мозги, когда я соглашалась на эту изощренную пытку позвоночным столбом, постоянно подо мной двигающимся и наглядно, а главное – осязательно демонстрирующим анатомию? Да на море по сравнению с Монем вообще не укачивает! Там полный штиль! Незабываемые мгновения, приправленные тошнотой и головокружением! Если я переживу это, мне уже ничего в жизни страшно не будет! Ой, мне бы на травке полежать…
Какая экскурсия?! Какие местные красоты?! Тут бы выжить! Вся поездка превратилась в нескончаемый «праздник жизни»! Пыль в глаза, пыль в носу, песок в голове – и одна бесконечная дорога.
Шлеп-шлеп! Это бодро переставлял лапы пушистый садюга.
Ш-ш-ш-д-д-д! Это я съехала на одну сторону и немного назад, прикусив язык и пересчитав минимум три позвонка. Замечу с намеком – не моих.
Гм… подкатил к горлу комок.
Ум-м-м… спустился обратно.
– А-а-а! О-о-о! – в голос орала я.
Меня никто не слушал. Даже тролль не оглох.
Все зеленые великаны крикоупорные или мне один такой попался? И так по кругу, до бесконечности!
И вдруг это закончилось… Зажмурившись, я боялась поверить негаданному счастью. Неужели мы куда- то приехали? Я открыла левый глаз: Боже, какая красота! Воздух! Голубое небо. Чирикающие птички. Рощица деревьев с дрожащими на ветру серебристыми листиками – ольха, кажется. Я открыла слезящийся второй глаз. Небо от меня никуда не делось, но стало слегка покачиваться вместе с деревьями и птичками.
В такт остальному ненадежному и коварному миру под руками зашевелился тролль Мыр и попытался слезть на землю.
Сейчас! Разбежался!
Мои пальцы, намертво вцепившиеся в одежду тролля, свело судорогой, и никакая сила на свете не могла меня заставить их разжать.
– Э? – спросил Мыр, до которого дошла очевидная истина: спуститься он может только со мной на спине. Причем я буду вместо рюкзака!
– Изн, – пискнула вместо «извини», старательно сражаясь с настырным комком в горле, никак не желающим дать работу посаженным голосовым связкам.
– Ага. – Тролль нащупал мои руки и попытался отцепить.
Фигушки! Попытка провалилась. Немного подумав, он хмыкнул и разорвал на себе рубашку. Вылез из нее, спрыгнул на землю и снял меня.
Вот стою я на полусогнутых ногах, которые искривились колесом и никак не хотят соединяться вместе, сжимаю в руках рубаху, чувствую под ногами твердую землю и счастливо улыбаюсь. Меня все еще качает, на лице крупными буквами прописан полнейший дебилизм, а в душе ощущение безграничного блаженства.
Жизнь прекрасна! Особенно без колючего коврика между ног! Вот оно – счастье!
Меня окружили эльфы, теребя и расспрашивая. Их слова проходили мимо ушей, а с губ не стиралась улыбка чокнутой дурочки. Не знаю уж, на какие мысли это их навело, но вывод они сделали правильный:
– На лошади Леля одна не доедет.
Вот это я услышала и энергично закивала, подтверждая догадку.
– Как будем решать проблему? – задал волнующий всех вопрос блондин. – Телегу купим?
– Не, – отказался тролль. – Не пройдет. Лес. Болота. Тропа плохая.
– Тогда как мы ее повезем? – осознал всю глубину проблемы шатен. – Пешком пойдем?
От такого предложения мне почему-то стало жутко. Глаза навели резкость, очертания предметов обрели изначальную четкость.
Я и «пешком» – понятия абсолютно несовместимые. О! У меня мозги включились! Cogito ergo sum[4].
– Не-а, – опять выступил тролль. – Не дойдет.
С каждой минутой он мне нравился больше и больше. Может, потом эйфория схлынет, а пока я была ему весьма благодарна, что и выразила, восторженно уставившись слегка расфокусированным взглядом. Он мой взгляд проигнорировал. Тогда я обиделась и выключила восторженность.
Зачем зря гонять, если не замечают? Неэкономно!
– Что ты предлагаешь? – осведомился брюнет.
Мыр на меня посмотрел, почесал затылок и, крякнув, подарил идею:
– Пущай пока тута посидит.
Молодца! Хвалю. Интересно, как он себе это представляет? Я шагу сделать не могу, не говоря уж о том, чтобы присесть!
– …С Монем.
Нет, только не это! Мне сейчас лишь его любвеобильности не хватало!
– А мы на ярмарку.
Они еще немного посовещались кружком, временами отпуская в адрес скрюченной наездницы (или монеездницы?) ехидные смешки и опять утопая лицом в тесном кольце заговорщиков. Со стороны поглядеть – сенаторы точат кинжалы перед приходом Цезаря. Намитинговавшись, тролль со товарищи отвели Моня в тенек и перенесли меня туда же. Я косноязычно просила хрупкий товар не кантовать, даже соглашалась дать нарисовать на себе большую рюмку с надписью, но была непонята малограмотным населением, далеким от достижений цивилизации. Мужики скооперировались, дружными усилиями кое-как усадили хладный девичий полутруп доживать последние часы под теплым боком животного, вручили фляжку с водой и ушли. А я осталась страдать о своей несчастной доле.
Где-то примерно через полчаса доля показалась мне не такой уже тяжкой, и жизнь стала обретать новые краски. Это начали отходить, отмерзать и открючиваться застывшие мышцы, части тела и все то, что было деформировано в процессе долгой верховой езды.
С наслаждением вытянув ноги, я прислонилась к Мониному боку, хлебнула водички и принялась от нечего делать обозревать окрестности, куда занесла меня нелегкая. В этот раз судьба занесла, дала пенделя и оставила меня на окраине большого села, куда стекались аборигены на ярмарку. Недалеко от моего месторасположения вдоль старинного тракта сновали туда-сюда пешеходы (изредка, на плечах много не унесешь), пускали пыль в глаза (буквально) лихие всадники и, безбожно скрипя, проезжали медлительные воловьи повозки – груженые туда и порожняком оттуда.
Основную массу покупателей и продавцов составляли люди. Чаще всего – селяне, одетые в мешковатую одежду неброских цветов. На мужчинах – обычные полотняные штаны и рубаха, головы от палящего солнца прикрыты широкополыми шляпами из крашеного толстого фетра, чаще всего коричного, темно-серого или горохового колера. Женщины щеголяли в длинных юбках, блузах и платках всевозможных цветов. У многих одежда была украшена замысловатой вышивкой.
Иногда в сторону ярмарки проскальзывали эльфы – именно что проскальзывали! – пару раз я заметила гоблинов и одного демонстративно бездельничающего орка. Все они спешили на торжище с пустыми руками, видимо, за покупками.
Вскоре на меня начали обращать внимание. К моему лежбищу по очереди приближались три-четыре тройки дюжих молодцев деревенской наружности, в цветастых рубахах, плиссированных штанах и начищенных сапогах. Все как один с модной в их местности прической под старорусского приказчика: волосы на прямой пробор и свисают по обе стороны лица. Для верного сердцепронзающего результата пейсы щедро смазаны маслом. Надо признать, цветовая гамма их праздничной одежды тыкала пальцем в глаз моего художественного вкуса и сильно его тем обеспокоила (и вкус, и глаз!), вызывая раздражение кричащей несочетаемостью расцветок и стиля. Больше всего мое хрупкое девичье воображение поразил один из деревенских щеголей, упакованный в зеленую рубаху, щедро разукрашенную поросячьего цвета умопомрачительными розами. Это великолепие прекрасно оттеняло его пышущее здоровьем лицо, радующее взгляд чахлого городского жителя ярким свекольным румянцем. Кстати, по фактуре и объему