Телефон дребезжал так настойчиво, что фон Зиттарт вынужден был, наконец, протянуть руку.

— Вы могли бы подождать утра? — недовольно буркнул он, думая, что, как обычно, его тревожит личный секретарь. — Что? Кто? Да, понимаю… Да, да… Иду.

Осторожно, чтобы не разбудить супругу, государственный советник выбрался из постели, кое-как оделся, сунул в карман пистолет, перекрестился и вышел, погасив свет. Было около часа ночи.

У подъезда к нему подошел граф ван Гойен, которого он знал со слов Эриха.

— Чрезвычайное происшествие, господин фон Зиттарт. Супруга барона по недомыслию выдала вашу группу Кемпнеру. Надо что-то решать до утра, иначе конец. Немедленно повидайтесь с бароном. Но дома его нет.

— Он в штабе, — упавшим голосом ответил фон Зиттарт. — Я увижу его через полчаса. Но как это случилось?

Гай рассказал о том, что произошло в гостиной у баронессы.

— Спасибо. — Фон Зиттарт протянул руку.

Гай пожал ее со словами:

— Это в наших общих интересах.

…Барон фон Остенфельзен молча выслушал короткий рассказ друга и продолжал молчать.

— Что же делать, Эрих? — не вытерпел фон Зиттарт.

— Действовать!

— Но как?

— Если мы с тобой понимаем, что дело идет о жизни и смерти, нам нельзя проявлять малодушие.

— Ты во мне сомневаешься?

— Нам придется его убрать.

— Но говори, что делать!

…Было около трех часов ночи, когда у входной двери небольшой виллы Кемпнера начал назойливо звонить колокольчик.

Зигфрид Кемпнер мучился головной болью до двух часов, не желая лишний раз принимать сильнодействующее снотворное и надеясь, что боль отпустит. Но около двух он потерял надежду, проглотил две таблетки и понемногу начал забываться. Тут-то и зазвонил колокольчик.

В одной пижаме сонный штурмбанфюрер пошел открывать.

— Кто там?

— Гестапо! Открывайте!

Кемпнер отпер замок, снял цепь. Двое — офицер с пистолетом в руке и второй в гражданском платье — ворвались в переднюю и схватили хозяина под руки. Кемпнер узнал барона фон Остенфельзена. Второй был ему не знаком.

— Вы один? — спросил этот второй.

— Да. — Голова у Кемпнера была в тумане от таблеток, звуки доходили до него как бы издалека. Семья штурмбанфюрера еще не переезжала в Берлин, жена с детьми оставалась пока в Мюнхене.

— В кабинет, — тихо приказал барон.

Вошли в кабинет. Барон легонько ткнул Кемпнера в плечо.

— Лицом к стене. Где паспорт, который вы взяли у моей супруги?

— В мундире, господин полковник, в правом кармане, — как-то безучастно отвечал Кемпнер.

Барон нашел паспорт, спрятал его к себе в карман.

— Садитесь к столу, штурмбанфюрер.

Сам барон сел в кресло напротив. Второй стоял у Кемпнера за спиной с пистолетом в руке.

— Кто был у жены в гостях вместе с вами? — спросил барон.

— Какой-то граф… Голландская фамилия.

— Вот именно — какой-то! — печально усмехнулся барон. — Вы знаете, что это за человек?

— Не имею понятия.

— Совершенно правильно — не имеете понятия…

Будь Кемпнер не одурманен наркотиком, он непременно бы заметил, что барон волнуется. Лицо его было мучнисто-белого цвета. Казалось, в нем происходила какая-то внутренняя борьба и он сам безвольно ждал ее исхода. Но вот лицо его вдруг в один момент сделалось багровым.

— Этот голландский граф — враг Германии, — глухо произнес фон Остенфельзен. — Целый год мы строили ему ловушку, а вы все сломали. Он сбежал. Вы понимаете, что натворили? Это равносильно измене.

Кемпнер закрыл глаза. В ушах у него тонко позванивало, боль опять начинала остро пульсировать в висках и надглазьях. Он молчал.

— Что делают в таких случаях твердые люди, Кемпнер? — продолжал барон. — Или вы предпочитаете допрос с пристрастием и позорную смерть? А что будет с вашими детьми, с женой?

Кемпнер все молчал. Тот, за спиной, в черных кожаных перчатках, подвинул поближе к нему чернильницу и ручку, взял из стопки бумаги лист, положил перед Кемпнером наискосок.

— Мужайтесь, Кемпнер. И благодарите мою недалекую супругу — это она попросила нас пойти и все уладить с вами по чести. Пишите же.

Кемпнер повиновался автоматически. Под диктовку барона он коряво, пляшущим почерком написал: