— Да, он, кажется, живет на севере, — ответила Эллен. — Вернулся в Инвернесс в конце войны. Очевидно, он достаточно оправился для путешествия.

— Травма спины, — вмешался Элфред Уэстин. — Его корабль подорвался, и он пробыл два дня в спасательной шлюпке, прежде чем их подобрали. Храбрый и упорный человек. Пролежал семь месяцев в госпитале. Но я слышал, он уже ходит, хотя и с тростями. Он был здесь весной на мемориальном концерте.

Ратлидж вспомнил, как ранней весной он увидел Мередит Ченнинг, пытающуюся поймать такси, когда разразилась гроза, и предложил подвезти ее. Она говорила что-то о концерте в церкви Святого Мартина в полях.

— Удивляюсь, что она не вышла за него замуж, — продолжала Эллен Тайлер. — Я имею в виду, за своего зятя. Он был годами влюблен в нее.

— Кстати, о любви. Вы видели объявление о помолвке Констанс Тернер в «Таймс»? Я так рада за нее. Она заслуживает немного счастья. — Барбара улыбнулась. — Он тоже летчик.

Ратлидж знал мужа Констанс Тернер. Медфорд Тернер умер от сильных ожогов в начале 1916 года, когда его самолет разбился на фронте. Его извлекли из горящего самолета солдаты французской артиллерийской роты. Ратлидж и его люди наблюдали за воздушным боем, пока оба аэроплана не исчезли за горизонтом. Тогда он не знал, что в английском самолете Тернер, но видел, что это опытный пилот.

Они сделали заказ официанту, и разговор возобновился.

«Инвернесс очень далеко», — послышались в голове у Ратлиджа слова Хэмиша. У него был глубокий голос, не слышный другим обедающим, — последствия контузии, чувства вины, а затем и ночных кошмаров, начавшихся во время жестокой битвы на Сомме[1] в июле 1916 года. В клинике доктор Флеминг называл этот голос ценой выживания, но Ратлиджу это казалось мучительным.

Инвернесс с таким же успехом мог находиться в другом полушарии. После войны Ратлидж избегал Шотландии. И Хэмиш знал почему. Даже его единственная поездка туда по официальному делу закончилась скверно. Фактически он едва не погиб, утащив за собой Хэмиша.

В этот момент Франс обратилась к брату с вопросом, и ему пришлось вернуться к действительности.

Но после того, как он высадил ее у дома, принадлежавшего их родителям, и поехал в свою квартиру, Ратлидж не мог выбросить из головы слова: «Разве она не посещает своего зятя в это время года? Удивляюсь, что она не вышла за него замуж. Он был годами влюблен в нее».

Мередит Ченнинг никогда не говорила ему о своей семье или своем прошлом. А Ратлидж старался не задавать вопросы другим, дабы не привлекать внимания к своему неведению или интересу. Она была очень сдержанной — почти неестественная черта для такой молодой женщины. Ратлидж подозревал в этом результат того, что она видела и делала во время войны. Ей бы не понравилось то, как ее обсуждали сегодня вечером.

«Она отказывается позволить себе чувствовать что-либо», — говорил Хэмиш.

Так ли это? Должно быть, что-то причинило ей сильную душевную боль. Или кто-то. Потеря мужа?

«Удивляюсь, что она не вышла за него замуж… Он был годами влюблен в нее».

Когда уик-энд закончился, Уолтер Теллер довез Питера и его жену Сюзанну до их дома на Болингброк-стрит и поехал к своему банкиру. Там он договорился об уплате за обучение сына в школе и вернулся к своему автомобилю, думая о дневных делах.

Выполнив их, Уолтер только доехал до пригородов Лондона по пути домой, как ему стало не по себе. По лицу катился пот, зрение затуманилось, конечности стали свинцовыми, движения — скованными.

«Что не так, черт возьми?»

Он никогда не чувствовал ничего подобного.

«Я умираю?»

Уолтер стал подъезжать к обочине, но передумал.

«Если я должен умереть, то предпочел бы умереть дома. Не здесь, не посреди улицы. Я пережил многое — малярию, дизентерию, паразитов — и смогу добраться до Эссекса».

Он сосредоточенно вел машину, вцепившись руками в руль, заставляя мускулы работать силой воли и считая мили. «Почему здесь нет Дженни? Она бы повела автомобиль». Но вчера вечером у них вышел крупный разговор из-за отъезда Гарри в школу, и утром к Дженни было лучше не подходить, а тем более не заставлять ее ехать с ним в Лондон.

Появился указатель на Рептон. Ферма была у следующего поворота.

— Я не умер, — сказал себе Уолтер; его голос показался ему необычайно громким. Но он не мог объяснить, как добрался сюда из Лондона.

«Это не ты, а Гарри. Что-то случилось с ним…»

Машина словно сама по себе свернула на подъездную аллею, и при виде дома Уолтер нажал на клаксон.

— Дженни! — крикнул он. — Ради бога, выйди и помоги мне!

Все, что Уолтер мог сделать, — это надавить на тормоз и остановиться перед домом. Его руки отказывались открывать дверцу, а ноги — подниматься с педалей. Страх сковал его тисками — он не мог ничего сделать для своего сына.

Его жена выбежала из дому.

— Уолтер? В чем дело? Что случилось? — крикнула Дженни, глядя на его бледное, потное лицо и трясущиеся руки.

— Что-то случилось с Гарри.

— Он в Монмутшире, навещает Монтли…

— Знаю. Позвони им. Моли Бога, чтобы было не слишком поздно. Скажи им, что мы будем там так быстро, как только возможно.

Но как он сможет ехать в Монмутшир? Надо найти способ…

Дженни убежала в дом, а Уолтер сидел в машине, стиснув кулаки, закрыв глаза и стараясь услышать разговор внутри дома. Он чувствовал, что перестанет дышать, прежде чем жена сообщит ему ответ.

Вот и она — бежит к нему. Уолтер вглядывался в выражение ее лица.

— С Гарри все в порядке, Уолтер.

Молли, экономка, следовала за Дженни по пятам, вытирая руки о фартук.

— Я позвонила доктору Филдингу — он едет сюда.

Обессиленный, Уолтер неподвижно сидел в автомобиле. Теперь он мог умереть. Все было в порядке. Если бы это потребовалось от него, он бы понял.

Лондон, начало июня 1920 года

После нескольких дней дачи показаний по делу в Шеффилде Иен Ратлидж вернулся в Ярд, найдя суперинтендента Боулса страдающим от диспепсии и головной боли.

— Вы опаздываете, — огрызнулся Боулс, сердито глядя на Ратлиджа.

— На севере была сильная буря. Падали деревья, и часть дороги смыло.

— Если бы вы воспользовались поездом, как все мы, то прибыли бы вовремя.

— К сожалению, поезд тоже опоздал.

— Откуда вы знаете?