и в его свете стало видно, что ситуация улучшилась, хотя множество черных пятен до сих пор и продолжали висеть на стене…

Ощущение, что его протягивают сквозь сложенную вдвое шелковую простыню, пришло внезапно. Егерь охнул, ощутив, как под ногами стало вдруг очень скользко, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и рухнул на спину.

Поморгал, оглушенный падением, и начал подниматься.

Как это бывало и раньше, сила трения пропала буквально на секунду. И теперь все снова было, как обычно. Но кратковременный катаклизм привел к тому, что в почти потухших кострах часть недогоревших веток оказалась на углях, и площадка перед домом снова оказалась подсвечена. А на стене больше не было ни одной твари: все они попадали вниз.

Где-то в глубине дома отчаянно матерился Обрез. Видимо, тоже чувствительно приложился и, к тому же, растревожил рану.

Егерь расслышал и голос отца Тихона. Похоже, что весь контингент лазарета все-таки выбрался на передовую.

— Поджигай, — скомандовал Обрез.

Тревожно загудело, и по стенам на темные фигуры хлынуло пламя. Густая жидкость стекала вниз множеством огненных ручейков, падала крупными каплями, с веселым жужжанием летела брызгами и прилипала ко всему, на что попадала. Вскоре все пространство внизу покрылось огненными пятнами.

— Прочь от окон! — орал Брага.

— Да снизойдет кара небесная на бесовские отродия! — громко прочел приговор отец Тихон.

Тихие шлепки возвестили, что вниз льют что-то густое, похожее на кисель. И это что-то тут же вспыхивало, не оставляя рядом с домом ни малейшего пятачка свободного от огня пространства.

Как зачарованный, Егерь смотрел на огромное огненное поле, по которому в полной тишине метались пылающие черные фигуры. Вот одна из них высоко подпрыгнула, словно пытаясь взлететь, да и рассыпалась комками желтого света. Вслед за ней начали лопаться другие…

Вскоре на медленно затухающей площадке перед домом не было заметно ни малейшего движения. Если какие-то из темных существ и уцелели, то стояли поодаль и подходить ближе больше не решались.

Егерь шумно выдохнул. Ничего толком не делая во время самого штурма, он ощущал себя абсолютно вымотанным.

Они выстояли.

Выстояли…

Поднявшийся на крышу Романыч, обнаружил Егеря сидящим на краю крыши свесив ноги. Молодой глава общины смотрел на звезды.

— Всем отдыхать на местах, — велел Егерь, не опуская головы и не дожидаясь вопроса Романыча. — Выставить часовых — пусть смотрят, слушают и, если что, жгут факелы. Обреза и отца Тихона в лазарет. Пусть Док их долечивает, а с героическими делами и напалмом завтра разберемся.

— Всё понял, — коротко ответил Романыч. — Тем более, что многое уже так и сделано. Иди спать.

— Тут останусь, — устало покачал головой Егерь. — Меня общий приказ тоже касается. Если что — сразу буду на месте. Только одеяло бы мне…

— Часовых выставлю и принесу, — пообещал Романыч и ушел вниз.

Егерь лег, ощущая спиной и затылком твердое покрытие крыши. Над головой, как и несколько миллиардов лет до этого, равнодушно светили сотни тысяч звезд. В подкравшейся тишине с пруда отчетливо слышался плеск волн.

Егерь закрыл глаза и заснул.

На этот раз без страшных снов, ведь они уже случились.

Наяву…

Егерь впервые встречал рассвет на крыше дома. Хотя на сон ушло всего несколько часов, он не только выспался, но и чувствовал себя бодрее, чем обычно. Открыв глаза и обнаружив над собой темно- красное утреннее небо, он услышал, как на соседней крыше лязгнул затворной рамой автомата часовой. Егерь отбросил в сторону одеяло, встал, потянулся, сделал несколько резких движений, пытаясь согреться. На улице было холодно.

— Стой! — крикнул часовой. — Стой, говорю!

— Зови главного, — донесся снизу смутно знакомый голос.

Егерь подал сигнал часовому, что, мол, слышал. И пошел вниз.

Отыскав Романыча, он растолкал его, попутно разбудил спящего в этой же комнате Брагу и велел по-тихому поднимать общину.

— Если не ошибаюсь, к нам снова прибыл Уралобург, — пояснил он сонным товарищам. — И на этот раз с начальником покрупнее. Как бы чего не вышло.

— Один не ходи, — хмуро сказал Романыч, щурясь спросонья. — Сейчас охрану организую, стрелков на крыши подниму.

— Хорошо. Пока мы разговоры разговариваем, особых проблем, скорее всего, не возникнет. Но, на всякий случай, ухо держите востро, — велел Егерь и вышел.

Как и в прошлый раз, делегация Уралобурга остановилась перед баррикадой на улице. Только теперь людей было значительно больше, а старшим пожаловал сам координатор Стас. Ему уже успели притащить из какого-то дома кресло.

Охрана, получив от Романыча строгие наставления, окружила Егеря плотным кольцом. Двое несли с собой самодельные бомбы, оставшиеся в лазарете после ночного штурма.

Стас задумчиво осмотрел подошедшую с другой стороны баррикады команду. Егерю показалось, что гражданин координатор уже успел приложиться к курительной смеси. Впрочем, выглядел при этом Стас не размазней, вполне уверенно. И пытался заранее произвести впечатление презрительной гримасой. Однако после пережитого ночью кошмара все его потуги выглядели просто смешно.

Егерь без лишних вступлений разъяснил:

— Если тебя сюда помедитировать принесло, ты сиди, а мы пойдем делами заниматься. А вы можете тут погулять. Только за ограждения не вылезать и не гадить по углам. За буйки тоже не заплывайте.

— Невежливо ты себя ведешь, бывший претендент на звание гражданина Уралобурга, — подал голос Стас, демонстрируя, что он не только абсолютно трезв, но и в состоянии говорить одновременно внушительно и вкрадчиво. — А ведь на самом краю ты. Еще немного и висеть тебе вниз головой на ближайшем дереве.

Еще вчера даже не подкрепленная доказательствами угроза могла бы произвести на Егеря впечатление. Он, конечно, не подал бы виду, но легкий мандраж пробрал бы. Сегодня же ему едва удалось удержаться от смеха.

— Ты зря угрозами сыпешь, — сказал Егерь, плечом отодвинув охранника и поднимаясь на баррикаду, чтобы оказаться выше Стаса. — Это твои люди, между прочим, пришли, поболтали, а потом без особого повода начали стрелять. Троих убили. А потом убежали, поджав хвосты. Так что любить мне вас не за что, а бояться — не с чего. Ваша территория меня не интересует. Торговать с вами я тоже не стану. Проваливайте.

— Горячие слова молодого человека, — снисходительно покивал Стас, поднимаясь с кресла. — Сколько таких храбрых парней гниет сейчас на улицах города — не сосчитать. Тебе не кажется, что это глупо — ради гонора ставить под удар всех своих людей? Обычно мы стараемся никого не убивать, но вы вчера оказали вооруженное сопротивление, а ты, к тому же, преступник, обвиняемый в убийстве бригадира. Пощады не будет никому. Вырежем всех, до последнего человека.

Стас говорил спокойно, но в каждом его слове, как гадюка в траве, шипела угроза. И возможности