молодой человек, по вполне понятным причинам, не мог, и едва ли дядя или кузен стали упоминать при нем столь малочисленную организацию, зная, что шансов на вступление у него нет. Говоря откровенно, мы считаем, что общество закончит свое существование, когда мы уйдем из жизни.

— Понимаю, — только и оставалось сказать Леноксу. Он попробовал зайти с другой стороны: — Значит, майор Батлер сейчас в отъезде?

— Боюсь, так.

— И вы знали, что ему я тоже писал?

Лайсандер засмеялся:

— Верно, знал, но ничего странного в этом нет. Вы, сыщики, подозреваете любого, чье поведение непонятно. Мне стало известно о вашей записке лишь потому, что мы с майором Батлером живем дверь в дверь, а все, что происходит в одном доме, всегда известно в другом.

— Не сочтите за грубость, капитан Лайсандер, могу ли я спросить, как случилось, что вы — ближайшие соседи?

— А, это целая история. Майор Батлер вышел в отставку гораздо позже меня. Дело в том, что я был тяжело ранен под Лахором. Вернулся в Англию, родителей уже год как не было в живых, я унаследовал довольно приличную сумму и решил обосноваться в Лондоне: так поступали многие военные, вышедшие в отставку. Во-первых, здесь жили друзья, которых я знал еще по школе в Хэмпшире, во-вторых — несколько бывших однополчан; кроме того, уже тогда я входил в клуб «Армия и флот» и решил, что лучше среды мне не найти. Таким образом, я переехал в эту скромную квартирку, где всего несколько комнат, и, как оказалось, не прогадал: клубы и тому подобные занятия поглощают большую часть времени.

— Да, понимаю.

— Когда в тысяча восемьсот пятьдесят втором году майор Батлер оставил службу, он зашел меня навестить. Во время восточной кампании он был моим командиром, но это не помешало нам стать настоящими друзьями, и, как только он сказал, что ему негде остановиться, я предложил свою гостевую комнату. Он, однако, не желая меня стеснять, собрался снять номер в отеле. Тогда я поговорил с домовладельцем, и вскоре майор Батлер получил в свое распоряжение свободные комнаты в нескольких шагах отсюда.

— Да, теперь все понятно.

— Прекрасное место для нас обоих: отсюда близко и до наших клубов, и до Пиккадилли. К тому же наши камердинеры тоже служили вместе, они с удовольствием коротают время вдвоем.

— Просто удивительно, вы продумали все до мелочей.

— Как же иначе? Я ведь уже говорил: переход к гражданскому образу жизни — дело трудное.

— Безусловно. Не могли бы вы рассказать немного о Питере Уилсоне?

При этих словах Лайсандер резко выпрямился.

— Простите, мистер Ленокс, но я не понимаю, какое отношение имеет этот вопрос к вашему расследованию.

— Видите ли, я ведь собирался с ним поговорить, — спокойно объяснил детектив.

— Кхм… Его нет в живых. Он покончил с собой. Ничего хуже даже представить нельзя. Я любил старину Уилсона как брата.

— Простите, что заговорил об этом. Я лишь рассчитывал, что вы знаете, почему он так поступил.

— Нет, не знаю. Хотя много бы дал, чтобы узнать.

— Еще раз простите.

— По правде сказать, мне и самому жаль, что ничем не могу вам помочь, — добавил Лайсандер.

— Пустое, как я уже говорил, ниточка была ненадежная. Премного благодарен за то, что уделили мне время.

— Не стоит благодарности, — ответил Лайсандер, провожая гостя до дверей.

Ленокс простился с капитаном, сбежал по ступенькам вниз, но этот человек никак не шел у него из головы. Приятный в общении, ничуть не вздорный и на первый взгляд честный человек. По манере держаться легко сойдет как за банкира, так и за того, кто грабит банки. С уверенностью можно сказать только одно: если Лайсандер преступник, то невероятно расчетливый, невероятно хладнокровный. Чувства для него значили мало. Если Лайсандер преступник, он никогда и ни перед чем не остановится, понял Ленокс и содрогнулся от этой мысли.

На изумрудной, как ирландский трилистник, площадке Грин-парка, под величавыми стенами Парламента, в этот день было тепло и удивительно красиво. Ивы клонились над озером, лаская нижними ветвями водную гладь, и, проходя мимо них, одинокие прохожие и парочки сменяли торопливый шаг на медленную поступь, а то и вовсе застывали на месте. Ленокс всегда любил смотреть на безмятежно скользящих лебедей. Два свойства дикой природы — красота и опасность — манят к себе человека, и они в равной мере присущи этим птицам: ведь ударом крыла лебедь способен сломать человеку руку.

Была еще одна интересная особенность: каждый лебедь в Англии принадлежал королеве Виктории. Хотя знали об этом немногие, убийство лебедя считалось оскорблением монарха, и за него могли покарать. Каждый год в третью неделю июля официальный хранитель лебедей ее величества загонял и пересчитывал птиц, и тогда же их подавали в королевском дворце и к нескольким избранным столам в Кембридже, Оксфорде, Йорке и Эдинбурге. Хотя лебеди немы, перед смертью они обретали голос и пели, и хранители один за другим испокон веков утверждали, что звук этот леденил им душу. Отсюда и пошло выражение «лебединая песня».

В раздумьях об удивительных традициях, которыми славилась его родина, Ленокс дошел до особняка Тото и Мак-Коннелла. В записке, приложенной к отчету следователя, Чарлз воздержался от поздравлений, полагая, что доктор захочет сам сообщить ему радостную новость.

Уже с порога он увидел, что друзья сидят в маленькой гостиной, и леди Джейн с ними. Особняк Мак- Коннеллов казался необъятным, но встречать близких друзей хозяева предпочитали в маленькой комнатке, где домашний уют не был подавлен великолепием. Мак-Коннелл, сияя, вскочил навстречу другу:

— Значит, ты уже слышал!

— Вообще-то да — и от всей души поздравляю, Томас!

— Мы с Тото очень рады, что ты будешь крестным. Но садись поскорее, располагайся.

Ленокс со смехом опустился на чудесный бело-голубой диван — последний крик моды и главный предмет гордости хозяйки — вернее, то, что было ее главной гордостью до Генри, Анны, Елизаветы или как там потом назовут ребенка. В комнате еще витал дух недавнего чаепития: пахло теплым хлебом и тающим сливочным маслом.

— Как ты, Чарлз? — спросила леди Джейн.

— Неплохо, совсем неплохо, а ты?

Но в их разговор вмешался Мак-Коннелл:

— Да, Ленокс, я хотел сказать, что не успел взглянуть на отчет следователя. У нас тут родственники рекой с самого утра, троюродные тетушки, двоюродные дядюшки, сам понимаешь.

— Не волнуйся, не к спеху, — успокоил Ленокс.

— Я займусь им вечером, когда Джейн и моя жена поедут к доктору. — Томас повернулся к Тото: — Дорогая, ты правда собираешься ездить к нему каждый день, пока ждешь ребенка? Ты по крайней мере помнишь, что я тоже врач?

Тото расхохоталась:

— Помню, конечно, дорогой мой, но малышами занимается доктор Виндзор, и он очень рад за нас, а мне нужно знать, что все идет хорошо. А у тебя своих забот хватает — дохлые коты, следователи с отчетами.

— Кстати, — вмешалась леди Джейн, — что за отчет следователя? Ты скрытничаешь, Чарлз?

— Ничуть, разве что так случайно получилось, честное слово. К сожалению, даже рассказывать не о чем: есть крохотный клуб под названием «Общество „Сентябрь“», который может иметь отношение к