– Как один? А мама? Папа?
– Нет, я один. Ни братика у меня нет, ни сестренки, ни даже собаки.
– А как зовут родителей?
– Папу – Андрюша, маму – Маша, дедушку – Вова, а бабушку – уважаемая Ольга Ивановна.
– А кем папа с мамой работают?
– Ой, папа читает газеты и журналы нюхает. Открывает и нюхает. А когда меня нет – я у бабушки, – папа и мою пижамку нюхает. Потому что скучает. Еще он по телефону все время разговаривает. И у него ухо от разговоров болит. Еще он все, что хочешь, может сломать. И пчел боится. И шмелей. Он кричит и маму зовет. А мама не работает. Только иногда по делам ездит. И за папой все чинит. И если пчела залетит, мама ее в форточку выгонит. Маму они не кусают. Маму все боятся – и папа, и мой брат, и пчелы.
– Мама с тобой сидит дома?
– Нет, дома она с компьютером сидит. И кофе пьет. А еще она гулять не любит и не ужинает. Только бабушке это говорить нельзя – она будет маму ругать и кормить. Бабушка всегда всех кормит. А если маму накормить, то она думать не сможет – у нее вместо мозгов еда будет. И она уснет. Хотя она и так раньше меня засыпает. Может прямо в одежде заснуть. А папа никогда не спит – он форточки регулирует от сквозняка и всех будит. Он всегда со мной мультфильмы в кинотеатре смотрит, а мама не смотрит. Она с приятельницей тетей Мариной кофе пьет и разговаривает. Ей с тетей Мариной интереснее, чем с мультиками.
– А ты кем хочешь быть?
– Сначала спортсменом. Потому что я много тренируюсь. А Соня на меня смотрит. Ей тоже шесть лет. Только мы иногда деремся. А потом я бензопилой хочу работать. Как дедушка. И дом Соне построю. Но бабушка говорит, что я буду премьер-министром Новой Зеландии.
– Почему Новой Зеландии?
– Не знаю. Бабушка знает.
– Вася, а какое время года на картинке?
– Весна, что ли?
– Почему весна? Посмотри внимательнее.
– На картинке все понятно, а на улице – непонятно. Все перепутано. То жарко, то опять одеваться надо.
После собеседования Вася вышел в коридор и начал носиться с другими мальчишками. Я стояла и смотрела. Ребята профессионально уходили от косяков, перепрыгивали через три ступеньки на лестнице, в последний момент на повороте огибали здоровенную кадку с цветком. Вася вляпался в стену, упал с лестницы, ударился ногой о кадку. Штаны сваливаются, рубашка наружу, весь красный.
– Мама, я так хочу в школу, – с восторгом сказал он, – почти так же, как собаку и братика.
Вот я никогда не хотела иметь ни братика, ни сестренку.
– Машенька, ты хочешь сестренку? – спросила меня моя мама, когда мне было лет пять-шесгь.
– Нет, – категорично заявила я.
– Почему? – удивилась мама.
– По тому что ей негде будет жить.
– Как это негде? А здесь? С нами?
– Ты имеешь в виду, в МОЕЙ комнате? Ни за что.
На этом тема была закрыта.
– Она вырастет у тебя эгоисткой, – говорила маме ее подруга тетя Света. – Машенька, а вот мама станет старенькой, кто ей будет помогать? – обращалась она ко мне.
– Я буду, кто же еще? – отвечала я.
– А если ты не сможешь? А так вас бы было двое. Ты бы не смогла – помогла бы твоя сестренка. Или наоборот. Или, например, тебе бы нужна была помощь, ты бы всегда к сестре обратилась, – убеждала меня тетя Света.
– А вам Виталик много помогает? И свою сестру вы ненавидите, – сказала я.
– Нет, она вырастет не эгоисткой, она вырастет чудовищем, – сказала тетя Света, которая всегда жаловалась на своего старшего сына и сестру. Сын был оболтус, не хотел учиться, не хотел работать и подворовывал деньги из родительского кошелька. Сестра тоже звонила только тогда, когда что-то было нужно. Чаще всего денег. К тому же моя мама работала юристом по хозяйственным делам. К нам часто приходили люди, которым она писала исковые заявления. Поскольку от меня ничего не скрывалось, то я с детства усвоила – когда речь идет о деньгах или имуществе, от родственников не стоит ждать ничего хорошего.
И в принципе тетя Света оказалась права – я выросла если не чудовищем, то эгоисткой точно – никогда не страдала от отсутствия в моей жизни близкого по крови человека.
Поэтому когда Вася стал просить «малыша» – братика или на худой конец сестренку, – впала в ступор. Я не знала, как на это реагировать.
– Вася, давай не сейчас. Ладно? – сказала я сыну. – Я сейчас работаю.
Вася кивнул. Я понадеялась, что он забыл. Не тут-то было. В кухонном ящике со столовыми приборами Вася нашел свои детские вилочку и ножичек. Я оставила их на память и все собиралась куда-нибудь переложить.
– Мама, а давай, когда у нас родится малыш, я ему свою вилочку отдам? – предложил Вася.
– Давай, – согласилась я и закатила глаза.
На следующий день Вася нашел на балконе пакет с детскими игрушками – я собиралась их отдать в добрые руки.
– Мама, смотри, мои игрушки, – радостно закричал сын.
– Да, Васенька, я хотела их отдать другому малышу.
– Какому?
– Вот у соседки есть мальчик маленький. Или еще кому-нибудь.
– Мамочка, не отдавай. Оставь, – закричал уже не радостно ребенок.
– Почему? Ты же добрый мальчик. И уже большой. Ты же в них не будешь играть.
– Оставь для нашего малыша. Пусть наш играет, а не чужой, – попросил Вася.
– Хорошо, – согласилась я и оставила пакет.
А еще через несколько дней я пыталась запихнуть в шкаф толстое ватное одеяло. Там же у меня лежали пакеты с Васиными детскими вещами. Я хранила все – ботиночки, комбинезоны, кенгурушку, стерилизатор для бутылочек, пледики, даже пеленальный столик. Не знаю почему, но отдать все это у меня не поднималась рука. Наверное, я все-таки хочу родить еще одного ребенка. И почему-то уверена, что будет мальчик. Иначе зачем я храню все это? Мальчуковое. Так вот, Вася увидел, что шкаф забит детскими вещами.
– Мама, у тебя в животике уже кто-нибудь завелся? – обрадовался он.
– Нет, Васенька, еще нет, – сказала я.
– Почему? Давай заведется. У нас же уже все есть, – показал Вася на пакеты.
– Вася, это так быстро не получается.
– Я подожду. Я научился ждать. Я ведь уже даже не кричу. Даже когда мультик не сразу начинается. Или если игрушку нельзя сегодня купить, а можно только через два дня. Я же жду.
– Вася, ты не сможешь сразу играть с малышом, – сказала я.
– Почему? – удивился Вася.
– По тому что он будет только есть, спать, какать, писать и плакать.
– А что он будет делать сначала – какать?
– Он будет пить, есть и сразу писать и какать. А потом уснет. А как проснется – заплачет.
– Почему?
– Потому что опять захочет есть, а потом – писать и какать.
– А потом?
Вася хохотал, пока я по двадцатому кругу пересказывала ему последовательность.
– А потом? – спрашивал сын. – Какать?
