Высший совет Союза — Тлатокан не покидал зала для совещаний почти три недели. Судя по донесениям послов, те делали, что могли, и тянули, сколько могли, уговаривая кастилан не идти в Тлашкалу и не доверять ее заверениям о готовности породниться. Но и предложить Кортесу что-либо иное послы не имели права, — столица молчала.

— Вам придется приглашать их в Мешико, — первым осознал неизбежность встречи Мотекусома.

Он, хоть и утратил титул Тлатоани, но все еще оставался нужен Высшему совету, а права говорить, что думает, его не мог лишить никто.

Вожди молчали.

— И хватит тянуть, — покачал головой Мотекусома. — Кто тратит время впустую, тот проигрывает. Всегда.

Но вожди продолжали молчать. И вот тогда Мотекусому прорвало.

— Что вы молчите?! Вы хотя бы нового Тлатоани выберите! Сколько можно?! Двадцать дней прошло, а у Союза даже правителя нет!

— Я не знаю, что делать, дядя, — первым признал Какама-цин. — И в Тлашкалу их впускать нельзя, и сюда приглашать опасно.

— Но что-то же делать надо! — закричал Мотекусома.

Вожди вздохнули. Проблема не имела решений — вообще никаких. Скорость, с которой «мертвецы» поставили Тлашкалу на колени, потрясла всех, — Мешико пытался это сделать лет двести. Теперь же, если Кортес еще и породнится с Тлашкалой, произойдет слияние пяти племен: Кастилии, Семпоалы, Тотонаков, Тисапансинго и Тлашкалы.

— У вас только два пути, — нарушил тишину Мотекусома, — или убить их, или породниться с главным вождем кастилан — так, чтобы встать выше Элнана Колтеса.

— А что говорят разведчики, у вождя Кастилии Карлоса Пятого есть дочери, которых можно взять замуж? — осторожно поинтересовался Верховный судья.

— Разведчики его ни разу не видели, — за всех ответил ему Какама-цин.

— Да… в такой сильный род войти на равных трудно, — вздохнул Повелитель дротиков.

— Да, и кому он вручит свою дочь, даже если и захочет? — саркастично хмыкнул Мотекусома. — Тлатоани, которого все еще нет?

Вожди пристыжено опустили глаза. Змеиный совет, ревностно следящий за правильностью передачи власти строго по материнской линии, — от дяди к племяннику либо от брата к брату предложил четыре кандидатуры. Но ни один племянник и ни один брат Мотекусомы взять на себя ответственность в столь опасный момент не решился — даже Какама-цин.

— Может быть… ты согласишься… — с трудом выдавил Верховный судья. — Все равно лучше тебя нам сейчас правителя не найти…

Мотекусома криво улыбнулся. У него украли двадцать бесценных дней. Двадцать дней, за которые не сделано ровным счетом ни-че-го.

Падре Хуан Диас был потрясен: встречать будущих «зятьев», казалось, вышла вся Тлашкала. В Кастилии такие почести доставались разве что особам королевской крови.

Каждое племя и каждый род шли в своих одеждах и со своими знаменами и полковыми значками на длинных копьях. Затем под жуткий барабанный бой и завывания по улице прокатилась огромная процессия забрызганных жертвенной кровью и обросших космами до пояса жрецов с кадильницами, и падре тут же отметил, сколь похожи они на считающихся в Кастилии чуть ли не святыми юродивых и кликуш.

А потом начались бесконечные заверения в вечной дружбе, угощения, и вконец изголодавший брат Бартоломе так обожрался, что заболел, и падре Диасу снова пришлось отдуваться вместо него.

Впрочем, это было даже интересно. Необходимость присутствовать при каждой официальной церемонии, позволяла святому отцу все глубже вникать в душу этого народа, а однажды тлашкальцы по- настоящему его ошарашили.

— Здесь до нас только великаны жили, — ответил на какой-то вопрос одного из капитанов старый слепой вождь — отец Шикотенкатля. — Но Уицилопочтли их истребил.

Падре замер. Совпадение с Ветхим Заветом было налицо.

— Спроси его, откуда им известно про великанов, — дернул он за рукав Агиляра.

Старый вождь выслушал перевод, отдал короткое распоряжение, и в считанные минуты прислуга внесла… бедерную кость.

Капитаны охнули. Кость определенно была выше человеческого роста! Страшно даже подумать, каких же размеров достигал этот индейский «Голиаф» при жизни.

— Вот с кем стоило породниться, — хихикнул захмелевший Хуан Веласкес де Леон. — Мы бы тогда Мотекусому мигом в подданство привели…

Капитаны мгновенно помрачнели. Пожалуй, только в Тлашкале они осознали, насколько же силен Мотекусома. Богатый и сильный союз мог отправить на войну даже тридцать тысяч воинов! А, судя по рассказам, первоклассным было в Союзе и вооружение: копьеметалки легко пробивали любой панцирь, и даже камни для пращей были предусмотрительно заточены в форме пули.

А затем капитаны включились в игру под названием «очередная индейская жена», и лишь падре Хуан Диас да брат Бартоломе с сомнением покачивали головами, представляя, во сколько золотых песо обойдется капитанам покупка индульгенций, — конечно, если те останутся в живых.

И только затем, бесконечно поздно, дней через восемь после свадьбы, послы Мотексомы наконец-то получили из столицы внятный и однозначный ответ.

— Мотекусома готов принять Элнана Колтеса, — мгновенно передали они волю своего правителя.

В груди у Кортеса защемило, так, словно он прождал этого всю жизнь.

Послы Мотекусомы сразу же настояли, чтобы кастилане шли по хорошей дороге — через город Чолулу.

— Да, можно пройти и через Уэшоцинко, — признавали они, — но еды там почти нет, и холодно. Зачем вам такая плохая дорога?

— Эта дорога — гарантия безопасности, — встрял в разговор сидящий рядом с Кортесом старый слепой вождь. — Люди Уэшоцинко наши союзники, а мы теперь — самые близкие родственники Колтеса.

— А разве наш Союз когда-либо был опасен для кастилан? — резонно парировали послы.

Возразить было нечего. До сего дня Мотекусома не дал Кортесу ни единого повода к войне.

— Я подумаю, — пообещал Кортес.

Однако думал он совсем недолго — ровно столько, чтобы выслушать всех, вернувшихся из окрестностей Чолулы тлашкальских разведчиков.

— Леса возле Чолулы полны отборных войск Мотекусомы, — доложил первый.

— В городе уже готовы десятки «волчьих ям» для Громовых Тапиров, — принес жуткую весть второй.

— На крышах Чолулы спешно создаются запасы камней и устанавливают щиты для лучников, — сообщил третий. — Весь город — одна сплошная ловушка.

И тогда настал черед капитанов.

— Нам нельзя туда идти, — после недолгого, но напряженного обсуждения вынесли они окончательный вердикт. — Пушки в городе почти бесполезны, конница толком развернуться не сможет, а каменные стены даже аркебузы не пробьют.

Кортес невесело улыбнулся.

— Помните, сеньоры, сколь хорошо мы продвигались, пока индейцы верили, что мы — чуть ли не боги?

Капитаны помнили.

— А как легко мы одерживали верх, пока не убили нашего коня, помните?

Капитаны помнили и это.

— У нас остался только один козырь, — подытожил Кортес, — их вера в то, что мы непобедимы.