последнее время.
«Тадеуш?»
«Да, я здесь».
«Мы можем вас вытащить».
«Зачем я вам?»
«Умный вопрос. Вы нам не нужны. Нам нужна цифровая печать».
«Печать Империи?»
«А вы имеете доступ к еще какой-то?»
«Цифровая печать без меня бесполезна. Только мой генокод способен активировать ее».
«Это наши проблемы. Мы гарантируем вам остаток жизни на свободе».
«Разве я могу вам доверять?»
«Вы слишком требовательны для покойника. Вы уже мертвы и терять вам нечего».
«Моя ликвидация — ваши слова».
«Не пытайтесь казаться глупее, чем на самом деле».
Тадеуш помедлил, перечитывая написанное. Если это была провокация, то она уже явно затянулась.
«Думайте скорее. Неужели вы не хотите хоть раз принять решение самостоятельно, как Тадеуш Лапек, а не фальшивый Бейли?»
Эта фраза почему-то подхлестнула его.
«Но печать находится все время у…» — тут Тадеуш помедлил, не зная, как назвать Безликого.
«У вашего хозяина».
Слово «хозяин» резануло глаз.
«Да, у него».
«Через несколько дней будет запись. А до этого вы будете подписывать мирный договор. Мы передадим вам точную копию печати, и вы подмените их. Если вам это удастся, то во время записи вы пригладите себе волосы, и после ее выхода в эфир мы будем знать, что все прошло успешно».
«Почему не через коммуникатор?»
«Слишком опасно. Завтра вы оставите его на том месте, где нашли, и там же возьмете копию печати».
«И что дальше? Если вы думаете, что я просто передам вам настоящую печать, то вы ошибаетесь».
«А дальше опять-таки не ваши проблемы. После записи вы пойдете к себе в комнату и будете вместе с печатью ждать там».
«Ждать чего?»
«Вы задаете слишком много вопросов».
«А вы уверены, что с вами разговариваю я, а не… — Тадеуш споткнулся, но все же дописал, — мой хозяин?»
«Не забывайте, где вы взяли коммуникатор. Наш человек прекрасно осведомлен о ваших контактах в течение дня».
«Кто он?»
«Это не ваше дело. Вы хорошо поняли инструкции?»
«Да, вполне».
«До свидания, Тадеуш. И я надеюсь на ваше благоразумие».
Коммуникатор мигнул и погас, как будто у него разом отключилось питание.
В ту ночь Тадеуш так и не заснул, до самого утра ворочаясь и вспоминая слова незнакомца. А рано утром, совершив свою обычную прогулку к озеру, поменял там мертвый коммуникатор на маленький золотой брелок с символом Империи.
Впрочем, все складывалось довольно удачно. Подменить печать вообще оказалось чуть ли не самым простым делом. Безликого даже не было у терминала в тот момент, когда Тадеуш, приложив настоящую печать к считывающему устройству и дождавшись появления двух строчек с перечислением титулов Императора, аккуратно оставил на столике рядом фальшивку. Он был странно спокоен и собран, как будто бы именно этого дня ждал всю свою жизнь.
Охранник сопроводил его в комнату, и через несколько часов состоялась заурядная беседа с Безликим, где он в общих чертах обрисовал то, что нужно донести в очередном послании к Империи, и передал текст самого послания.
И опять-таки Тадеуш с какой-то радостью чувствовал, что голос, всегда вгонявший его в ужас, как будто бы потускнел и утратил часть своей силы.
Правда, напоследок Безликий сказал:
— Знаете, Тадеуш, мне почти всегда нравилось работать с вами.
Лица его, как всегда, не было видно, но Тадеушу почему-то вдруг показалось, что там застыла хищная улыбка. Улыбка довольного зверя, сытого и ленивого.
Слово «почти» и прошедшее время «нравилось» в свете разворачивающихся событий невольно приобретали зловещую окраску.
Утро того дня, когда должна была пройти запись, Тадеуш встретил все на той же волне какого-то лихого куража. Он наконец-то делал что-то, что хотелось делать именно ему, и от осознания этого факта испытывал нездоровое возбуждение.
С трудом дождавшись завтрака и даже не закончив его, он отправился в комнату с имперским креслом, где уже ждала группа видеозаписи. По пути он не удержался и улыбнулся охраннику, который пропускал его в дверь. Но тут же сердито одернул себя, поймав неожиданно внимательный взгляд с его стороны. Не хватало еще все завалить из-за какой-то мелочи. Нет уж, сегодня он, Тадеуш Лапек, все сделает как надо.
И, войдя, замер. Одна из пары глаз, что привычно встречали его подобострастным взглядом, принадлежала девушке.
Почему-то именно сегодня Безликий счел нужным нарушить установившийся порядок вещей, который не допускал с той памятной записи женского присутствия в съемочной группе. Причем счел нужным не просто нарушить, а тщательно подчеркнуть это, как будто бы до Тадеуша могло не дойти.
Девушка почтительно смотрела на немолодого уже Императора, небрежно откинув длинные светлые волосы.
Когда он очнулся, вокруг было практически темно. Мартин даже не сразу сообразил, где он и что вообще произошло, а вспомнив, поморщился. То, что он находился в капсуле жизнеобеспечения, а не на базе, не могло означать ничего иного, кроме того, что его не нашли. Если вообще искали. Или было кому искать. Ведь если штурмовик энергов был все-таки не один… Эту мысль Мартин вообще отогнал от себя как ненужную: их база без воздушного прикрытия продержалась бы от силы пару минут.
Капсула, судя по всему, была разбита. Мартин осторожно выбрался наружу, каждую секунду опасаясь вспышки боли в какой-нибудь части своего тела, но, к его глубочайшему удивлению, на первый взгляд он был невредим. Не считая нескольких синяков и разбитой брови, кровь на которой уже запеклась, Мартин вышел из этой переделки практически без ущерба для себя. Как всегда, после пережитого боя на душе было весело и радостно, хотелось заорать во всю глотку от переполнявших его чувств, но Мартин строго одернул себя — предстояло еще как-то добраться до базы.
Капсула была мертва, а значит, он был лишен единственного средства связи с внешним миром. Про катер Мартин даже не вспоминал: капсула жизнеобеспечения отстреливалась лишь в случае фатального повреждения москита, и поэтому насчет судьбы своей боевой машины Мартин никаких иллюзий не испытывал.
В аварийном отсеке капсулы нашелся только фонарик. Мартин ругнулся про себя — техники обеспечения отнюдь не являли собой образец дисциплины и ревностного исполнения своих должностных обязанностей. Ни портативной аптечки, ни положенного сухпайка на три дня там не было — такие мелочи на их заштатной базе никого не беспокоили. Мартину вспомнился Уморыш, постоянно конфликтующий по
