тихим ржанием.

Джон тоже постепенно начал оттаивать, он уже подолгу разговаривал с тетушкой и няней, и даже начал открываться Чарльзу. Но милый мирок, который образовался в Гленорг-Холле, был взорван большим белым конвертом с печатью принца-регента. Герцог, еще вскрывая печать, уже знал, что дело неладно. Его предчувствия оправдались. Принц-регент писал:

«Дорогой Чарли, я сегодня подписал приказ о твоем увольнении с флота, надеюсь, что, став герцогом Гленоргом, ты не забудешь старой дружбы и вернешься в дружную компанию, которая с твоим уходом много потеряла. Надеюсь увидеть тебя на балу „Всех союзников“, который в субботу дает по нашему поручению маркиз Хартфорд».

Витиеватая подпись Принни ставила жирный крест на всех планах герцога. Он был главой рода и не мог рисковать расположением монарха. Судя по дате, до бала в Хартфорд-Хауз оставалось два дня.

— Боже мой, почему у меня всё всегда некстати? — спросил он родных, — видно, мне на роду написано бесконечно расхлебывать разные неприятности.

Чарльз предупредил тетушку о своем отъезде в Лондон, собрал вещи и на рассвете следующего дня выехал в столицу в сопровождении нового камердинера. Экипаж с гербом Гленоргов на дверце, запряженный четверкой серых в яблоках коней плавно покатил по подъездной аллее, сам молодой человек, оставив камердинера в карете, ехал рядом верхом на Золотом.

Уже за полночь они приехали на Аппер-Брук-стрит, кучер выпряг лошадей и устроился на ночлег вместе с ними в конюшне, а герцог и Билли открыли пустой дом и, не зажигая света, отправились искать себе спальни. Чарльз нашел свои старые апартаменты, а камердинеру велел ложиться в соседней спальне дальше по коридору.

Комнаты давно не проветривались, и герцог распахнул окно. Свежий воздух теплой летней ночи, напоенный ароматом цветов, потянул легким ветерком, и Чарльз сел на подоконник. Звезды сияли, усыпав черно-синее небо, полная луна серебрила листву в парке, и все кругом дышало сонным покоем. Герцог поднялся, собираясь ложиться спать, как вдруг среди деревьев около пруда мелькнул силуэт в ярко-красном. Удивившись наглости воров, разгуливающих по чужим домам в яркой одежде, он продолжил наблюдение. Человек продолжал двигаться, как бы гуляя по саду, наконец, он зашел в беседку и там остановился.

Чарльз подумал, что только воров ему для полного счастья и не хватало, эта последняя капля переполнила чашу его терпения. Он сунул за пояс пистолет и побежал вниз по лестнице. Дверь в сад он открыл бесшумно и, стараясь ступать на носках своих мягких сапог, перебежал дорожку и в тени кустов подошел к беседке. Прислонившись к колонне, спиной к нему стояла женщина в странном ярко-красном одеянии. Чарльз видел только волны распущенных волос цвета красного дерева и обнаженные белые руки, обнимавшие колонну.

Герцог сразу узнал эти волосы и руки, которые ему уже раньше демонстрировали без малейшего стыда. Он уехал, но наглая соседка дождалась его возвращения и принесла ему на дом то, что предлагала, сидя в окне. Он снова со злостью подумал, что девушка — молодая, а уже такая развратная, и решил научить ее хорошим манерам.

Чарльз подкрался сзади и, схватив за плечи, резко повернул девушку к себе. На ее лице не было испуга, только изумление, потом в глазах мелькнул ужас, и красавица повисла у него на руках как тряпичная кукла. Бешенство клокотало в душе герцога раскаленной лавой, и он сразу решил, что обморок соседки — притворство. Положив ночную гостью на мраморную скамью беседки, молодой человек стоял над ней, не зная, что делать дальше.

Вид у девушки был просто варварский: ярко-красное шелковое одеяние без рукавов с низко вырезанным лифом было явно надето на голое тело, а на ее шее, запястьях, ушах и пальцах сияли украшения с рубинами такой величины и красоты, что у него захватило дух. Ни одна порядочная женщина в Англии не могла бы даже в бреду подумать, что в таком виде можно выйти из дома, значит, следовало рассматривать два варианта: женщина — не порядочная, или женщина — из варварской страны, поэтому не имеет никакого понятия о приличиях.

Он похлопал непрошенную гостью по щеке, и ее ресницы затрепетали, она помотала головой, приходя в себя и, как видно, вспомнив, где находится, вскочила на ноги и отбежала в самый дальний от Чарльза угол беседки. Женщина скрестила руки на груди и с ужасом смотрела в лицо герцога. Чарльз решил, что будет молчать, чтобы посмотреть, что придумает эта сомнительная дамочка, чтобы предложить себя.

— Кто вы? — выдавила из себя гостья, но молодой человек заметил, что она начала успокаиваться, как будто ждала увидеть на его месте кого-то другого.

— Я — хозяин этого дома, — саркастически заметил герцог, — а вы кого ожидали здесь встретить?

— Дом необитаем… — с сомнением сказала девушка.

— Даже если в доме не живут, он все равно имеет хозяев, — иронично сообщил герцог, — на то, что вы находитесь в моем саду ночью, у вас есть веская причина?

Девушка как будто прочитала в глазах Чарльза, что он о ней думает, потому что она нахмурилась и гордо вздернула подбородок.

— Причина есть: ночь — очень хороша, и я примеряла свои драгоценности, что тоже доставило мне большую радость. Я хотела выплеснуть свою радость, поделиться ею с природой и пошла туда, где заведомо никого нет, чтобы не рисковать этими украшениями, они — бесценны.

— Очень романтично, но это не повод шататься по чужим садам. Отдайте мне ключ от калитки, я думаю, что вы пришли через нее, — велел Чарльз и протянул руку.

— Вы мне его не давали, значит, не вам его и забирать, — храбро ответила девушка, — если хотите, вы можете сменить замок.

Она развернулась и, обойдя Чарльза, пошла к калитке. Он остался стоять в беседке, глядя, как плавно покачиваются ее бедра под ярко-красным одеянием и темные локоны, спускающиеся ниже талии, волнуются при ходьбе. Герцог вынужден был признать, что гостья — чертовски красива. И подумал, что ее мужу или любовнику следует следить за ней повнимательнее — как видно, аппетит у дамочки неуемный, раз она вешается на шею первому встречному соседу.

И тут молодого человека осенила догадка — всё было до смешного просто. Ведь она вешалась на шею не просто соседу, а герцогу Гленоргу, и эти драгоценности, что надела девушка — на них вполне можно было купить целое графство. Соседка хотела показать, что она — из богатой семьи. Значит, условия завещания отца уже стали известны, и претендентки уже начали охоту. Чарльзу стало так противно, что у него даже свело скулы: он был выставлен на брачный рынок, и письмо Принни — звено из той же цепочки. И деваться было некуда, за его спиной стояли Джон, обязательства перед семисотлетним родом и ожидания светского общества.

— Ну, что ж, если я — товар, значит, возьмем за него самую высокую цену, — пробурчал он.

Такой женщины, какой была матушка, ему всё равно не найти, так что всё равно, кто станет следующей герцогиней Гленорг, только претендентка должна быть безупречно родовита, богата и девственна. Наследник рода, на радость отцу и дедушке, должен быть безусловно Гленоргом.

Услышав, что калитка захлопнулась и в замке повернулся ключ, Чарльз вышел из беседки и отправился обратно в свою комнату. Роскошная женщина, забравшаяся в его сад, не давала ему покоя. Она не была англичанкой, хотя говорила по-английски безупречно — смелость разговора, сила характера, гордость, сквозившая в каждом жесте, выдавали в ней иностранку. Скорее всего, соседка была француженкой — слишком красива и изящна, чтобы принадлежать к другой нации.

Но драгоценности, надетые на голое тело, ярко-красное странное одеяние — отдавали какой то азиатчиной. Чарльз вспомнил нежную упругую грудь под своими руками, и жаркая волна пробежала по его жилам. У него слишком давно не было женщины, как бы ни случилось беды. Если он не совладает со своими первобытными инстинктами, ему придется жениться на той, которая вовремя подставит свое тело. Как сегодня хотела поступить эта наглая соседка.

— Ну, нет, это мы еще посмотрим, у кого воля сильнее, мадемуазель, — тихо сказал он, глядя на закрытую калитку. — Меня так просто не возьмешь.