— Это было ясно и без слов, дорогая моя.
И Ракель отправилась со своей свитой, твердо решив, что на сей раз заставит собеседников говорить о чем-то еще, кроме страсти сеньоры Лауры к перчаткам. И к перчаточникам.
Ворота открыла им кухонная служанка.
— Спасибо, — сказала Ракель, давая ей монетку, — но ведь ты не можешь работать и на кухне, и во дворе. У сеньора Висенса мало слуг?
— Нет, сеньора, — ответила служанка, засовывая монетку в карман под фартуком. — Но племянницу кухарки, ту служанку, что пошла на совет и сказала всем о крови во дворе, прогнали. Сеньора рассердилась на нее за это. Поэтому привратник делает свою работу и большую часть ее работы, а я делаю остальную часть и приглядываю за воротами, потому что привратнику некогда. А служанка сеньоры занята по горло с госпожой.
— Ясно. Хорошо, я поднимусь и постучу в дверь.
— Но, сеньора, боюсь, вы не захотите туда входить — там идет жуткий скандал. Этот молодой человек — сеньор Марти — орет на хозяина… но, думаю, сеньора Лаура будет очень рада подняться в свою спальню, лишь бы уйти оттуда. И, сеньора, поскольку вы сказали, что мне нужно научиться растирать ей поясницу, я буду каждый месяц получать дополнительную плату. Но сеньора не знает о дополнительной плате, — добавила она в тревоге.
— Я не скажу ей ни слова, — пообещала Ракель.
Пока кухонная служанка рассказывала ей о семейных делах, насколько знала, они шли через двор, и шум в доме слышался все громче и громче. Голос в доме определенно принадлежал Марти Гутьерресу. Едва Ракель подошла к двери, та распахнулась, словно в каком-то причудливом приглашении, и в проеме появился молодой человек. Он стоял боком, наполовину в комнате, наполовину за дверью, и продолжал кричать:
— А когда покончу с вами, сеньор Висенс, я тем же ножом перережу горло вашей ухоженной жене и вашей хорошенькой дочери. Тогда, возможно, вы поймете, что значит страдать.
— Нет, — послышался рассудительный голос позади него, — вряд ли. По вашим словам, я буду мертв, разве не так?
Марти повернулся спиной к комнате и оказался лицом к лицу с Ракелью.
— Надо было знать, что я обнаружу это ведьму здесь, в одном доме с убийцей. — Он обвиняюще указал на нее пальцем. — Вы тоже причастны к этому, не так ли, сеньора Ракель, вы и ваш отец крадетесь из дома в дом, подслушиваете чужие секреты, шпионите, вкрадываетесь в доверие к беспомощным вдовам.
— Мой отец не крадется, сеньор Марти, — с большим достоинством ответила Ракель, голос ее был ледяным от ярости. — И ваша мать отнюдь не беспомощная вдова. Она гораздо менее беспомощна, чем вы. Вы пьяны, сеньор Марти. А ведь еще утро.
— Я имею право быть пьяным, — заговорил он. — Клянусь Богом, после всего, что выпало на мою долю, имею. А ты — распутная ведьма, ты говоришь, как ваш друг-епископ. Читаешь мне нравоучения. Где вы обучились благородному искусству читать их, сеньора? В постели?
Его прервало рычание за спиной Ракели, и Даниель, вошедший в ворота и успевший услышать слова девушки и ответ Марти, ворвался в эту сцену.
— Ты грязный, лживый негодяй, Марти Гутьеррес! — выкрикнул он и пошел через двор широким шагом. Взяв Ракель за плечи, отстранил ее, сделал большой шаг вперед и ударил Марти по лицу.
— Прекратите, — послышался голос, и появился сеньор Висенс. Ухватил занесенную руку Марти, — Даниель, бери его за другую руку.
Они вдвоем крепко держали его.
— Пере, — громко крикнул сеньор Висенс, и тут же, словно по волшебству, появился привратник. — Окунай этого шумного щенка головой в фонтан, пока он не протрезвеет, а потом отведи к матери. Если нужна помощь, позови Энрике.
— Думаю, обойдусь, — ответил Пере. Ухватил вырывающегося Марти за воротник и зад брюк и, толкая, повел к фонтану.
— Сеньора Ракель, добро пожаловать, — сказал Висенс. — И сеньор Даниил. Вы оба очень желанные гости. Извиняюсь за столь драматичный прием в моем доме.
Висенс проводил их в гостиную, где его сдержанная, красиво причесанная жена безмятежно вышивала. Пригласил их сесть и крикнул, чтобы принесли вина.
— Мы только что видели прискорбное воздействие излишка вина в ранний час, — сказал он, — но это в высшей степени досадная случайность. Думаю, сеньоре Ракели нужно немного выпить.
— Я не расстроена, сеньор Висенс, — сказала Ракель, хотя вуаль сдивнулась с ее лица, и бледность щек противоречила словам. — Понимаю, что сеньор Марти очень тяжело воспринял смерть отца и считает, что должен быть кто-то, кого можно винить в ней.
Внезапно она вспомнила, для чего находится здесь.
— В конце концов, весь город только и говорит об этой ужасной истории, поэтому нужно прощать…
— Но он должен научиться осторожности в обвинениях, — сказал сеньор Висенс, подавая ей чашу с разбавленным вином. — Во всяком случае, мы знаем, что все они бессмысленны.
— Все понимают, что нельзя принимать слова пьяного всерьез, — сказала Ракель, думая об обвинениях в убийстве.
— Вы мудры, сеньора Ракель, для своего юного возраста.
По его взгляду девушка поняла, что он счел, будто она имеет в виду замечания Марти относительно ее добродетели, и покраснела.
— Но я не такая юная, как сеньор Марти. Видимо, его возрастом объясняется то, что он так порывист и бездумен…
— Конечно. Кстати, о юности. Не ученика ли вашего отца я видел во дворе? Его не напугала эта сцена?
— Думаю, нет, сеньор Висенс, — ответила Ракель. — Полагаю, вы найдете его на кухне. У него есть достойная сожаления привычка находить путь в кухни и в души самых бессердечных поваров.
— Пусть проводит на кухне столько времени, сколько захочет, — неожиданно сказала сеньора Алисия. — Хотя он не должен считать, что его место там. Он ведь подопечный Его Величества?
— Да, — подтвердила Ракель. — Но ему нравится непринужденная обстановка на кухне, как и удобство большого помещения.
— Он еще мальчик, — сказала сеньора Алисия и снова погрузилась в молчание.
— Боюсь, ход ваших дел был сильно нарушен этим злополучным происшествием, — сказала Ракель.
— Да, — ответил сеньор Висенс, — но в наше время нужно привыкать к таким вещам, правда, моя дорогая?
— Видимо, да, — ответила сеньора Алисия и снова погрузилась в молчание.
— Ну мне нужно поговорить с сеньором Даниелем относительно пары перчаток, а вы, полагаю, пришли к моей дочери. Надеюсь, ей уже гораздо лучше.
Мимо дворца епископа медленно шли погруженные в разговор высокий человек в длинном плаще и монах-францисканец среднего роста и хрупкого сложения. Они пошли по дорожке, ведущей мимо двери на кухню, и незамеченными вошли в узкий проход.
— Сеньор Исаак, Его Преосвященство будет рад вас видеть, — заметил монах, закрыв за ними дверь.
— Ему сегодня лучше, отец Бернат? — спросил врач.
— Он пребывает в беспокойстве и раздражении, — ответил секретарь епископа. — Мне кажется, значительно лучше. Надеюсь, у вас есть время поиграть в шахматы.
И повел врача вверх по узкой винтовой лестнице, ведущей в спальню Его Преосвященства.
