исполкома. Старуха с цветами была на посту.

После некоторого колебания приезжий полез в карман и вытащил последнюю тысячную бумажку.

— На все, — сообщил он веско, но вместо двух ловко выдернул из ведра, где томились цветы, три мальвы, а на робкое возражение хозяйки ответил:

— Я же не сказал сколько! Я сказал — на все.

— Надо же, какой ты ходовой. Чистый демократ.

После чего покупатель, вынув из кармана носовой платок, обернул им стебли и, держа букет перед собой в вытянутой руке, как держат радиоактивные счетчики Гейгера, быстро пошел прочь.

«Интересно, кто на этот раз вселяется в исполком: биржа, общество финансовой поддержки народов Севера или японская секта?» — подумал он, наблюдая необычную суету около старого здания, в которое дюжие Святогоры и Буслаевы переносили из припаркованных тут же фургонов блещущие лаком и кожей столы и кресла.

Обогнув исполком, он завернул за угол, обнаружил там искомую табличку с названием улицы «Есаульская», нашел дом номер восемь, поднялся на крыльцо и решительно постучал в дверь.

Дом был одноэтажный, судя по вафельным номеркам, прикрепленным над дверью, за ней скрывалось всего две квартиры, но гостя ждали, дверь распахнулась, и на пороге появилась молодецкая фигура Кочегарова. С подозрением, как опытный конспиратор, осмотрев улицу, он, жестом предложив гостю войти, сообщил:

— Наши все тут. Ждем. Познакомьтесь с хозяйкой квартиры.

Навстречу Николаю двинулась полная с лиловыми губами брюнетка. Она, очевидно, уже слышала о госте и его необычном предложении и поэтому испуганно смотрела на него широко раскрытыми коровьими глазами.

Здесь в комнате, заставленной потертой мебелью, которая помнила и послевоенные годы всеобщего энтузиазма, и блаженные десятилетия застоя, сидели остальные два галеасца.

— Не будем терять время на обмен верительными грамотами. Приступим? — начал гость. — Вы хотите услышать от меня, что это за предприятие, участвовать в котором я вам предлагаю, и какие оно сулит прибыли? — Он расстегнул чемоданчик и, достав конверт, помахал им. — Все просто, как реклама подгузников «Памперс». Ответ лежит здесь.

Но прежде чем ознакомить галеасцев с заветным, доставшимся ему от отца письмом, гость рассказал о посещении кинотеатра в далекой северной столице.

— Не правда ли, занятно, — закончил он свой рассказ. — В туманном Лондоне одетые в пиджаки «секонд-хенд» джентльмены приобретают созданную в далекой России безделицу. Для чего я рассказываю вам об этом?

— Пропавшее второе яйцо, — торопливо заявил Сэм. — Я врубился, где оно теперь? Уж не хотите ли вы сказать…

— Вот именно. Вы желаете увидеть человека, который знает, где теперь лежит хрусталь? Такой человек есть: я знаю, где находится вторая безделушка Фаберже.

Когда недоверчивые выкрики учредителей «Галеаса» стихли, Николай продолжил:

— Итак, не напрягайте свои мозговые извилины, Федор. Попытки мыслить не всегда и не всем полезны. Даже старики Гегель и Маркс запутались в своих спекуляциях. А вы, Сэм, не порывайтесь кричать, что обо всем догадались. Берите пример с вашего друга Казимира. Он молчит и не пытается произнести сакраментальное: «Письмо, немедленно прочитайте его». Не беспокойтесь, именно это я и сделаю.

С этими словами гость достал из конверта сложенный вдвое листок:

«Дорогой Иван! — начиналось письмо. — Эту весточку передаю с оказией, тороплюсь и даже не успеваю сообщить все подробности нашего бегства. Когда вооруженные толпы затопили город и мы поняли, что потеряли все, чем владели, мы с Эвелин решили бежать, захватив с собой только самое необходимое. Ценные вещи, которые все равно отняли бы в пути, мы спрятали. Кое-что отдали на хранение слугам, что- то раздарили, но предмет особой заботы, ты его знаешь — „АГ', поместили в загородном доме, около камина. Доверяю тебе эту тайну.

Эвелин плачет и кланяется вместе со мной. Благодарный за дружбу, Андре Фандерфлит».

— Итак, здесь упоминается какой-то таинственный предмет «АГ», — закончил Николай. — Но почему никто из вас не спрашивает, что было на двух фотографиях, показанных на аукционе «Сотби'с», вообще, как звали малюток, для которых предназначались эти безделушки?

Он замолчал и испытующим взглядом оглядел своих слушателей. Те напряженно ждали.

— Так вот, крошек из обреченной династии звали Луиза и Анна Габсбург. На фотографиях были четко видны инициалы: на одном яйце было написано «ЛГ», на втором…

— Неужели «АГ»? — испуганно выдохнул Кочегаров.

Николай равнодушно кивнул.

— Именно так.

— Тогда где же оно, это второе? Да не тяните вы, — выкрикнул Сэм.

— Бардзо цикава згадка, — поддержал его, с трудом начиная понимать, в чем дело, поляк.

— Загадок нет, есть люди, не способные проникнуть в суть вещей, — холодно парировал Николай. — Но вернемся к Габсбургам. Итак, семья не смогла выкупить драгоценности, и они остались в России. Затем, по неизвестным нам причинам, пара была разделена, и каждое хрустальное яйцо стало жить своей жизнью. Одно ушло в Англию, все время находилось на виду и было продано. Второе исчезло для всех, кроме нас, мы знаем, оно попало в тайник. За годы войны и инфляций стоимость этой пасхальной безделушки стала умопомрачительной. Можно даже не сомневаться — семьдесят лет лучшие сыщики Скотланд- Ярда, ФБР и Лубянки разыскивают его. Значит, у нас есть конкуренты. Но ключ от загадки находится в наших руках… Между прочим, сведения, сообщенные мною, требуют вознаграждения. Признаюсь, не ел с утра. В вашем милом степном городе странная манера открывать рестораны с наступлением вечера, а утром закрывать их.

— Можно и отобедать, — нерешительно согласился Федор. — Скажу хозяйке, она накроет.

Мысль закончить переговоры трапезой понравилась всем галеасцам.

— Протокольный обед? — подхватил и сын лейтенанта. — После переговоров о том, как им обустроить Европу, высокие договаривающиеся стороны садятся закусить. Стол в виде буквы «П» под вязами, фрукты из Боливии, а индейки отловлены в личном курятнике президента. Только Христос мог не есть неделями, размышляя о благе униженных и как ему без лодки босиком перейти озеро. Ждем!

Вскоре будущие искатели сокровища уже сидели на веранде с задней стороны дома, за столом, накрытым скатертью с миргородскими кречетами. Стол был уставлен гранеными стаканами, тарелками, готовыми принять перемены, подозрительными бутылками со смытыми этикетками, кувшинами с рябиновым черным напитком домашнего изготовления и кровавыми пузырьками магазинного «Анкл Бенз».

С веранды открывался вид на задворки не подозревающего, при начале какой грандиозной аферы он присутствует, Арбатова. На трубе соседнего дома, выстроенного когда- то солдатами, красовалась ликующая надпись «дмб Гомель». За стеклом мирно набухали почки, скрипели невидимые тормоза. В небе плыли облака цвета маренго. Хозяйка, со страхом и уважением поглядывая на гостя, вынесла после борща блюдо с шашлыками. Шашлыки были посыпаны белыми ритуальными кружочками лука, Федор вытащил из-под стола отсвечивающую льдом бутылку спирта «Рояль», Казимир не удержался, крякнул и потер руки. Пили, разбавляя водой. Тосты предлагал бойкий гость. Выпили за капитализм — светлое будущее инкассаторов и за любовь, как секс для малоимущих. После второго тоста стали рассказывать анекдоты. Выслушав историю про мужа, вернувшегося из командировки, и про нового русского, на которого в Египте в пирамиде свалилась мумия, Николай поморщился:

— Стыдно, флибустьеры! Анекдоты должны быть свежими, их надо рвать прямо с дерева. Они как этот великолепный арбуз, ведь он с бахчи, не правда ли?

Гигантский плод, расписанный в цвета футболистов итальянского «Интера», хозяйка внесла, держа у груди, как ребенка. Федор вонзил в него разбойничий нож. Арбуз с криком расселся, розовый сок хлынул на блюдо. Галеасцы ели, элегантно сплевывая косточки на пол.