Почему дана Дравелия должна была поверить именно ему, воин понятия не имел, но если так сказала Мирей, а врать жрица не только не умела, но и не имела права согласно сану, значит, так тому и быть. Он видел свой долг в том, чтобы поскорее покончить с затянувшимся делом, пусть не мечом, так словом. Эсгал взял взирающую с молчаливой благодарностью Минтану за локоть, сжал ладонь защитника Нала и исчез из зала совещаний. А компания, избавившись от приятных гостей, принялась интенсивно сплетничать.

– Значит, тебя, Мири, можно с присвоением очередного звания поздравить! – констатировала Элька, искренне радуясь за подругу.

– Умеешь ты говорить комплименты, – захихикал Рэнд над формулировкой фразы и почти серьезно полюбопытствовал: – Ты теперь, стало быть, высокая фигура в Храме Ирилии, а дорогуша?

Эльфийка смутилась, зато Лукас подтвердил, делясь с друзьями доступной сведущему большинству, изучающему все возможные пути постижения силы, информацией:

– Все так, мосье Фин, насколько мне известно, посвященных третьего уровня – Дланей Ирилии – в Древесном Храме не более ста, наша коллега же ныне перешла в разряд Очей Ирилии, коих менее трех десятков. Считается, что на таких жрицах лежит особое благословение богини, дар призывать ее силу в любые миры и большая ответственность. Целительные способности нашей коллеги весьма и весьма возросли благодаря возможности использовать высокую энергию милосердной Ирилии. Большим могуществом обладают лишь Уста Ирилии – посвященные первой ступени, коих не бывает более семи.

– Ух ты! – искренне подивился Макс такому мощному «апгрейду».

– А каким светом они светятся? – проявила академический интерес Элька, уже привыкшая к магической «цветомузыке»: то искрил Галов меч, упреждая беду, то чары Лукаса спорили по яркости с радугой, то сияла сила целомудренной жрицы.

– Белый – совокупность всех красок и абсолютная чистота, – благоговейно промолвила Мирей с истинным почтением истинно верующей. – В Устах Ирилии – ее сила.

Рэнд хрюкнул, подавляя смешок, Элька метнула на приятеля вопросительный взгляд, и он с извиняющимся полупоклоном в сторону жрицы пробормотал:

– Не сочти за оскорбление, Мирей, но, выходит, у прекрасной богини Ирилии сотня рук, три десятка глаз и семь ртов. Мне даже страшно спрашивать, как называются более низкие уровни посвящения, боюсь, от ночных кошмаров такой прелести не избавлюсь до конца своих дней!

Первой заливисто рассмеялась сама жрица, нисколько не рассердившись на языкастого вора. С улыбкой, развеявшей всю патетику, обронила:

– Ирилия ценит смех и добрую шутку, подчас радость врачует лучше любого из лекарств. Ни я, ни она на тебя не в обиде.

– А что, она меня слышала? – поперхнулся от неожиданности Рэнд, выронив карты, такого подвоха он не ждал.

– Конечно, – в глазах Мирей воссиял лучистый золотистый свет, а под этим вышним светом заискрились вполне привычные эльфийские смешинки, – ты же слышал, что сказал Лукас, отныне я Очи Ирилии, не только через длани мои идет сила богини, но и глазами моими она смотрит на мир.

– И тебе не страшно? – вырвался у Эльки невольный вопрос.

– Что? – с искренним недоумением спросила жрица, наклонив голову на бок, так что черные волны кудрей упали завесой.

– Ну… – Элька слегка поежилась, не зная, как точнее объяснить, что именно ее тревожит, – как-то неуютно это. Ты – это уже не только ты, а еще чьи-то руки, глаза или уши. Пусть этот кто-то даже очень хороший и ни капельки не мешающий личной жизни, а все равно неприятно…

Пусть хаотическая колдунья запросто сметала многие условности восприятия, доставшиеся ей в наследство от жизни в урбомире, но кое в каких вопросах даже Элька оставалась в границах старой реальности, отрицающей возможность для обычного человека этакого божественного симбиоза на грани самоотречения.

– Жизнь жрицы – в первую очередь служение и не только и не столько избранной богине, сколько тем, у кого есть в том насущная нужда, – спокойно отозвалась Мирей, объясняя элементарные, привычные для нее принципы. – Я рада незримому присутствию Ирилии за своим плечом в любое из мгновений жизни, к которому она снизойдет по собственной ли воле или в ответ на мольбу о помощи.

– В моем мире тебя бы канонизировали, Мири, – честно признала Элька, вроде бы уже привыкшая к тому, что ее высоконравственная подруга птица редкая, но только сейчас осознавшая насколько. – Причисли бы к лику святых и возносили молитвы в храмах, свечки бы ставили и иконы бы с тебя рисовали. Красивые были бы иконы, просто загляденье!

– Это ничего, что я сижу в присутствии святой? – забеспокоился в шутку Рэнд, встревожив своим вопросом наивного Макса.

– Мы дозволяем, – в отместку за ерничанье, с превосходно сыгранным царственным высокомерием кивнула эльфийка, и Шпильман облегченно заулыбался, понимая, что подруга шутит.

– А Рэнда, Лукаса и Гала посадили бы в тюрьму, – ляпнула Элька с беспечной улыбкой.

– Меня-то за что, мадемуазель? – жалобно воззвал белый и пушистый или, вернее, рыжий, пусть и пушистый, маг, даром, что наполовину инкуб.

– А как шарлатана, наживающегося на людском доверии! – отбрила приятеля колдунья и, подумав, предложила другую альтернативу: – Или в цирк на работу пригласили, опять же тебе и гардероб менять бы не пришлось, ты и так яркий, просто супер! Фокусы бы показывал, настоящая «магия и ее разоблачение», – слегка исказив текст, процитировала Элька Булгакова.

Лукас возмущенно зафыркал, похоже, версия тюремного заключения не так ранила самолюбие мага, как подозрение в принадлежности к племени фигляров, но с другой стороны оценка одежд как ярких склонному к эпатажу магу польстила. Рэнд хмыкнул в том духе, что «сначала поймайте и докажите», а Гал, слышавший все происходящее в зале совещаний благодаря волшебному перстню, промолчал не без мрачности, ибо и сам полагал, что давно заработал не только пожизненный срок, но и самую лютую казнь.

Словом, наскоро обсудив повышение Мирей, компания вновь вернулась к делам, вернее к наблюдению за делами, ибо Минтана и ее спутники как раз отыскали в погруженной в сон Твердыне Зад Се Дан место пребывания Высокого Табурета. Этим самым укромным уголком оказалась комната поблизости от той, где пили лайс гости, – рабочий кабинет даны Дравелии. Двери в ее кабинет не охраняли ни доблестные защитники, ни въедливый зануда Лаворий. Даже неустанно служащие своими магическими трудами Свету Лучезарному на ниве бюрократии нуждались в отдыхе. Возможно, полуночница Дравелия, не считая стражей Твердыни и каких-нибудь проштрафившихся субъектов, исполняющих наказание, была единственной бодрствующей особой, во всяком случае единственной на этом этаже башни.

Самоотверженная леди даже не думала ложиться спать. Обосновавшись за большим столом в обществе груды свитков, массивных гроссбухов и кучи прочей макулатуры, пожилая дама работала с таким усердием, словно стремилась наверстать все те годы, что прошли мимо ее пристальных глаз, затянутых пеленой болезни.

При виде тихо вошедших визитеров лицо Высокого Табурета отразило и сдерживаемую тревогу, и надежду. Конечно, за годы, что Дравелия пребывала в столь значительной должности, она научилась встречать ничего не выражающим взглядом любого – от последней послушницы до самого короля. Но сейчас женщину извиняло то, что никто из вышеперечисленных особ не являлся пред грозные голубые очи Высокого Табурета, «скромно» заявляя, что пришел спасти мир и тем более не возвращался по истечении нескольких часов после предполагаемого визита на гору Арродрим к Узилищу Темного.

– С добрыми ли вестями вы прибыли? – без всяких «дипломатических» проволочек спросила Дравелия, машинально разглаживая свиток, который читала перед этим.