нелицемерная, которой одарён он щедро, с избытком. Мужчинам в таких случаях говорят одинаково — повезло же тебе, как же тебе повезло. Во искупление прошлых грехов Якову была дана удивительная возможность стать заботливым отцом и любящим мужем. Они уже выбрались из коммуналки, получили квартиру. Какие дети растут легко и без проблем? И эти не исключение. Люция, наоткатывая за смену горячих болвашек, неслась домой кормить свою ораву. В одной руке ведёрный бидон с молоком, в другой авоська с картошкой. Бегом, через две ступеньки, небось, насиделись голодные после школы. Она записывала их в библиотеку, водила в бассейн, решала с ними задачки и писала диктанты, зубрила стихи к утренникам и гладила ночами вороха рубашек, трусов, маек. Старшенький, Толя увлёкся дельтапланеризмом. Хорошее дело, думала, не будет болтаться по улицам. А он страшно разбился на соревнованиях под Оренбургом. Пришла телеграмма: «Срочно приезжайте, ваш сын в тяжёлом состоянии». Помчалась она. Почему-то она, а не Яша. Нашла Толю в местной больнице, невменяемого, тяжёлого, с серьёзной травмой головы. Подвиг материнской любви: каждое утро в пять часов она выходила из дома, гружённая сумками, шла на вокзал. Четыре часа в один конец. Четыре обратно. Она выходила мальчика, он стал подниматься, но травма головы давала о себе знать. Он кидал в неё чем попало, буйно ругался, гнал. А Люция: четыре часа в один конец... Вот так растила она троих детей её мужа. Валера пришёл из армии и с первых дней заступил на должность старшего брата. Нянчился с маленькой Леной, приглядывал за Петей, вразумлял Толю. Добрый Балерин нрав - материнские гены. Ни разу не упрекнул он мать, что взвалила на себя добровольно эту многодетную ношу, что лишила его, единственного сына, сладкого куска и красивой обновки.

Всем поровну - говорила она Валере.

Да, всем поровну - соглашался он.

Яшины дети быстро стали звать её «мамой». Детское сердце мгновенно откликается на материнскую любовь без любимчиков. «Всем поровну». Кроме неё самой. Ей ничего не надо. Вот откатала свои болвашки, справила Толе курточку, ещё откатала - Лене шубку, Пете ботинки. Ушла в отпуск, с отпускных отремонтировала квартиру. Мама, не мачеха. Отец? Загулял отец по новому кругу. Пришёл однажды торжественный и серьёзный:

Ухожу от тебя. Встретил женщину, полюбил...

Ушёл. И оставил её со своими детьми, правда, уже подросшими, не малолетками. Уставшее женское сердце не зашлось болью и на этот раз. Тихо, без истерик и упреков проводила она мужа ловить под чужими подушками увёртливую птицу счастья.

Пропал да объявился. Он всегда объявлялся, когда жизненные коллизии требовали от него серьёзных усилий.

Хочу построить дом для детей. Поможешь?

Ещё бы не поможет. Дети-то растут, не сегодня-завтра женятся. С готовностью впряглась в стройку. Таскала брёвна, месила цемент: для детей, для их благополучия. Уже стены были, уже крыша покрыта, уже полы настелены. Уже - можно жить. Зачастили пьяные компании. Сколько раз утром она приезжала сюда и начинала с того, что собирала пустые бутылки, сметала с пола окурки, со стола объедки. А один раз застала за этим занятием незнакомую женщину. Познакомились.

Надя.

А я Люция Ивановна.

Потом он будет долго объяснять ей, что Надя хороший человек и что Люции надо быть попроще. «Ну что вам вдвоём в доме места не хватит? »

Но больше Люция в том доме не показалась. Правда, вскоре Яков Корнеевич заболел, у него отняли почку. В больнице она не раз встречалась с Надей. Поздоровается и пройдёт мимо. А Яков всё вразумлял:

Да неплохая она, ну что ты обижаешься.

Вскоре умер. Хоронила Якова Надя. При живой жене, ставшей матерью его сиротам. Люции о смерти не сообщили.

Новый дом не принёс счастья. Напротив, стал причиной ссор между детьми, дом один, детей много. Она не вмешивалась.

И сейчас не вмешивается. «Пусть как хотят, мне ничего не надо».

Вот и участок под огород ей дали на заводе. Разделила его пополам Толе и Пете.

Они звали ее мамой, и сейчас зовут. Но заходят очень редко, и то, всегда на минутку. Она не ропщет. Она знает, как сложна жизнь и как тяжело сейчас молодым. Она не держит никакого зла на своих приёмных детей.

Но ведь обидно, очень обидно, Люция Ивановна, - всё приставала я к ней. - Растили, воспитывали, во всём себе отказывали, а теперь вот...