— Что за вздор! — В тот же миг, когда у Галена вырвались эти слова, он сообразил, что его собеседника может покоробить такое мнение. — Приношу извинения, святой отец, но уж конечно Господь не стал бы карать такую праведницу и в то же время допускать, чтобы мерзкая тварь вроде Гилфрея осталась безнаказанной.

Аббат плотно сжал губы, чтобы удержаться от неуместной усмешки, вызванной чистосердечной реакцией Галена; глаза его блеснули. Было очевидно, что за обличьем взрослого мужчины все еще скрывается мальчик, воспитанный отцом, которому всегда претили увертки вроде присказки «от того, что приврал, еще никто не умирал», и который в любом деле требовал прежде всего правды. Это наблюдение позабавило аббата, но, сохраняя самый серьезный вид, он ответил:

— Я согласен, что леди Сибилла — безгрешная женщина, и не верю, что трудности ее жизни ниспосланы ей в наказание свыше. Однако пути Господни неисповедимы, и Он может использовать даже зло ради совершения некоего блага, призвав ее снова для служения Ему. А насчет твоих последних слов… Ты никогда не видел лорда Гилфрея, иначе бы ты знал, что он отнюдь не «остался безнаказанным». Он тяжело болен, болен и телом, и духом. Он знает, что дни его на земле сочтены, а загробная жизнь ему предстоит самая неприятная. Несомненно, как раз по этой причине он так отчаянно стремится удостовериться, что хоть какая-то часть его самого останется в этом мире; именно поэтому он жаждет стать родоначальником могучей и знатной династии на земле.

Упершись ладонями в стол с такой силой, что побелели концы пальцев, Гален предпочел не рассказывать о своей стычке с бароном у костра, где жарился фазан. Но… да, действительно, он видел, каких мучений стоило этому человеку подняться на ноги, однако не испытывал к нему жалости. И Гален вернулся к обсуждению того предмета, который был для него сейчас важнее всех других.

— Вы сообщили леди Сибилле, что я здесь и готов выполнить все, чего она пожелает?

Аббат грустно улыбнулся и повторил любезные слова, которые Сибилла поручила передать Галену:

— Она чрезвычайно благодарна за то, что ты откликнулся на ее зов и поспешил на помощь. Она молится, чтобы твое возвращение домой было безопасным и благополучным, и просит передать от нее самые сердечные приветствия твоим родителям.

— Так что же, она ожидает, что я вернусь в Таррент даже не попытавшись вмешаться в ход событий?!! — Гален вскочил на ноги, в равной мере потрясенный ужасом при мысли, что можно вот так, без борьбы, уступить Амисию другому, и негодованием от оскорбления, нанесенного его чести — чести человека, который явился выполнить свой долг.

— Гален! — воззвал аббат в спину человеку, решительными шагами устремившемуся к двери. — Она ведь не сомневается в твоей доблести. Ты сын своего отца, и этим все сказано. — Когда гость обернулся, аббат увидел, как мрачно сведены его брови, и, не догадываясь о знакомстве Галена с Амисией, просто предположил, что молодого рыцаря оскорбили слова леди Сибиллы, хотя это отнюдь не входило в ее намерения. — Но она, как и я, не видит, что ты можешь сделать, если для действий уже не остается времени.

Зеленые глаза сузились в опасно поблескивающие щелочки.

— А времени действительно не остается?

— Да, действительно! — Лицо аббата омрачилось. — Во-первых, по словам леди Сибиллы, свадебный обряд назначен на завтрашнее утро. Во-вторых, когда я уже собирался уйти, в ее комнату зашел барон и потребовал, чтобы именно я совершил этот обряд — и именно завтра утром.

Лицо Галена оставалось бесстрастным, но в мыслях у него бушевал ураган. Решение существовало — простое решение, но для Галена чреватое опасностью еще сильнее запутаться в силках обмана, который и так уже немало осложнил ему жизнь.

— Есть только одно верное средство, чтобы помешать Гилфрею силком выдать девушку замуж за его сына… — Гален подчеркнуто медленно вернулся к столу и сел на место, в упор глядя на хозяина кельи. — Сегодня на Амисии женюсь я.

Аббат остолбенел. Под пронзительным взглядом серебряно-зеленых глаз он на мгновение лишился дара речи.

В кругу владетельных баронов было не такой уж редкостью, когда брачные узы скрепляли людей, незнакомых между собой, если бывали затронуты династические интересы или требовалось устроить вдовьи владения. Тем не менее аббат запротестовал:

— Ты не можешь… ты не знаешь ее… она не знает тебя…

От волнения отец Петер даже утратил способность связно выражать свои мысли.

— Ты — здесь… Она — в замке… на острове, почти неприступном…

Он сам почувствовал, насколько сбивчива его речь, а потому замолчал и постарался привести в порядок собственные мысли, чтобы должным образом вразумить Галена. Он подался вперед; серьезные слова и торжественный тон красноречиво свидетельствовали, что он заботится о чести юноши, задумавшего принять на себя обязательства, которые потребуется выполнять всю жизнь.

— Ты не можешь предпринять столь решительный шаг просто для того, чтобы помочь даме или сразить неприятеля.

Намереваясь оспорить возражения аббата пункт за пунктом, Гален спокойно произнес:

— Вы заблуждаетесь, полагая, что мы с Амисией незнакомы.

Аббат откинулся на спинку стула и нахмурился, пытаясь вспомнить, называл ли он в присутствии Галена имя девушки. Нет, точно: он ни разу не произнес это имя вслух. Значит, эти двое действительно встречались. Но тогда было бы недостойно сомневаться в честности Галена.

Гален подождал, пока аббат снова взглянет ему в глаза, и продолжил:

— Мы встретились в лесу, и она по ошибке приняла меня за какого-то романтического лесного разбойника — героя наподобие Робина Гуда. Под видом деревенской девушки Амисия приходила ко мне несколько раз. — Глаза аббата изумленно расширились, но Гален не отвел взгляда. — Я не стану оправдываться тем, что якобы дал ей себя одурачить; нет, с первой же нашей встречи я понял, кто она на самом деле — ведь она так похожа на своего отца! — Это была правда, хотя и не вся правда. — Но я должен был все время помнить о таинственной цели нашего пребывания в этих краях и потому счел за лучшее не раскрывать ей свое истинное положение… по крайней мере до тех пор, пока мы не узнаем, зачем нас вызвали сюда.

В этот момент аббата больше всего занимал вопрос, как это получилось, что Амисия повстречалась в лесу с незнакомцем, и кто позволил ей возвращаться туда снова и снова. Поглощенный этими мыслями, он вовсе упустил из виду главное препятствие, воздвигнутое на пути этой пары из-за нагромождения фальшивых личин, и упорно держался того хода рассуждений, который выбрал раньше. И в данных обстоятельствах его возражения звучали уже совсем неубедительно.

— Не могу поверить. За несколько дней ты успел так привязаться к девушке, что готов обойтись без согласия ее родителей? И хорошо ли ты сам ее узнал?

Он покачал седой головой, искренне растерянный перед запутанным клубком этих странных отношений.

— Отец Петер, вы же знаете, что лорд Конэл благословил бы брак между его дочерью и наследником самого близкого его друга. — Гален держал в узде свое нетерпение, беседуя с аббатом, который внезапно угодил в самую гущу нежданных хитросплетений. — И леди Сибилла тоже дала бы свое согласие, даже если бы речь не шла о спасении ее дочери от замыслов Гилфрея. — Мысль о том, в какую ярость пришел бы Конэл, доведись ему узнать о событиях минувшей ночи, еще больнее ужалила неспокойную совесть Галена и укрепила его решимость настоять на браке со строптивой красавицей. Он криво усмехнулся. — Что же касается моих родителей, так они будут счастливы, если я, наконец, угомонюсь.

Тут аббат почувствовал себя весьма неуютно; его беспокоила участь молодого человека, который — если задуманный им план увенчается успехом — неизбежно окажется предметом смертоносной ненависти Гилфрея. Мстительный барон наверняка ухватится за мысль, что он все-таки сумеет достигнуть своей цели, если прикончит Галена.

Смятение аббата явственно отражалось на его лице, и Гален без колебаний пустил в ход единственное оружие, против которого — он был в этом уверен — священник был бессилен.

— Если дворянин лишает невинности благородную девушку, какую цену он должен заплатить за