нибудь, посмотрит в темноту ночи и протяжно окликнет: "Эй, там, на лодке!" Испокон веков так кричат на реке.
Зуфар с нетерпением ждал. Тьма стояла непроглядная, течение отбивало лодку в сторону, и пароход точно повис между небом и водой. О том, что река играет с ним, Зуфар понял по тому, как вращается в бездонной выси Темир-Казык - Большая Медведица - испытанный путеводитель штурманов.
Где же пароход? И почему не видно его огней? Зуфар перестал грести и всматривался во тьму. У самой головы его зудел комар. С звенящим плеском мчалась вода.
Зуфара выручило не зрение. Он не видел ничего, кроме маслянисто-черной стремнины с бисерной россыпью звезд. Его выручило обоняние, степной нюх. С детства пастух степи приучается инстинктивно различать запахи. Очень важно почуять острый запах волка, подбирающегося к стаду. Запах волка совсем другой, чем запах собаки. Песок, где растет такая нужная овцам трава, как аджирык, пахнет совсем не так, как песок с плохой травой, ядовитой травой. Нет, хороший нюх совершенно необходим в степи и пустыне.
Нашел Зуфар пароход по запаху мазута. Мазутный запах врывался в поэтические ароматы ночи.
Зуфар невероятно обрадовался и несколькими ударами весел подогнал лодку к темному безмолвному судну. Действительно, бортовые огни не горели...
Зуфару ничего не стоило найти "конец". Он уцепился за него и мгновенно забрался наверх.
У капитанской рубки стоял человек. Он молчал.
Помолчал и Зуфар. Широкой грудью он вдыхал родной запах парохода. Пахло мазутом, соляровым маслом, пенькой каната, влажными досками, жареным луком из камбуза.
- Тебе чего? - спросил человек, стоявший у штурвальной рубки.
Он спросил это так спокойно, точно люди к нему на пароход забирались так невзначай каждую ночь.
- Салам! - поздоровался Зуфар.
Хоть человек, стоявший у рубки, говорил по-русски, Зуфар понял, что это туркмен. Никто так гортанно и мягко не может произнести слово "чего", как туркмен.
Почему-то Зуфар сразу успокоился. Голос туркмена показался ему удивительно знакомым, поразительно знакомым. Только он никак не мог сейчас вспомнить, где он слышал этот приятный, такой певучий голос. Поэтому Зуфар сделал несколько шагов по палубе и сказал:
- Я штурман Зуфар, товарищ капитан.
Издав возглас, напоминающий рычание, туркмен прыгнул с мостика и, подбежав, заключил в объятия Зуфара.
- Слава творцу живого и неживого! Да неужели это ты, сынок? - Туркмен заорал так, что на палубе парохода зашевелились спящие пассажиры. - О, как обрадуется Шахр Бану, старая твоя бабушка. Она так горевала... Где ты пропадал? Ведь говорили, тебя убил Овез Гельды?
- Я его убил, - равнодушно сказал Зуфар. - Товарищ капитан, вы разве уже не председатель? Вы опять капитан? А почему вы без огней?..
- Ийе! Сразу вижу штурмана Зуфара! Не придирайся, сынок... На реке плохие люди... Много плохих людей.
Через минуту они сидели вдвоем в крохотной капитанской каюте и разглядывали друг друга. Огонек фонаря светил чуть-чуть, но Зуфар сразу же подумал, что старый капитан, амударьинский капитан Непес, с тех пор как он его видел в ауле Геоклен, посвежел и помолодел. И хоть седая, росшая прямо из шеи борода совсем посеребрилась и морщины сделались глубже, - точно рытвины, они прорезали глубоко щеки и лоб, - выглядел капитан удивительно бодро.
- Не смотри так, сынок. Постарел... Беспокойства много на реке. Калтаманы, басмачи... Сбесившиеся собаки... Опять Джунаид-хан шляется по пескам, а на Пяндже злодействует Ибрагим-бек... Снова явились людоеды, терзают людей. Колхозы им не по нутру, хорошая жизнь народа не по нутру. Сколько горя, сколько горя! Пожег наш колхоз Овез Гельды, отомстил. А сейчас ишикхановцы грабят, убивают. Третьего дня банда Шукурбала около Порсы кооператив разгромила, трех людей убила, столовую сожгла... Ох-охо-хо! Долго еще так будет?.. По дороге на Кок Чага Дейли Байхалиеву голову отрубили.
- Дейли убит?! - воскликнул Зуфар, и сердце словно кольнуло. Он хорошо знал председателя батрачкома Дейли.
- Да... убили... Да еще всех, кто с ним, с Дейли, ехал - гидротехника Тунасвянца, его жену, Бексултанова - счетовода, санитара Сеитназарова. Да ты его знаешь. Еще женщину, тоже с ними ехала, татарку Абдульванову, еще Раисова - кассира, Никитина - рабочего... Сколько крови! У Раисова восемь сирот осталось. Что они делают с мирными людьми! И на реке тревожно. Ходим без огней. На бакенах не зажигают огней. Бакенщики боятся. На мели, перекаты не смотрим, на берега глядим. Как бы пулю не получить в голову, глядим.
Старый Непес тяжело вздохнул и пристально посмотрел на Зуфара.
- Думали, ты помер, сынок. От руки Овеза Гельды помер. Потом, правда, другое говорили...
Он замялся и настороженно поглядывал на Зуфара из- под кустиков удивительно черных бровей.
- Не верьте! Не все правда, что говорят в пустыне... Лучше скажите, капитан, что делать? Здесь, в Бурдалыке...
И он рассказал про Джаббара и Заккарию.
- Позовите матросов. Возьмем шлюпку, поедем на берег. Они спят. Мы их...
- Молодой ты, - покачал головой капитан Непес, - совсем молодой, горячий. Разве они дадутся? Только спугнем. Погоди. Завтра доплывем или катер встретим.
- Джаббар уйдет! - в отчаянии пробормотал Зуфар.
- Какой ты прыткий, сынок! Как под пули голову подставить торопишься. На Джаарджике не очень-то торопился.
- И кто наговорил на меня? - рассердился Зуфар. - Кто набрехал про Джаарджик, какой лживый кобель?! Если бы я не читал обращение, меня бы сразу же... - И он выразительно провел краем ладони по горлу. Поразмыслив, он добавил: - Нельзя было уйти... Разве в Каракумах уйдешь?
Вывернув немного фитиль фонаря, чтобы поярче светил, капитан Непес со вздохом сказал:
- Петр Кузьмич про Джаарджик говорил. И только запомни, я тебе про Джаарджик не говорил. Сам ты про Джаарджик сказал. Очень хорошо...
Почему "очень хорошо", осталось загадкой. По-видимому, старый Непес просто огорчился и произнес "очень хорошо" иронически.
Зуфар вышел из себя:
- Ну... Вы капитан на пароходе. Везите к своему этому Петру Кузьмичу!..
Капитан Непес заложил под язык порцию насвая, насладился жгучим соком, сразу заполнившим ему рот, и только тогда прошепелявил:
- Да, Джаарджик... Здорово! Джаарджик! Сифилисом, значит, пугают колхозников, летучие мыши! Пойдем, сынок!
- Куда пойдем? - удивился Зуфар, все же безропотно поднимаясь со скамьи.
- Куда? Хо-хо! Плыть надо скорее, плыть надо! Пойдем. Помоги старому дураку Непесу. Покажи свое искусство...
Они спустились на палубу и прошли на корму.
- Видал, как сидит? Крепко сидит.
Капитан наклонился над водой и вслушивался в глухую воркотню воды.
- Этак без буксира не снимемся. А тут вода убывает... Что скажешь, штурман?
- А где мы? - спросил Зуфар.
- А я знаю? Если бы знал, стал бы гудеть попусту, тебя звать?
Всем телом повернулся Зуфар к капитану Непесу. Но темнота скрывала его лицо. Почему-то Зуфару показалось, что капитан многозначительно ухмыляется.
- Чепуха! Вы не могли знать, что я в Бурдалыке. Откуда вы могли знать?
- Петр Кузьмич сказал...
Зуфару сделалось сразу же жарко. Что это за таинственный Петр Кузьмич, который знает, что он был в Бурдалыке, в доме старого джадида? Откуда этот вездесущий Петр Кузьмич знает, что он, Зуфар, был на колодцах Джаарджик и что там делал? Откуда Петр Кузьмич вообще знает о существовании Зуфара? Теперь Зуфару стало холодно, и он зябко повел плечами.
- Секрет небольшой, - заговорил капитан Непес. - У заставы задержан Тюлеген Поэт. Пробирался на плоту к афганцам. Нашли при нем сто тридцать один царский червонец да фунтов восемь серебра... Теперь ясно?..
- Попался все-таки...
В доме Заккарии Зуфар даже не заметил вчера, что Тюлегена Поэта уже нет. Он исчез, и никто о нем не вспомнил.
- Ладно, - продолжал старый капитан, - помогай сняться с мели. Петр Кузьмич сказал: "Завтра чтобы ты был, дядюшка Непес, в Керкичи... Голову оторву".
Опять Петр Кузьмич... Но дядюшка Непес не пожелал объяснять что-нибудь. Он требовал, чтобы Зуфар-штурман снял пароход с мели и чтобы сделал это Зуфар сейчас же, еще до рассвета. А как он мог сделать, когда сам капитан Непес не знал точно, где они находятся? Река же Аму-Дарья, пожалуй, самая неспокойная из рек земного шара: там, где сегодня надежный, глубокий фарватер, через час и пол-аршина воды не наберется. А там, где еще вчера зеленел тугаем остров, сегодня безбрежная гладь желтой воды, и плыви себе спокойно. Капитан Непес старый, опытный капитан. Он привел пароход к Бурдалыку вслепую, не обращая внимания на тьму и ночь. Верил реке, а река его подвела.
- У нас груз... А на берегу калтаманы. Плохо! - сказал капитан Непес.
Река катила во тьме свои воды. Река, казалось, течет прямо в черную бездну небес, изливающую на землю прохладу далеких звездных миров. Зуфар, и как чабан и как штурман, разбирался в звездном хозяйстве неба не хуже, чем в колодцах пустыни. Он долго смотрел на Млечный Путь, на Большую Медведицу и на Полярную звезду. Он долго вдыхал в себя ветер, дувший из пустыни и дышавший запахами жженой глины. Горечь и усталость скитаний последних недель исчезли точно дым. Зуфар расправил плечи и вздохнул полной грудью. Он перестал чувствовать себя несчастным, гонимым пленником. Он опять был речным штурманом, самостоятельным, решительным, энергичным, знающим Аму-Дарью, как дворик родного дома в Хазараспе, где его вырастила бабушка. Он поднялся в штурвальную и сказал Непесу:
- Вступаю на вахту... Поднимай пары, капитан!..
Он
