— Ягуар, — с уважением произнесла Марина.

— Че-орт… — обомлели капитаны.

Огромные, хотя, вероятно, и меньше льва, кошки метались внутри двух десятков клеток, жутко крича, бросаясь на прутья и пытаясь достать людей когтистыми лапами.

— В первый раз такое вижу, — признал ошеломленный Сандоваль. — Только на картинках…

Мотекусома улыбнулся и стремительно повел их дальше, показывая все, чем располагал: десятки видов попугаев сказочных цветов, кречетов, соколов и орлов, возле которых капитаны мигом застряли, отчаянно споря, за сколько дней можно выдрессировать такую птицу для охоты, и во сколько золотых песо обошлась бы она в Кастилии…

— Вам принесут таких, — пообещал Мотексома и решительно повел их дальше. — Смотрите.

Капитаны заглянули внутрь огромной, шагов пятнадцати в длину каменной лохани и отпрянули.

— Анаконда… — объяснил Мотекусома. — Издалека привезли. Здесь таких нет. Могу подарить.

— Боже упаси! — перекрестились капитаны. — У нас в Кастилии и своих гадов хватает…

А потом были никогда не виденные кастильцами кайманы и фламинго, гремучие змеи и райские птицы с хвостами в человечий рост, горбуны и карлики, волосатая женщина и невысокий, приветливый индеец, охотно показавший гостям оба своих пениса. И только в самом конце затянувшейся прогулки Мотекусома привел их в главное, стоящее поодаль самое просторное здание.

Капитаны вошли и замерли.

— Когда вы их арестовали? — перевела Мотекусоме Марина. — И за что?

— Они совершенно свободные люди, — улыбнулся Тлатоани.

— Кто они — португальцы? Или… наши? — резко развернулся к правителю Кортес.

Мотекусома выслушал перевод и рассмеялся.

— Здесь только тлашкальцы и мешики. Больше никого.

— Но они же белые! — заорал Кортес, тыкая кинжалом в сторону испуганно привставших европейцев, словно для смеху наряженных в изукрашенное индейское платье.

Мотекусома нахмурился, и оба его довольно крепких секретаря зажали вооруженного гостя с двух сторон — так, на всякий случай. Кортес тряхнул головой и сунул кинжал в ножны.

Мотекусома заговорил, толмачи начали переводить, а Кортес все смотрел и не верил.

— Они все зачаты здесь, нашими женщинами от наших мужчин. Просто раз в десять-двадцать лет кто-то рождается вот таким — светловолосым, а иногда и голубоглазым. Никто не знает, почему.

Кортес шагнул вперед и коснулся груди самого старшего.

— Ты откуда? Кастилия? Ломбардия? Арагон?

Тот испуганно, словно ища поддержки, посмотрел в сторону Мотекусомы и тут же забалаболил на местном.

— Я не понимаю, что он говорит, Великий Тлатоани, — перевели толмачи. — Что мне делать?

Кортес оторопел, подошел ко второму, затем к третьему, затем, по возможности учтиво поклонившись, но, уже теряя разум, обратился к немолодой огненно-рыжей женщине с пронзительно- синими кастильскими глазами… изо всех четверых его не понимал никто.

И тогда Кортес просто развернулся и побрел к выходу. Ноги не держали.

— Вот теперь можно и о деле переговорить, — мягко улыбнулся вслед Мотекусома.

Мотекусома вел их, как по ниточке, — строго этап за этапом. Убедился, что оба секретаря на месте, усадил капитанов перед собой, как равных, — на непривычно низенькие мягкие скамейки и распорядился пригласить Повелителя дротиков Иц-Кау-цина — единственного, кто по законам военного времени имел право видеть ход любых переговоров. И тут же, не давая кастиланам опомниться, перешел к делу.

— Ты, Элнан Колтес, уполномочен принимать любые решения о войне и мире, но сюда пришел с миром. Верно?

Марина перевела, и Кортес непонимающе тряхнул головой, — он еще был не здесь. А Мотекусома уже продолжал:

— И, как ты мог убедиться, наш Союз также ни разу не проявил враждебности ни к тебе, ни к твоему вождю Карлосу Пятому.

Кортес моргнул, с трудом сообразил, о чем речь, и был вынужден признать:

— Это так.

— Тогда, может быть, нам пора поговорить об общем союзе?

Глаза Кортеса заблестели. Он еще не до конца понимал, куда клонит Мотекусома, но чувствовал, что пока тот идет прямо к нему в руки.

— Почему бы и нет? — он повернулся к нотариусу. — Годой, доставай бумаги…

Годой достал «Рекеримьенто», и Мотекусома, выждав для приличия паузу, но, вовсе не желая выпускать инициативы, тут же продолжил.

— У твоего вождя Карлоса Пятого есть дочери?

Кортес растерялся, — столь неожиданным оказался вопрос.

— Так, он еще молодой…

— А сестры? Или двоюродные сестры по матери?

— Принцессы? Кажется, есть… а при чем здесь…

И тут до него дошло! А Мотекусома тем временем уже выслушал перевод, очень торжественно что-то произнес, и по спине Кортеса промчался ледяной ураган.

— Я думаю, мне следует породниться с твоим вождем доном Карлосом Пятым, — с некоторым неудовольствием перевела Марина и с некоторым ужасом — Агиляр. — Я согласен взять в жены его сестру.

Наступила такая тишина, что стало слышно, как на далеком стадионе ревет восхищенная толпа. И вот тогда Альварадо захохотал.

— Ты?.. Го-го-го! Принцессу Священной Римской империи захотел?! Го-го-го!

Мотекусома встревожился.

— Ты правильно перевела? — повернулся он к Марине.

Та кивнула.

— Тогда над чем он смеется?

Марина глянула на Альварадо и с искренним недоумением пожала плечами.

— Я не знаю.

Альварадо уже буквально рыдал от смеха, и постепенно на лицах даже самых осторожные капитанов появлялись кривые усмешки.

— Хватит! — заорал Кортес. — Альварадо! Заткнись!

Альварадо еще несколько раз гыгыкнул… и все-таки стих.

— Думаю… — после долгой паузы протянул Кортес и посмотрел Мотекусоме прямо в глаза, — это невозможно. Все сестры и двоюродные сестры императора Священной Римской империи дона Карлоса Пятого замужем.

Встревоженный смехом Альварадо правитель задумался и тут же нашел выход:

— Ты говорил, что высокородная Донья Хуана, мать великого вождя Карлоса Пятого — вдова.

— Ну…

— Тогда, может быть, она согласится еще раз выйти замуж?..

Кортес прикусил губу, и Мотекусома успокаивающе выставил вперед ладонь.

— Никто не собирается нарушать ее благочестивый покой против ее воли, но в интересах прочного