— Я имею в виду, — говорит он, задумчиво гладя себя серебряной ручкой между нижней губой и подбородком, — что вы о нем думаете?

В груди у меня затихший было ударник, вновь вернулся на сцену и заиграл свое бонго.

— Ну, там было… э… очень жарко… — Джон Сэмпсон поднимает бровь и согласно кивает. — …и люди были… очень доброжелательные… и вообще там было… мило и…

Он поднимает руку, останавливая меня:

— Хорошо. Расскажите немного о своем опыте работы.

Господи! Сейчас я провалюсь. Очевидно, предполагается, что я должна… что я должна делать на своей работе? Совет психолога: чтобы успокоиться, надо представить того, кто проводит с вами собеседование, в нижнем белье, тогда страх уйдет.

Ладно, рискну представить его себе в плотно облегающих жокейских штанах. Черных. «Кэлвин Кляйн».

— Опыт работы… — тяну я, представляя его себе почти голым. Нет, это не помогает. Без одежды он становится еще более грандиозным и наводящим ужас. А этот его бугорок? Он слишком отвлекает. Я даже думать не могу. — Мой опыт…

— Давайте, я вам помогу, — произносит он голосом, который моментально делает его застегнутым на все пуговицы. Он начинает читать то, что написано в моем заявлении, и во время чтения брови у него то поднимаются, то опускаются. — Два года работы в агентстве «Глори» в Лондоне. Страшим бухгалтером. В ваши обязанности входили подготовка пресс-релизов, поддержание связей с клиентурой, договоры с фотографами, создание информационных пакетов для прессы… — он продолжает читать, и я киваю головой при упоминании о каждой своей обязанности, как будто вспоминая, как и в самом деле делала это.

К этому моменту искусственный загар на моем лице — это последнее, что меня волнует.

Прочитав список моих обязанностей, Джон Сэмпсон закинул ногу на ногу и положил мой бланк на стол. За его спиной в широком окне офиса виден Лидс — уходящие в небеса деловые здания, новые гостиницы, краны, кажется, что весь город строится и растет. Я могла бы стать его частицей. Присоединиться к чему-то важному и роскошному. Господи, мне нужна эта работа!

— Список внушительный, — с непроницаемым лицом говорит он.

— Да, — соглашаюсь я, — это была серьезная работа.

В его глазах мелькает что-то подозрительно напоминающее насмешку, и он запускает пальцы в свои черные кудри. В глаза мне стреляет отблеск от его часов, ослепляющих своей серебристой дороговизной.

— Если нетрудно, напомните мне, кто у них сейчас отвечает за организацию работ.

— Простите?

— Ну, в «Глори». Кто был вашим начальником?

Его глаза пронзают меня насквозь, и сейчас уже я сижу перед ним в одном белье. Так-то вот. Я начинаю подозревать, что та улыбка в лифте не была ободряющей, что то была улыбка льва, приглашающего аппетитную газель зайти к нему в клетку.

— Моим начальником?

Он кивает, все еще не отводя от меня взгляда:

— Да, вашим начальником.

В дверь стучат.

— Войдите, — откликается Джон, недовольно прикрывая глаза.

Я поворачиваюсь к открывающейся двери. Это та девица с челкой, это ее голова просовывается в дверь.

— Ну что такое, Карла? У меня же собеседование.

— Я знаю, Джон, — отвечает челка, жуя резинку. — Простите. Но это очень важно.

— Одну минуту, — говорит он мне, и я наблюдаю, как его могучий зад, туго обтянутый жокейскими штанами, исчезает за дверью.

Одна минута. Этого как раз хватит, чтобы выпрыгнуть из окна. Шесть этажей. Хлоп, и все кончится.

Ах, черт! Эта челка. Теперь я вспоминаю, где раньше ее видела. В магазине. Я накладывала ей макияж в пятницу недели две назад. Фиолетовые тени на глаза, бледно-матовый крем-основа, прозрачная пудра, контур для губ, рабочие тона. Я даже помню, что объяснила ей, как под скулами нужно накладывать жидкие румяна, чтобы придать лицу объем.

И что, она решила так вот меня отблагодарить?

Подожди, подожди. Успокойся. Может быть, ты ни при чем. Может быть, что-то «важное», это совсем другое, ко мне отношения не имеющее. Мне надо постараться…

Дверь открывается так резко, что по комнате пробегает легкий ветерок, от которого первая страница моего заявления взвивается в воздух.

— Так, — говорит Джон тоном «вернемся к нашим баранам/лев возвращается к прерванному обеду». — На чем мы остановились? Ах, вот здесь. Вы собирались назвать мне имя своего начальника в агентстве «Глори».

— Да, — протягиваю я, все еще стараясь выиграть время. — Моего… начальника… звали… — и я вспоминаю, вытягивая из памяти время учебы в университете, когда я писала диплом на тему «Связи с общественностью в косметической промышленности». Я цитировала в нем основателя и исполнительного директора компании «Глори» раз пятьдесят. И его имя было… — Питер… Ричмонд…

— Ах да, конечно, — говорит Джон Сэмпсон почти ликующе. — Старина Питер.

Черт, они знакомы! Я ностальгически киваю головой: старина Питер.

— Да, м-м-м, наверное, мне следует сказать вам, почему я считаю, что подойду вашей компании. Дело в том, что я внушаю доверие, и люди говорят, что я хорошо работаю в коллективе и…

Опять тот же останавливающий жест рукой.

— К этому мы еще вернемся. Во-первых, мне интересно, что вы думаете о старине Питере. Интересный типаж, не правда ли?

— Да уж, конечно, — говорю я, подхватывая на лету. — Тип еще тот. Хотя я не очень хорошо его знаю, он ведь не часто бывает в офисе. Он любит командировки и уезжает далеко.

— Очень далеко, с этим не поспоришь, — замечает он, подавляя смешок.

— Но знаете, иногда он все же приходил в офис посмотреть, как мы без него справляемся.

— Вам приходилось делать какую-нибудь работу непосредственно для него?

— М-м-м, да. Ему нравилось, как я излагаю материал, поэтому он часто просил меня написать для него пресс-релиз или какой-нибудь рекламный материал или…

— Некролог?

Пространство комнаты тесно смыкается вокруг меня:

— Что?

— Он же умер. Вы не знали? Он умер от разрыва сердца на почве перенесенного стресса в тысяча девятьсот девяносто восьмом году. Что произошло, если судить по вашему заявлению, за три года до того, как вы стали работать на него.

Теперь умереть хочется мне.

— Я… м-м-м, да… Я сейчас все объясню. Эти даты… в заявлении… я, должно быть…

— Видите ли, — прерывает он меня, — это характерно для связей с общественностью. В нашем деле стрессы испытываешь постоянно. Это нельзя сравнить, ну, скажем (давайте возьмем что-нибудь наугад, просто из воздуха)… скажем, с работой в магазине.

Все. Я сижу перед ним совершенно голая, на мне даже белья нет. Роста во мне сантиметров пять. И я на волосок от того, чтобы не взобраться на письменный стол и не броситься в окно.