нижнее девяносто.
– Пацан! Тебе еще можно пить!
– А у тебя? – Это я ему.
– Страшно сказать, и одни перебои. Вот пощупай… – доверительно протягивает мне руку.
Я щупаю – перебоев нет.
– Это по закону бутерброда: когда надо, их не бывает.
– А мне кислорода не хватает, задыхаюсь. – Это я ему.
