Кажется, это сама жизнь расставит все на свои места. Так иногда бывает…

В 20-х числах февраля 2009-го рано утром старикам Ходорковским позвонили читинские адвокаты: «В Чите его уже нет. Привезли в Москву. Все подробности потом. Доставили самолетом. Он уже в «Матросской тишине». Дают свидание жене и одному из родителей. Выбирайте…»

Старики решили, что поедет отец – ему реже всех удавалось встречаться с сыном (тяжело переносил длинные перелеты). Впопыхах засовывали в сумку все, что попадалось под руки, откопали где-то старое отцовское зимнее пальто, допотопную лыжную шапку – им сказали, что в СИЗО холодно. Настроение было приподнятое – все-таки сын в Москве…

……………….

Ходорковского и Лебедева и вправду доставили самолетом, а не спецэтапом на поезде. Более того – они летели в хвосте медведевского кортежа. Президент в тот момент совершал поездку по Забайкальскому краю и подхватил их в Чите…

– Вот как нас привезли… – рассказывал в первый день адвокатам Платон Лебедев.

– Да ладно!.. – не верили адвокаты.

Спрашиваю Ходорковского, какие-то надежды появились тогда в связи с тем, что летели в хвосте президентского кортежа?

– Этапирование в Москву означало, что принято решение провести открытый процесс, и решение принималось на политическом уровне, – отвечает он. – Открытый процесс позволял обратиться к общественному мнению. Одновременно было ясно – в Москве оправдательных приговоров не бывает. Значит, политических возможностей прекратить позорище нет.

Но настроение у обоих все же было приподнятое. То ли от этой странной и быстрой доставки в Москву в хвосте президентского кортежа. То ли от предстоящего суда, к которому они, черт возьми, готовы как никогда. Аж руки чешутся… Только бы побыстрее начать доказывать бредовость обвинения – украли нефть у самих себя, да еще не заплатили с этого налоги…

«Зрелище гарантирую небезынтересное… – передает через адвокатов такое вот свое обращение к общественности Ходорковский. – Прятаться за процессуальные увертки не буду. Не буду говорить и о политической мотивированности процесса, чтобы не затруднять понимания шокирующей простоты дела. О моих политических взглядах всем и так известно…»

Еще бы.

3 марта 2009-го начался его второй суд.

– Поставлю в угол! Нет! Убью! Прекращай! – так на протяжении 2009–2010 годов начиналось мое каждое субботнее утро. Сии угрозы присылал мне по скайпу редактор Михалыч, вычитывающий мои тексты. А тексты – обзор за неделю из Хамовнического суда – всегда превышали все мыслимые и немыслимые лимиты. Идея писать хронику с каждого судебного заседания возникла у моей редакции, когда стало понятно, что второе дело Ходорковского и Лебедева будет слушаться в Москве. Проведение эксперимента поручили мне…

В суде я сидела у окна, на скамейке за маленьким столиком, который мне и моей напарнице – чтобы удобнее писать – любезно в начале процесса согласился выдать судья Данилкин. Место было дальше всех от «аквариума», но удобное тем, что было видно всех и вся. Например, следователя Салавата Каримова. Не вживую, конечно, а сидящего в аське у прокурора Лахтина и консультирующего его на протяжении всего процесса…

На этом месте я и просижу ровно год и восемь месяцев – все время процесса. И вместе с «аквариумом», прокурорами, адвокатами и судьей я с этим своим столиком стану постоянным атрибутом зала № 7, а также постоянной головной болью прокуроров (самое их мягкое ругательство в мой адрес – «журналюга») и того самого редактора Михалыча, который на протяжении двух лет каждое субботнее утро будет хвататься за голову и с криками: «Я больше не могу», «Это опять война и мир!!!», «Убью!» закидывать мне в Скайп бомбочки вместо смайликов…

К постоянной головной боли редактора примешивалось еще и то, что тексты я сдавала в самый последний момент. Ближе к концу процесса это запаздывание стало нормой. Свидетели говорили много, но одно и то же. Прокуроры говорили не меньше, но каждый раз что-то новое. То новый способ хищения изобретали, забраковывая опровергнутые свидетелями прежние 30 вариантов, то озвучивали такую конструкцию из оскорблений в адрес «аквариума», которую не слышали даже хамоватые и нагловатые студенты театральных вузов, иногда заскакивающие к нам на процесс…

– Вот загибает! – хором орали они, когда прокурор Лахтин выдавал, например, такое: «Ходорковский и Лебедев испытывают полное пренебрежение к правосудию. Обладая внешней мягкостью, Ходорковский на самом деле не такой, хоть и играет в суде роль нормального человека…» или «Преступления Ходорковского подрывают основу безопасности и устои государства. Всякий, кто так не считает, подрывает устои государства тоже…»

В общем, каждый день отечественная юриспруденция пополнялась изумительными ноу-хау. А мне каждый раз сию фактуру надо было переварить, разложить по полочкам и в более-менее удобоваримой форме представить читателям. Чтоб было понятно и не скучно… Да, и не забыть про угрозы редактора – «Войну и мир не писать!».

Впрочем, все это было внешней стороной жизни. А вот внутренней… На самом деле причиной моего запаздывания в номер чаще служило иное. Уж слишком много времени у меня уходило на то, чтобы прийти в себя после этих заседаний в Хамовниках, постоянно присутствовать на которых нужно было разрешать лишь людям с устойчивой нервной системой…

– Михаил Борисович, успокойтесь!.. – умолял судья.

– Ваша честь, занесите в протокол возражения на ваши действия!

– Михаил Борисович…

– У вас нет возможности лишать меня права выразить мое мнение! То, что происходит, окончательно теряет связь с правосудием. Обвинение слеплено за взятку Каримовым. Ведь Каримов был вызван в Москву из Башкирии в ноябре 2006 года по рекомендации Сечина…

– Михаил Борисович, переходим к обвинительному заключению и оставим Каримова в покое! – напирал судья. Но Ходорковский продолжал:

– Генпрокурор и суды были обмануты Каримовым. Сначала власть требует с ЮКОСа дополнительные налоги за проданную нефть в 2004 году, потом утверждает, что ЮКОС нефть не продавал, а она похищена. А теперь в Страсбурге иски о незаконном банкротстве ЮКОСа. Появляется вопрос, зачем все это в таком виде предъявлено суду? Зачем сокрытие доказательств, давление на свидетелей? Следователи даже не сумели сформулировать нужные ложные показания…

– Михаил Борисович…

Если не каждый день, то уж каждую неделю такие диалоги в зале № 7 обязательно происходили. Любое напоминание о зачинателях дела ЮКОСа запрещалось. Любые инициативы подсудимых заворачивались на корню. На все накладывалось табу, запрет, цензура… Нельзя было требовать балансы и акты инвентаризации имущества у потерпевших «дочек» ЮКОСа. В обвинении говорилось, что у них украдены нефть, выручка и прибыль. Давайте посмотрим балансы, есть ли там ущерб?! Нельзя! Ну, тогда давайте хоть акты инвентаризации… Тоже нельзя?! А ведь, по логике, акты и балансы должны отражать ущерб, если он, конечно, имеется…

Нельзя было вызывать специалистов в области консалтинга, финансов и аудита – они «некомпетентны». Нельзя было вызывать свидетелем Путина и Сечина – вопросы, рассматриваемые в суде, к их сфере деятельности не относятся. Вот вам пожалуйста Христенко и Грефа, и еще Богданчикова… Ой, Богданчиков не пришел. Ну, что ж, не смог…