обходя стороной деревни, дороги и открытые места. Прошагали немало километров, могли бы больше, но начала отставать Галина. Уже ее вещмешок несли, поочередно меняясь, Соловьев, Якимчук и Головков. Все равно приходилось останавливаться, ждать, пока догонит. На нее никто не обижался: даже бывалые солдаты иногда не выдерживают таких переходов и такого напряжения. А то девчонка, только что из гражданки, со школьной скамьи. Ей бы к маме, на танцульки побегать, а она на фронт, да еще на такое задание. Но что поделаешь… Время такое, тяжелое. Всем тяжело.

Головков пытался шутить.

— Галя! Ты все же имей в виду, что твой мешочек я несу больше всех.

Соловьев поворачивался и строго смотрел на Головкова, тот подтягивался и молча продолжал шагать. А через некоторое время снова балагурил:

— Галка! На привале пойдем с тобой цветы собирать?

На привале Соловьев распорядился:

— Головков! Выдвиньтесь на опушку, понаблюдайте за шоссе. — Головков молча взял вещмешок и автомат. Уходя, как бы на полном серьезе спросил:

— Можно Галина со мной пойдет? А то Якимчук не дает ей отдохнуть, все пристает со своими разговорами.

Молчаливый Якимчук что-то проворчал про себя и отвернулся.

— Идите, Головков! — повторил команду лейтенант.

На ночь устроились а лесу. Наломали еловых веток и расположились прямо на земле, под раскидистой сосной. Среди ночи услышали шум проходящего поезда: совсем рядом была железная дорога. Головкова осенило:

— Может, подъедем немного? Насколько я понимаю, эта линия идет в том направлении, в котором и нам предстоит двигаться.

Соловьев молчал. Предложение было заманчивым, хотя оно и не предусматривалось в указаниях капитана Андреева. Вышли к насыпи и стали наблюдать. Долго никаких поездов не было. Кое-кто из ребят тут же прикорнул.

В ту ночь они все же забрались на порожний товарняк на площадку в середине поезда — благо тут был подъем, и поезд сильно замедлял движение — и проехали почти до того полустанка, откуда им предстояло повернуть в сторону, к конечному пункту.

* * *

— Вот мы и пришли, — сказал, останавливаясь, Соловьев, — какая рощица, а?

Они стояли на опушке леса, а перед ними, метрах в трехстах, посреди поля на пригорке, красовалась небольшая роща с дубняком и белоствольными молодыми березками. Неторная полевая дорога вела от леса к роще. По правой стороне лес темной стеной уходил в ту сторону, откуда разведчики пришли, делал пологий изгиб, тянулся дальше на север и терялся где-то в туманной болотистой низине.

— А где же наша деревня? Где наш дом родной? — поинтересовался неугомонный Головков.

— Сейчас увидишь. Быстро, бегом по одному в рощу, — тихо скомандовал Соловьев.

Желание поскорее увидеть заветную деревню придавало силы, и уставшие разведчики легко побежали друг за другом по травянистой узкой дороге.

Расположились на крохотной полянке, к которой подступали поросли густого орешника. Разведчики сняли с себя вещмешки, оружие и растянулись на траве.

Отсюда, из рощи, просматривалась та часть деревни, где жил старик Афанасий Денисович. Другая часть, притом большая, пряталась за бугром.

Соловьев повернулся к Галине и сказал:

— Ну что, Галя, давай к деду в гости. Действуй по легенде. Все помнишь?

— Помню, — ответила девушка таким голосом, будто речь шла о самом обыденном, привычном деле.

— Если помнишь — шагай. Мы будем ждать тебя здесь.

— Всего вам, ребята, — сказала она, поднявшись. — Не скучайте, я скоро вернусь.

Оставив пистолет и вещмешок, Галина скрылась в лесу: пошла оврагом к выходу на шоссе. Потом уже появилась на дороге, у самой деревни. Разведчики видели, как она вошла в деревню.

В жаркие июльские дни в этих местах шли тяжелые оборонительные бои, и штаб армии несколько дней находился в лесу, недалеко от Дайновы. Майор Яблонский из службы тыла знал эти места: лет пять тому назад он учительствовал в одной из школ в районном центре, преподавал историю, и иногда приезжал сюда в выходные дни на озера на охоту. Охотником он был заядлым и при всяком удобном случае заводил разговор об охоте. Офицеры штаба даже подсмеивались над этой его чертой и порой отмахивались, когда тот приставал со своими охотничьими рассказами.

Как-то вечером во время ужина Яблонский снова стал расхваливать здешние места. Сидевший рядом начальник особого отдела, человек немногословный и молчаливый, вдруг обратился к Яблонскому:

— И знакомые здесь у вас есть?

— Есть, товарищ подполковник, как же им не быть, если я сюда не раз приезжал, на ночь останавливался.

Подполковник замолчал, как будто забыл об этом разговоре, но спустя пару дней он сам зашел в кабинет к майору и высказал ему свою просьбу.

После разговора с подполковником Яблонский навестил одного из своих знакомых — Афанасия Денисовича Жаворонкова. Афанасию Денисовичу в ту пору было за шестьдесят. Еще в годы первой русской революции со своими друзьями-односельчанами сжег хутор местного кулака и угодил тогда в ссылку. В первую мировую воевал и под Перемышлем получил осколок от немецкого снаряда в легкое. В гражданскую был сначала красным партизаном, а затем конным разведчиком в дивизии Щорса. Под Коростенем был ранен еще раз и тоже тяжело. Долго валялся по лазаретам и госпиталям, но выкарабкался.

Почетное звание «Красный партизан» так и осталось за ним навсегда среди его односельчан. Жаворонков первым записался в колхоз и был первым его председателем. Но старые раны давали о себе знать. Он стал заведовать колхозной пасекой. Последние годы жил один. Старуха как-то нежданно- негаданно померла, а дочка вышла замуж и уехала в соседнюю деревню. Звала к себе на постоянное жительство, но Афанасий Денисович отказался.

Приезжавшие из города охотники обычно останавливались у него, зимой — в избе, летом — на пасеке.

Старик обрадовался своему давнишнему знакомому, пригласил в дом. Попотчевал старик майора свежим медком. Поговорили, вспомнили былые дни, охоту, обменялись мыслями и о том, что ожидает их в скором будущем, которое уже грохотало в нескольких километрах от деревни.

В конце беседы Афанасий Денисович, заговорщески подмигнув, спросил:

— Сдается мне, товарищ майор, ты заглянул ко мне не только для того, чтобы проведать старика?

— А что, Афанасий Денисович, — в тон ему ответил Яблонский, — разве время неподходящее для нанесения визитов?

— Да, время, время, — посерьезнел старик.

— Угадал ты, Афанасий Денисович, не только с визитом вежливости я к тебе пришел, — сказал Яблонский после паузы и обстоятельно изложил ему причину своего посещения. Афанасий Денисович обрадовался этому поручению и не мог скрыть этого:

— Еще не совсем, значит, вышел в отставку старый красный партизан, еще послужит он своему народу.

Обсудили детали. Разведчики должны были обратиться к Афанасию Денисовичу и с его помощью приступить к выполнению задания командования.

— Ну, как там дела, ефрейтор?..

— Ефрейтор Штангльмайр, герр обер-лейтенант. Всё в порядке. — Денщик поставил у дверей спальни начищенные до блеска сапоги и застыл в ожидании дальнейших приказаний. Обер-лейтенант Штробах появился в дверях в галифе и нижней рубашке. Он потянулся, несколько раз присел, затем взял сапоги и, не обращая внимания на денщика, начал обуваться.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату