погорельцев пустил, стал с ними жить, пытаясь понять их суть. Когда поймет, мысли эти выбросить из головы уже не сможет. И это, пожалуй, будет главным его отличием от всех остальных. Которых, может быть, такие мысли посещали тоже, но они выбросили их из головы. Как чемодан без ручки, который и оставить жалко, и нести тяжело…

Некоторые, впрочем, такие мысли не выбрасывали и у них даже возникали подвижки, подобные гуманитарным и прочим подвижкам Ходорковского. Но по масштабу все же несравнимые. Скорее больше так – как тренд, под давлением вертикали, в качестве метода управления собственными рисками.

Так кем же Ходорковский был среди них, на первый взгляд, таких же, как он, олигархов, предпринимателей крупного калибра – нефтяников и металлургов, массмедийщиков и банкиров? Гусинский и Березовский, Бендукидзе и Потанин, Ходорковский и Прохоров – у всех разные цели в жизни, разное восприятие жизни.

Тряпки, вещи, любовницы – неинтересно, Ходорковский – семьянин до мозга костей. Тусовки – напрягали. Политические интриги – напрягали. Абрамовичу нравилось находиться возле Вали и Тани, Березовскому нравилось делать перестановки в правительстве, как на шахматной доске. Ходорковский от этого всего был далек.

Все ездили «с вооруженным сопровождением». У него не было большого штата личной охраны.

У него не было никакой собственности – виллы на Майами, дачи в Испании, дома на Лазурном берегу. У него даже не было крупной собственности в России. И у его жены. И у детей. Нет, конечно, Ходорковский что-то покупал, строил, но это никогда не было приоритетом. Да и чаще обитал с семьей на съемном жилье. Им всем было комфортно так. Конечно, снимали не абы где, а в престижных подмосковных поселках, но и там особо не засиживались – как понимали, что «тонут» в вещах, брали детей, самое необходимое и переезжали на новое место. Говорят, менять обстановку полезно.

И главное – никакой зависимости от вещей. Зачем класть в ванной дорогую керамику от Сваровски, если можно положить обычную, недорогую и ничем не хуже на внешний вид? Зачем дорогой телефон «Верту», если существуют недорогие и служат не хуже. Ведь телефон – это всего лишь средство связи, недоумевал он и пользовался обычными мобильными.

Все только самое необходимое. Нет, конечно, не бедствовали, но и не упивались. Быт на уровне обеспеченного среднего класса. Даже когда Ходорковский стал занимать лидирующие позиции в списке «Форбс», правила жизни он и его семья не изменили. Все должно быть просто. И удобно.

В этом плане «акции» Ходорковского на фоне остальных проигрывали. Они с женой, кстати, чем-то похожи. Их похожесть заключается в полном равнодушии к дорогим вещам и прочим атрибутам «успешной жизни». Они просто не зависели от этого всего. Инна не вписывалась в клуб жен олигархов, светских львиц или кого-то в этом роде. Никаких светских раутов и тусовок, где нужно демонстрировать надетые на тебя наряды последних марок, серьги, кольца, колье… У него – никаких яхт, футбольных клубов и прочего-прочего-прочего, что приобретаешь, когда сходишь с ума от такого количества денег и не знаешь, куда их потратить еще… В их жизни это было не принято. Как-то так сразу повелось. Неинтересно было.

– Зачем накручивать себя?! У меня должно быть все в золоте, по 10 машин, 10 яхт… Б-ли-и-и-ннн, – горячится Инна. – Как же это все тащить-то на себе всю жизнь?! У Миши, у меня – у нас не было крупной собственности. Мы свободны, мы не тащим все это на себе. Вот честно скажу: чем меньше у меня вещей, тем мне лучше. И Мише – тоже.

На самом деле собственность – это не важно. Важно – чтобы были отношения близких людей. Главное – семья.

Наконец, Ходорковский соответствующим образом воспитывал и своих детей. Не прививал ни любви к роскоши, ни к удовольствиям, ни нахождению в тени своего отцовского плеча… Его дети росли самостоятельными. Они были нетипичными детьми своего нетипичного отца – хоть и бывшего, но крупного предпринимателя. Главное – в них отсутствовал звездный налет дорогой жизни.

– Надо будет – поеду на метро, – говорила Настя, когда машина, которую она только-только училась водить, ломалась. И действительно ехала на метро. В Хамовники к отцу на суд порой приезжала на велосипеде…

– А откуда им эту звездность подцепить? – спрашивает Инна. – Если у родителей звездности нет. Ну, нет ее. Не знаю, почему. Не клинит ни меня, ни Мишу. Уже и так, и так, а оно не клинится, – смеется. – И потом, у нас внутри с Мишей даже не заложено, что мы с ним должны обеспечить детей квартирами и дачами. Наверное, как родители что-то должны. Но у меня пока не родилось это чувство. Меня это не беспокоит, это не самое важное. Ну, навешал ты на себя всего этого опыта, который делает тебя взрослым, а во всем остальном внутри – ребенок. Маленький запуганный ребенок, который пытается справиться со своими страхами, убежать от них, но бесполезно – все равно проблема вылезет в другом месте, и тебе ее придется решать. Когда я вижу какой-то негатив в человеке, понимаю: ребенок с чем-то не справился. Звездность – это неизжитый комплекс. Я не говорю, что у меня нет комплексов – у меня их выше крыши, но именно звездность меня не затронула. И Мишу тоже. Мы с другими вещами боремся.

И что главное – Ходорковскому за своих детей на восьмом году тюрьмы не стыдно. Как и этим детям не стыдно за своего отца. И необходимость отвечать на их возможный в будущем вопрос, к которому он когда- то так боялся не найти ответа: «Когда ты зарабатывал свои миллионы, что ты делал, чтобы предотвратить этот бардак?» – необходимость отвечать на этот вопрос в определенный момент отпала сама собой. Дети все поняли.

Еще у Ходорковского и у многих его «коллег по цеху» абсолютно разное понимание социального аспекта. Вот Абрамович засыпал Чукотку деньгами. 100 % жителей округа отвез на курорт в Монако и на Черное море. А когда кто-то из чукотских детей пожаловался ему, что у него нет велосипеда, Абрамович всем детям округа подарил велосипеды. Результат: в Чукотке все на него смотрели, как на живого бога, спустившегося к ним с небес. Ходорковский примерно в одно время с Абрамовичем вошел в Эвенкию. Проинвестировал туда деньги, сравнимые с инвестициями Абрамовича в Чукотку. Ходорковский на эвенкийских оленей надевает спутниковые датчики, чтоб мониторить их местонахождение и тем самым сократить затраты на оленеводство, сделать его рентабельным и так далее, и тому подобное, и в том же духе… Абрамович же дает просто очень много денег оленеводам. Каждый месяц. Ну, и какая рентабельность?..

До ареста Ходорковский давал интервью, количество которых зашкаливало по сравнению с другими его коллегами – акулами бизнеса. Он непредвзято слушал журналиста, внимательно следя за его мыслью, старался дать развернутые ответы.

– Он тебя слушал не просто для виду. Мол, да-да, я весь внимание. Типичная маска, которая висит на лицах чиновников или тех же его коллег «по цеху», – рассказывала мне журналистка Зоя Ерошок. – Я уже привыкла к этому притворству. Вроде слушают, а на лице видно: по барабану. Абсолютно пустые глаза. Смотрят не на тебя, а в окно, в компьютер, отвечают штампами типа: «Как известно»… Ходорковскому никогда до фонаря не было. С ним было интересно. Он внимательно, нацеленно слушал, а потом так интересно отвечал, выводил беседу за рамки темы, на новый уровень… И главное – у него было всегда осмысленное лицо, наполненные интересом глаза…

Про этот его неподдельный интерес в глазах в разговоре с любым собеседником мне говорили многие, кто брал у него интервью или просто успел пообщаться с ним до ареста.

– Я лично брала интервью у него два раза. Последний раз – уже после наезда, перед самой посадкой, – рассказывает журналистка томского телеканала «ТВ2» Юлия Мучник. – Уже был арестован Лебедев, ситуация напряженная, самого Ходорковского уже вызывали на допросы в Генпрокуратуру. И вот он прилетает в Томск… Думала, откажется давать интервью. Когда не отказался, была уверена, что придется долго согласовывать вопросы с его пресс-службой. Но никаких согласований, на удивление, не потребовалось. При этом мне было заранее понятно, что в интервью Ходорковский будет взвешивать