Глава 10. Кому мешала Рэйчел Лурье?
Ювелир Захария Лурье и его жена Ребекка проживали в Сан-Джакобо. Их адрес я без особых хлопот раздобыла в полиции. Мне даже не пришлось беспокоить Кристофера Майлса.
Родители Рэйчел немедленно примчались в Нэшвилл и, как только полиция дала разрешение, увезли тело единственной дочери в Сан-Джакобо.
Бедняга Стенли не смог проститься с Рэйчел — полиция предпочла не рисковать. Из друзей Рэйчел только Рут и Энтони присутствовали на похоронах.
Я прикинула, что на поездку в Сан-Джакобо у меня уйдет два дня, и приуныла. Мне не хотелось покидать Нэшвилл сейчас так надолго. Что-то подсказывало, что стоит мне уехать, как события начнут быстро развиваться, будто только этого и поджидали. Я понимала всю нелепость и наивность подобных рассуждений, но ничего не могла с собой поделать.
В конце концов, что меня могло ждать в Сан-Джакобо, ведь Рэйчел уже почти шесть лет вела самостоятельный образ жизни. Вот если бы речь шла о ее похищении — тогда совсем другое дело. Тогда и впрямь надо начинать с ювелира…
Короче, я с легкостью позволила себе уговорить себя, что в тюрьме или университете куда больше шансов обнаружить что-нибудь стоящее. Я позвонила инспектору Майлсу и согласовала время посещения Стенли в следственном изоляторе. Предварительное согласие уже было получено накануне. Инспектор извинился, что не сможет позволить мне беседовать со Стенли Круассоном с глазу на глаз. Меня это вполне устраивало.
Я не испытывала симпатий к Стенли Круассону, но мне пришло в голову, что появляться с пустыми руками не слишком удобно. Ведь следует создать доверительную атмосферу между нами. Я купила три пачки «Мальборо», резонно заключив, что они не окажутся лишними: если Стенли не курит, отдаст их друзьям по несчастью.
От длинных волос Стенли остались лишь воспоминания, а борода нуждалась в обстоятельной прополке. Он начал сутулиться и выглядел намного старше своих двадцати девяти.
Нас провели в какую-то маленькую обшарпанную комнатушку с низким потолком и зарешеченным окном. Я решила, что эта неиспользуемая камера. Дышать было нечем, комнату не проветривали лет сто. Посередине ее стоял небольшой стол из тех, что обычно используется в забегаловках, и два простеньких стула из того же гарнитура. Наш конвоир остался стоять в дверях, а мы со Стенли расположились за столом.
Я выложила сигареты перед Стенли.
— Как вы узнали, что я курю «Мальборо»? — улыбнулся он.
Я поздравила себя с удачным началом.
— Женская интуиция! — усмехнулась я.
Проверенное средство. Я всегда ссылаюсь на женскую интуицию в таких случаях. Это сбивает мужчин с толку. Ведь они не понимают, что это такое, а многие даже отрицают ее существование.
— Большое спасибо!
— Не стоит благодарностей. Стенли, я бы хотела поговорить с вами о Рэйчел Лурье, — я не знала, уместно ли выразить ему соболезнования, помялась, но все-таки сделала это. — Я понимаю, что затрагиваю болезненную тему, и очень сочувствую вам, но мне необходимо знать: как по-вашему, кто-нибудь мог хотеть смерти Рэйчел? — запинаясь через слово, спросила я.
Стенли ссутулился еще больше. Он минуту помолчал, повертел двумя пальцами пачку сигарет, а затем произнес:
— Рэйчел… Сначала я просто хотел покончить с собой. Я думал, что ее по моей наводке убил Циклоп. Но потом инспектор сказал, что он все отрицает. Если он действительно не убивал Рэйчел, то выходит так, что я тоже не причастен к ее смерти. Но тогда кто же ее убил? Нет, у этой девочки не могло быть врагов. Она считала, что зла не существует. Просто человек иногда заблуждается… Возможно, это повлияло на выбор ею профессии. Ее убийство совершенно бессмысленно. Я не знаю, кто ее убил, и не знаю зачем. Я все думаю об этом. Вы знаете, что мы собирались пожениться?
— Да, Стенли.
— Может быть, вам покажется это странным, но в уголовном мире такое иногда случается. Вы же знаете, что я отсидел полтора года за соучастие в ограблении банка? — я кивнула, и он продолжал. — Я был еще девятнадцатилетним мальчишкой, связался с одной компанией, наркотики и все такое… Нужны были деньги. Вот меня и подбили. Я был новичок, и меня поставили стоять на стреме. Копы выросли как из-под земли. Нас всех повязали. Мне дали два года, но за примерное поведение срок скостили. Кое-кто подумал, что я подсадная утка. Да и в тюрьме, если бы Одноглазый не заступился, меня бы просто сожрали живьем. Короче говоря, есть люди, имеющие на меня зуб. Может кто-то из них затеял поквитаться со мной и выбрал самое уязвимое место — мою невесту.
— Мне вовсе не кажется странным ваше предположение, Стенли.
— Не знаю. Но никто из моих старых дружков ни разу не давал о себе знать. Я не получал никаких угроз от них. После тюрьмы я устроился автомехаником в гараж и вел тихий образ жизни. Мне казалось, что со старым покончено, меня с ним ничто больше не связывает, но видно, я поторопился…
— Можете ли вы назвать этих людей, я имею в виду тех, кто по-вашему хотел бы отомстить вам.
Стенли назвал три имени, и я их прилежно записала.
Я поблагодарила Стенли за беседу и, снова помявшись, пожелала ему удачи.
Уже подходя к дверям, я решилась на еще один вопрос.
— Скажите, Стенли, вы не жалеете о том, что сделали?
— Жалею… Но что теперь об этом говорить?
Инспектор Майлс занялся «друзьями» Стенли. У двоих из трех имелось железное алиби в виде железных решеток на окнах их тюрем, где они отбывали честно заработанные сроки. О третьем никаких данных в полиции не было. Инспектор изучил список участников пуримшпиля, но даже бин Ладен не вызвал подозрений.
Визит к Стенли оказался не слишком продолжительным, и у меня осталось время на поездку в университет.
На медицинском факультете я легко отыскала кафедру психологии и встретилась с научным руководителем Рэйчел профессором О’Коннором.
Высокий, с непропорционально узкими плечами, моложавый профессор был остановлен мною в коридоре у входа на кафедру. Он взглянул на часы, извинился, что может уделить мне лишь пятнадцать минут, десять из которых он потратил на лекцию о научной деятельности Рэйчел в области когнитивной психологии.
Профессор выпрямил длинные, плотно сжатые пальцы и, как бы пытаясь разделаться с воображаемыми оппонентами, самозабвенно разрубал воздух в районе моего носа. Его речь плавно выливалась на меня, и не существовало сил, способных остановить эту фантасмагорическую лекцию. Я стояла по стойке смирно, вжавшись в стену коридора, и, как завороженная, глазами кролика следила за руками профессора.
Мне казалось, что я участвую в неком психологическом эксперименте по исследованию влияния магических пассов на когнитивные способности человека. Эксперимент явно давал отрицательные результаты: из десятиминутного спича профессора у меня отложилось лишь то, что с уходом из жизни Рэйчел мировая наука, сама того не подозревая, понесла невосполнимую потерю. Можно без преувеличения сказать, что пара-тройка фундаментальных открытий в области когнитивной психологии произойдут на несколько лет позже. Профессор долго и подробно излагал суть этих открытий, но его пассы не позволили мне вникнуть в них. Я так и не поняла, почему эти открытия не сделаны до сих пор, раз профессору О’Коннору все о них известно.
Профессор пребывал в абсолютном убеждении, что Рэйчел ждала серьезная научная карьера. Также он дал высокую оценку ее моральным качествам и особо отметил гражданское самосознание Рэйчел: она одной из первых записалась в отряд волонтеров и приняла активное участие в оказании помощи жертвам недавнего урагана в Нью-Орлеане.
