Посланник остыл, и его лицо осветилось радостью. Он что-то сказал, и священник с явной неохотой перевел:

— Его превосходительство просит вас начать все сначала.

— Что начать сначала?

— Пытки.

— Но это невозможно, отец. У нас больше нет осужденного.

Священник перевел. Бактериари Бей показал на перса, сидевшего на лошади прямо за ним.

— Он сказал, чтобы взяли одного из его стражников. Он настаивает на этом и обещает пожаловаться королю, который прикажет обезглавить вас.

Несмотря на холод, на лбу у Миримона проступили капельки пота.

— Но я же не могу этого сделать, отец. Я не могу отправить невинного на смерть.

— Тогда мы скажем ему, что законы вашей страны запрещают вам касаться даже единого волоска на голове чужестранца, пока он считается гостем вашей страны, даже с его согласия.

— Правильно! Ради бога, объясните ему.

Бактериари Бей слегка улыбнулся, но явно с пониманием отнесся к такому закону.

— А какова цель вашего визита, сударыня?

— Любопытство.

Иезуит скептически усмехнулся.

— Отец, — сказал Миримон, — я надеюсь, вы понимаете, что мы мучаем и убиваем человека не ради того, чтобы доставить удовольствие какому-то варвару?

— Конечно. Но я против того недоброжелательства и бестактности, с которыми принимают во Франции персидского посла. Он приехал сюда как друг, а уедет, похоже, как недруг и к тому же враждебно настроит персидского шаха к Франции и к церкви. Если это произойдет, то вы, имеющие сейчас на Востоке двадцать миссий, не только не сможете увеличить их число, но и потеряете даже эти. От этого проигрывает дело веры. Теперь вы понимаете, почему я так терпелив с этим персом?

— Согласен с вами, святой отец, дело это важное, — согласился Миримон каким-то скучным голосом. — Но зачем тогда ему эти новые пытки?

— Посол никогда прежде не видел такого рода пытки. И когда сегодня утром он по своему обыкновению прогуливался, то попал на место казни, и теперь он хочет представить шаху точное описание этого способа. Вот почему он так раздосадован, что пропустил большую часть казни.

— Его превосходительство довольно легкомысленный человек, — улыбнулась Анжелика, — но я восхищена его смелостью.

Священник перевел, и воцарилось тягостное молчание. Потом Бей заговорил, и священник стал опять переводить:

— Его превосходительство удивлен, но считает, что иногда женщина более остроумна, чем мужчина, и он хотел бы знать, что она имеет в виду? Пусть она выскажется.

— Не кажется ли его превосходительству, — заговорила Анжелика, — что шах шахов вдруг решит, что этот изысканный вид пыток будет пригоден только для высокой знати? И ему может прийти в голову мысль, что самым достойным объектом для этого нового способа будет его превосходительство, особенно если его миссия окажется не столь успешной.

Как только иезуит перевел, лицо посла озарилось радостью. К великому облегчению присутствующих, он рассмеялся.

— Маленькая колдунья! — воскликнул он и, скрестив руки на груди, несколько раз поклонился Анжелике.

— Он говорит, что отказывается от мысли передать своему повелителю этот вид пытки… в его стране достаточно и старых, испытанных методов. И он просит вас посетить его резиденцию.

Мохаммед Бактериари Бей возглавил кавалькаду. Он мигом изменился, стал до неузнаваемости галантным и все внимание уделял Анжелике, расточая комплименты.

Вскоре они прибыли во временную резиденцию персидского посла, который все еще ожидал официального представления в Париже и Версале. Посол извинился за скромные апартаменты, где уже распорядился построить турецкую баню, чтобы совершать ритуальные омовения. Отсутствие таких бань в Париже страшно удивило его.

На поднятый их приездом шум явились несколько персов-слуг с кривыми саблями и кинжалами. За ними появились два француза, один из которых в высоком парике, видимо, компенсирующем его малый рост, ехидно сказал:

— Еще одна потаскуха! Надеюсь, отец Ришар, вы не будете долго задерживать эту шлюху. Месье Дионис не хочет, чтобы порочилось доброе имя этого дома.

— Я вовсе не говорил этого, — запротестовал другой француз. — Я понимаю, что его превосходительству нужно развлекаться. Но уж если ему нужно развлекаться и нужны развлечения такого рода, то ему надо отправиться в Версаль.

Тут иезуиту удалось вставить слово, и он представил Анжелику. На лице маленького человека в высоком парике отразились все цвета радуги.

— Простите, сударыня. Моя фамилия Сент-Амен. Я из протокольного отдела и приставлен королем к послу. Пожалуйста, простите мою бестактность!

— Вы прощены, Сент-Амен. Я понимаю, что мое появление здесь должно было смутить вас.

Подошедший Бактериари Бей обнял Анжелику за талию. Сопровождаемые слугами, они прошли через вестибюль, украшенный мозаикой, потом еще через одну комнату.

У Флико округлились глаза, когда он увидел богатейшие ковры, красивейшие занавески, роскошные портьеры… Мебель из ценных пород дерева, восточные вазы, кубки из голубого фаянса дополняли декор комнаты.

Посол уселся на ковер, скрестив ноги, и пригласил Анжелику сделать то же самое.

— Неужели в обычаях Франции, — неожиданно спросил он, — ссориться в присутствии слуг?

По-французски он говорил медленно, но правильно.

К ним присоединились Сент-Амен и священник. Посол вновь перешел на персидский язык и потребовал подавать угощение. Появились слуги с серебряными подносами и разлили по маленьким хрустальным чашечкам какой-то темный напиток с дурманящим запахом.

— Что это? — спросила Анжелика, с беспокойством глядя на поднос.

Сент-Амен одним глотком выпил содержимое чашки и, сделав страшное лицо, ответил:

— Кофе. Я глотаю эту гадость десять дней подряд, и все для того, чтобы проявить нашу хваленую любезность. И сейчас мне становится нехорошо от одного его вида.

Сознание того, что посол понимает по-французски, смутило Анжелику. Но Бактериари Бей не выразил никакого раздражения. Он жестом обратил внимание Анжелики на хрустальные чашечки и фарфоровые кувшины, расписанные ляпис-лазурью, потрескавшиеся от времени.

— Эти предметы дошли до нас со времен царя Дария.

— Если его превосходительство так интересуется предметами искусства, то он получил бы большое удовольствие от Версаля. У нашего короля хороший вкус, и он окружил себя чудесными изделиями.

Посла очень заинтересовали слова Анжелики, и он засыпал ее вопросами. Анжелика как могла описала ему все красоты Версаля. Посол был изумлен и через отца Ришара выразил упрек Сент-Амену за то, что тот еще не ознакомил его с этим великолепием.

— Да разве в этом дело? Величие короля Франции исчисляется не роскошью его дворцов, а его славой. Красивые безделушки могут занимать лишь детский ум.

— Для дипломата вы, кажется, забыли, что имеете дело с представителем Древнего Востока, — сухо сказал иезуит. — Во всяком случае, маркиза несколькими словами оказала Франции большую услугу, чем вы за десять дней.

— Так-так! Уж если вы, человек духовного сана, так носитесь с этим владельцем гарема, то мне, представителю дворянства, не о чем с вами разговаривать. Я удаляюсь.

С этими ядовитыми словами Сент-Амен вышел. Вслед за ним удалился и священник.

Мохаммед широко улыбнулся Анжелике, и на его лице сверкнули белоснежные зубы.

— Отец Ришар знает, что мне не нужен переводчик, когда я разговариваю с дамой.