Нет? Конечно, маманя сказала вам, что он в командировке? А бабушка как партизан. Да он дома! Вот он, в той комнате, ему не велено выходить. Но вы посидите подольше, он выползет, в туалет захочет, выползет.
И тут дверь открылась. Из комнаты вышел человек. На костылях. Он осторожно переставлял ноги и виновато улыбался:
Давайте знакомиться. Я тот самый идиот. Меня зовут Илья Николаевич.
Феодора ненавистно глянула в его сторону, хлопнула входной дверью.
Так вот оно что. Марина, капризная, вечно недовольная, унылая Марина вышла замуж за инвалида. Конечно, она стеснялась сказать мне об этом, вот и слукавила насчёт командировки. Она всегда боялась жизни, обходила её стороной, всегда прогнозировала разные в нем катаклизмы и вдруг взяла на себя такую ответственность - сделала такой виг. Это был серьёзный поступок. Такой неожиданный и такой на неё непохожий. Как мало мы знаем друг друга, как мало мы друг друга понимаем.
Какая ты молодец, Марина! А дочка, она поймёт, молодые, они жестокие. Стерпится-слюбится.
Нет, у вас с Феодорой конфронтация серьёзная. Слушать не хочет о моём присутствии в коме Говорит матери: «Или я, или... твой идиот».
У него было хорошее, открытое лицо. Небольшая темная бород а, высокий лоб, глаза какие-то доверчивые.
Я прошу Марину оставить нас одних хота бы на недельку. Съездила бы куда-нибудь, в дом отдыха, например. Я попробую подобрать к ней ключик. Не хочет, - виновато улыбнулся он.
Мы долго сидели за столом. Позвали маму. Илья Николаевич рассказывал о невероятных случаях из своей адвокатской практики, мама то и дело подливала чай. И Марина успокоилась, сидела тихо, как-то пригорюнившись.
Не было только Феодоры, но так хотелось верить, что всё образуется, что забудутся обиды и попрёки и Марина обретёт, наконец, семейное счастье, покой, тихий, благополучный дом. На прощание Илья Николаевич пожал мне руку:
- Вы приходите почаще. Марине так не хватает общения. Крутится, как белка в колесе, я ведь, сами види» те, плохой помощник. А она, Марина — замечательная.
Мы вышли с Мариной на улицу, пошли в сторону метро.
- Как всё хорошо сложилось, - вырвалось у меня. - У тебя есть друг, твоя опора, поддержка.
Она остановилась вдруг, привычно опустив уголки губ:
- Да, тебе хорошо говорить. А мне этот Илья уже в печёнках сидит. Думаешь, легко бесконечно слушать его шарканье по квартире. Домой идти не хочется. И Феодора бесится. Вот где она сейчас?
Я не хотела слышать это. Но услышала. И слушала дальше:
- Неужели ты серьёзно думаешь, что у меня к нему любовь? Деваться некуда было. Где они, мои женихи? Разлетелись по свету. Болячки навалились. Врач и прописал: необходима постоянная супружеская жизнь. Что мне, на панель идти? А тут случайно, на скамейке в сквере с Ильей познакомилась. Смекнула: вот он-то точно не изменит. Кому он, кроме меня, такой нужен? За это я спокойна, никакой СПИД мне не грозит. Ты же знаешь, я брезгливая. Вот и терплю его теперь. А он, как блаженный, думает, любовь у меня. И ты тоже подумала? Всё у меня плохо. Муж доброго слова не стоит, и дочка истеричка, и мама с причудами. Все на меня одну, а где взять силы?
Знакомые однообразные нотки плаксивого Марининого голоса. Сколько раз я слышала его по разным поводам. И вот сейчас повод — её замужество, её давнее желание обрести семью, чтобы всё ладно, чтобы всё как у людей. И вот всё как у людей... А женщина, почему-то запретившая себе радоваться жизни, по какому-то, непонятно кем данному ей праву, отнимает эту способность у других. У старенькой мамы, которую согреть бы ей запоздало, отдать бы вековые долги, у дочки, которую с пелёнок терроризировала собственными неурядицами, дёргала, донимала жестокой своей любовью. И вот теперь ещё Илья. Человек, прибившийся к их дому в надежде на тепло и любовь. Понимает ли он цену Марининой любви? Пожалуй. У него проницательные и умные глаза. Наверное, оттого, что некуда теперь деться, делает он вид, что искренне верит в искреннее Маринино чувство.
Марина, Марина... Вот они, метастазы от твоего нездорового очага! Разошлись по всему организму твоей семьи, которая могла быть благополучной, крепкой, дружной, но вместо семьи стала жалкой горсткой людей, сбитых вместе, мучающих друг друга и себя. Ты, Марина, задала тон этой безрадостной жизни, на тебе вина, на тебе грех. Распорядиться доставшимся богатством, приумножить его, а не спустить с молотка, за это ведь с нас спросится. А было богатство, было. Была молодость, было