официальных бумаг вместо Бланка — чего Гайгер, фон Берг и Миндер пока делать не собирались. И не только из уважения к пропавшему.
Люсиль рассталась с Арсхадом. Он бесстыдно использовал в корыстных целях свое несчастное раздавленное горло и испытываемые девушкой муки совести. Целых три недели он жил за ее счет и действовал ей на нервы. Затем Люсиль выставила его за дверь. И раз уж она решилась на такое, то заодно избавилась и от сандаловых палочек. Они напоминали об Урсе Бланке.
Эвелин Фогт пыталась определить свой непонятный статус: следовало ли ей считать себя вдовой того, кто, возможно, был еще жив и с кем она определенно больше не живет, но и не рассталась как положено? Адвокат, призванный было представлять ее интересы в улаживании формальностей разрыва с Бланком, в меру сил помогал ей компенсировать эту потерю.
Альфреда Венгера временами терзали мысли: все ли он сделал, чтобы помочь Урсу Бланку? Может, говорил он себе, было бы разумнее отнестись к Урсу Бланку только как к пациенту, без оглядки на их дружбу? Как и прежде, по средам он обедал в «Золотом». По установившемуся между ним и господином Фоппой молчаливому согласию второй прибор со стола не убирался.
Рольф Блазер оставил дело Джо Гассера открытым до тех пор, пока Бланка официально объявят умершим. Чистая формальность. Он считал дело завершенным.
Пиусу Отту понадобилось несколько дней на примирение с мыслью, что Бланк улизнул-таки от него.
Целыми днями Урс Бланк был поглощен заботой о том, как удовлетворить потребности в калориях. По возможности он старался не трогать запасы из замороженных, сушеных и обезвоженных продуктов и питался дарами леса. В это время, в сентябре, лес ими щедро делился. Ради поддержания в организме жирового и белкового баланса Бланк собирал лесные орехи и буковые почки, варил из ирги, барбариса и собачьих роз богатые витаминами компоты. Часами вываривал сироп из листиков полевого клена.
И еще он собирал грибы. Поначалу брал все, какие, согласно справочнику, считались съедобными. Однако постепенно, перепробовав зеленый моховик, оранжево-красную сыроежку, монашью головку, гриб- кольцевик, коровью пасть, желтоножку и лисички, он стал разборчивее. Бывало, он проходил мимо целого выводка жемчужниц, если интуиция подсказывала, что где-то поблизости растут медные лисички.
Бланк жарил на кроличьем жире еловые рыжики или готовил на гриле разрезанные пополам белые грибы, пока они не сморщивались снаружи, а внутри не приобретали кремовый оттенок. То, что Бланк не успевал съесть в свежем виде, он высушивал на солнце или, что случалось реже, у костра на камне.
Прочие необходимые минералы и витамины добывались на полях и лужайках. В такие дни Бланк налегке покидал лагерь после обеда и устраивался на ночь где-нибудь на опушке. С первыми лучами солнца он уверенно выходил из леса в поисках лугового клевера, маргариток, тысячелистника и одуванчиков, из которых потом делал салаты, приправляя их полевым тимьяном и пастушьей сумкой. Время альпийской цицербиты — его любимого салата, — к сожалению, давно прошло. Зато теперь можно было собирать корешки лугового козлобородника, по вкусу напоминавшие козелец. И еще корни цикория — для горького отвара, — а также корни одуванчика, которые придавали приятный вкус заменявшему и первое и второе овощному вареву из смолевки и крапивы. Иногда он осмеливался подбираться к сараям, казавшимся ему заброшенными. Возле них произрастал «добрый Генрих» — дикий предок шпината.
Конечно, можно было обойтись и меньшим. Но работа, занимавшая чуть ли не весь день, помогала Бланку отвлечься от самого себя. Душа молчала, покуда удавалось направлять мысли и действия на телесные нужды. Процесс выживания превращался в механический труд. Бланк останавливался, когда уже валился с ног от усталости, чтобы заснуть как можно быстрее, иначе пришлось бы долго разгонять всякие мысли.
Как-то раз он с полной сеткой зелени возвращался по мокрому от росы лугу с очередной вылазки за витаминами. Вдруг на высохшей куче коровьего навоза он заметил группку грибов. Высотой они казались не более десяти сантиметров, с маленькими коричневыми шляпками, похожими на береты с острыми макушками. Бланк потрогал гриб пальцем. Тот был липким.
Грибы показались ему знакомыми. Позже в лагере он заглянул в грибной атлас и определил, что это psilocyben semilanceata.
Те самые остроконечные лысухи, которые в свое время стали виновниками безудержного веселья в типи у Джо Гассера.
Бланк разложил грибы у огня на теплом камне, чтобы высушить, и смотрел, как они постепенно желтели.
Сколь бы разнообразным ни было меню Урса Бланка, отсутствие некоторых продуктов на втором месяце его лесной жизни чувствовалось все острее. Это были масло, мука и сахар.
Что касается жира, то он кое-как обходился орехами и жиром добытой дичи, главным образом кроликов и, если везло, молодых косуль. Потребность в сахаре частично покрывалась за счет лесных плодов, стеблей дикого норичника и сиропа из кленовых листьев. Но главное, чего ему не хватало и о чем он вспоминал каждый день, был хлеб. В последнее время к хлебу добавилась соль.
Среди его запасов имелась наполненная солонка и килограммовая упаковка поваренной соли. Но он всегда понимал, что это было слабым местом его плана выживания и рано или поздно ему придется позаботиться о восполнении. Стремясь по возможности отодвинуть этот момент, он расходовал соль очень экономно. Наконец у него осталась всего щепотка, которую он распределил на гомеопатические дозы. И тогда Бланк решился спуститься в Риммельн.
Риммельн был знаком ему по первому походу в этот лес. Небольшая тихая деревенька, не представлявшая интереса для туристов и расположенная слишком далеко от главных дорог, чтобы начать здесь горные разработки. Он оставил тогда машину на стоянке перед давно заброшенным зданием школы. Кажется, там был молочный магазинчик, наверняка торгующий и продуктами повседневного спроса.
Бланк отправился рано поутру. Собственно, до деревни было часа два ходу, но он выбрал обходной путь. Путь этот лежал через труднопроходимые, но неплохо разведанные им места. Потом он вышел на туристскую тропу и шагал по ней до развилки, откуда тропинка поворачивала прямо к Риммельну. Однако Бланк не свернул, а продолжал идти прямо. Тропа пересекала небольшую, поросшую лесом долину. Только здесь он свернул, прошел вдоль ручья добрых два километра и оказался на проселочной дороге, которая вела из Ротхаузена в Риммельн. Переждав в кустах до девяти — того часа, когда, по его расчетам, в Риммельне вполне мог появиться путешественник, взявший билет на первый поезд до Ротхаузена, он продолжил свой путь.
То было самое время сенокоса. Деревня казалась словно вымершей. Перед магазинчиком стоял старый армейский мотоцикл. Из окна прямо над входом в лавку гремело радио. Диктор сообщил метеосводку, и его сменил мужской хор.
Урс Бланк дернул дверь. Над головой зазвенел колокольчик. В лавке пахло молоком и сыром. За прилавком лежали хлебные батоны разных размеров. С потолка свисали рекламные этикетки. Они сразу же закрутились от ветра, который ворвался внутрь через распахнутую дверь. На призыв колокольчика никто не вышел.
Бланк подождал какое-то время. Чтобы привлечь внимание, он еще раз открыл и закрыл дверь. Никого.
Может, позвать?
— Эй! — Но звук вышел какой-то кряхтящий. Он не пользовался голосом больше двух месяцев.
Бланк прокашлялся. Откуда-то из глубины донесся шум спускаемой в туалете воды. Затем шаги. За прилавком появилась грузная пожилая женщина в белом фартуке.
— Чего желаете? — буркнула она недовольно.
Бланк купил три килограмма соли, два килограмма растительного жира, два килограмма муки, четыре килограмма сахара, три плитки шоколада, два длинных батона копченой сухой колбасы, пять кусков мыла, зубную пасту, спички, провод и батарейки для давно севшего карманного фонарика.
— Надеюсь, вам не придется все это далеко тащить, — заметила женщина, наблюдая за тем, как Бланк укладывает продукты в рюкзак, потяжелевший сразу килограммов на четырнадцать.
— Нет, у меня машина в Буррене, — ответил Бланк. Этот отвлекающий маневр он придумал заранее,
