«Шарад», семья. Единственное, что указывало на вероятное самоубийство, — это множество прилагательных типа
Стоя под душем. Бланк перебирал другие причины, из-за которых мог чувствовать, что его совесть нечиста: Люсиль, Тролль, Эвелин, Кристоф Гербер, Хювайлер, Педро Мюллер, двадцатичетырехлетний чертежник, шестидесятисемилетний гармонист, спешивший на концерт.
Он пришел в контору и попытался сосредоточиться на работе. Но вместо этого просто сидел за столом, словно парализованный. Руки отяжелели, ноги отказывались нести тело. Всякая мысль, на которой он успевал сосредоточиться, оставалась в голове и прокручивалась бесконечно, будто запиленный CD. Бланк включил компьютер и начал работать над договором. Однако мигание курсора буквально загипнотизировало его.
Из апатии его вырвал звонок Хювайлера.
— Что вы сделали с журналистом? Он мне звонил с извинениями.
— Адвокатская тайна, — ответил Бланк.
— Если вы и впредь будете действовать в том же духе, я заново пойму, почему решил прокрутить это дело с вашей помощью. Недурно, недурно, доктор Бланк.
Он договорился с Альфредом Венгером примерно на одиннадцать. Это было первое в его жизни официальное посещение психиатра.
В тот самый момент, когда его провели в приемную, из врачебного кабинета вышла молодая женщина. Вскоре подошла очередь Бланка.
— Как ты себя чувствуешь? — перво-наперво поинтересовался Альфред Венгер, когда они расположились друг против друга.
Бланк описал свое состояние.
— Депрессия, — констатировал Венгер.
— По крайней мере, мне известна ее причина, — сказал Бланк и поведал историю о самоубийстве доктора Флури, а также о той роли, какую, на его взгляд, сыграл в этом деле он сам.
— Это случилось до твоего первого транса, не так ли?
— Верно. Начиная с субботы меня мучает совесть от всего того, что я натворил до транса, который теперь толкает меня на поступки, может быть, более страшные. Я веду себя так же, как и до твоей терапии. Разница лишь в том, что теперь я испытываю угрызения совести.
Бланк рассказал Венгеру о своей встрече с Педро Мюллером. О том, что угрозы приняли форму рукоприкладства, он не упомянул.
Венгер подыскивал формулировку:
— Нам не удалось обратить зло в добро. А добро, которое ты противопоставляешь злу, в тебе еще не окрепло.
— Добро против зла. Ты заговорил как священник.
— Как психиатр.
Бланк сохранил серьезную мину.
— Если честно: в твоей практике было такое, когда психоделический транс превращал человека в чудовище?
— Психиатрия не знает никаких чудовищ.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
— Лично я с такими случаями не сталкивался.
— А другие?
— Я пока в поисках.
— И как долго ты ищешь?
Этот вопрос смутил Венгера:
— После нашего первого разговора.
— То есть чуть ли не целую неделю.
— Примеры есть. Но во всех случаях описывается поведение во время транса. И ни в одном псилоцибин не применялся в чистом виде.
— А что?
— Известны случаи, когда люди, принимавшие дополнительные дозы амфетаминов, героина, кокаина или крэка, во время транса становились жестокими. Также описаны случаи трансформации личности после передозировки другими наркотиками.
— Я пробовал только грибы.
— Знаю.
— Что ты предлагаешь?
— Проанализировать твой случай.
Бланк недоверчиво посмотрел на приятеля.
— Психоанализ?
— У одного из моих коллег.
— Последствия будут сказываться еще лет двадцать, насколько я знаю.
— Думаю, в твоем случае меньше.
— Сомневаюсь.
Все остальное приемное время Венгер потратил на препирательства с Бланком, убеждая его в преимуществе и необходимости анализа. Когда же он выдохся, Бланк пообещал серьезно подумать над его предложением.
Прежде чем попрощаться, Венгер задержал приятеля:
— Еще один вопрос, Урс.
Бланк понял, что сейчас Альфред скажет нечто важное.
— В последние дни у тебя не возникало подозрений, что ты можешь быть опасен не только для котят?
На мгновение Бланк даже растерялся. Потом покачал головой:
— Ни разу. Разве что для моего психиатра.
После обеда зарядил дождь. Казалось, что в окне кабинета, как на экране, идет нескончаемый фильм о воде. Цветущие конские каштаны под окнами конторы стали походить на огромные букеты в витрине старомодного цветочного магазина.
Бланк стоял у окна и не мог оторваться от этого зрелища. Оно напомнило ему о подводном лесе и восстановило в памяти ощущения от плавания среди подводных кущей.
Примерно в половине пятого он ушел с работы.
— Сегодня я закончил пораньше, Петра, — бросил он мимоходом секретарше.
Уже в который раз ему послышался в ее «Приятного вам вечера!» полускрытый неодобрительный оттенок.
Спустя каких-то четверть часа Бланк семенил трусцой по лесопарку. Распустившиеся буковые кроны превращали капли дождя в тонкий водянистый туман. Он окрашивал стволы в темные краски. Голубой спортивный костюм Бланка прилипал к телу.
Бланк бежал как в трансе. Он уже преодолел тот момент, когда каждый шаг отдавался покалыванием в легких и болью в боку. От попадавшей в глаза воды очертания леса расплывались и все больше проступало сходство с подводным ландшафтом. Казалось, он вот-вот достигнет того же ощущения счастья, какое пережил в последние выходные.
К тому времени, когда Бланк добрался до своей машины, почти стемнело. На маленькой автостоянке, специально построенной для любителей спортивных занятий на природе, кроме его «ягуара», машин не было. Бланк подождал, пока восстановится ровное дыхание, достал из багажника большое махровое полотенце, на котором красовалась этикетка «Гранд-отель „Империал“», и принялся высушивать
