руку.
Гален спрыгнул на мягкую лесную траву и скрестил свою согнутую в локте руку с рукой Эдгара в знак взаимного уважения.
— Я тоже пойду за тобой, — раздался детский голосок.
Гален увидел обращенное к нему лицо Дэйви. Воздавая должное детской искренности, он без тени насмешки протянул ему согнутую руку:
— Ты уже доказал свою храбрость; благодарю тебя за поддержку.
Дэйви скрестил свою тонкую ручонку с протянутой ему железной рукой и просиял от похвалы человека, который не боится водить за нос самого барона, да еще вступается за крепостных.
Гален заметил, что в небе занимаются первые проблески зари.
— Тем, кто идет со мною, нужно отправляться в путь без промедления. Барон вот-вот пустится в погоню.
Жена Эдгара побледнела. Ей было нелегко решиться на такой шаг: она знала, как жестоко караются по закону беглые крепостные. Однако она тут же распрямила натруженные плечи и собрала все свое мужество.
Эдгар медленно обвел взглядом толпу односельчан. Он несколько раз кивнул, встречая их молчаливую поддержку, а затем обратился к Галену:
— Мы все пойдем за тобой.
Гален испытал несказанное облегчение: ведь любой, кто надумал бы остаться, подверг бы опасности и себя, и всех остальных. По знаку Галена Карл вспрыгнул на козлы повозки, к задку которой был привязан боевой конь, и стегнул вола. Крестьяне в мрачном молчании потянулись следом. Чтобы придать им уверенности, Гален пообещал:
— Я отвлеку барона, чтобы вас подольше не хватились, а когда он поймет, что его провели, будет уже поздно.
На лицах крестьян появились робкие улыбки, но Карл бросил на друга предостерегающий взгляд. Гален кивнул, негласно прося его не тревожиться, однако Карла это не успокоило.
Люди вереницей продвигались вперед; замешкался один Рэндольф. Он с благодарностью тронул за рукав своего спасителя и только после этого присоединился к остальным.
Гален выждал, пока крестьяне исчезли в чаще, и кивком призвал Уолтера на подмогу: надо было распрямить примятые кусты и направить преследователей по ложному следу. Управившись с этой задачей, оба вскочили на коней и поскакали туда, куда звал их долг.
Неотрывно глядя на коптящий фитиль, Амисия не могла унять бурю в душе. Мысль о том, какую участь готовил ей Темный Лорд, была омерзительна, как зловоние сальной свечи. Под маской равнодушия, которую она не снимала с того самого момента, когда отчим объявил о своем решении, горело яростное негодование, заставившее Амисию забыть обо всем остальном — даже о том, что с нее не спускала глаз мерзкая надсмотрщица. Мэг неотлучно находилась в девичьей каморке без окон; можно было подумать, что ей не причиняет ни малейшего неудобства ни холодная каменная стена, ни охапка жестких тростниковых стеблей, брошенная на пол.
Поскольку сюда не проникал дневной свет, Амисия потеряла счет времени. Она не смогла бы ответить, сколько часов понадобилось ей для того, чтобы принять решение: если ее собираются обвенчать с первым попавшимся стариком, то она скорее по доброй воле сойдет в преисподнюю, чем позволит отчиму решать, кому она отдаст свою невинность. Дерзкая решимость хотя бы таким способом досадить Гилфрею растопила холодный ужас, который почти полностью сковал ее рассудок.
Только теперь она заметила, что от свечи вот-вот останется лишь расплывшаяся лужица сала. Спиной чувствуя на себе сверлящий взгляд, она сосредоточила все свои мысли на том, как бы сделать первый шаг к цели — избавиться от старухи. Без этого нечего было и думать выбраться из замка и перебраться на берег. Как же быть?
Тут, словно в ответ на ее немые молитвы, отворилась тяжелая дверь и в каморку в нерешительности заглянула Келда. Она мучилась раскаянием и не знала, как встретит ее подруга, которую она предала. Действительно, Келда дала Фаррольду обещание содействовать поимке лесного злодея; но рассказав матери, что Амисия связана с разбойником, она надеялась уберечь подругу от беды.
Амисия чуть не подпрыгнула от радости. Не иначе как Келду подняли с постели среди ночи, потому что каморка была пуста, когда Мэг втолкнула туда Амисию. Сомнений не оставалось: Келда принесла клятву Фаррольду в порыве нежных чувств, но теперь она пришла на выручку.
Видя неподдельную радость подруги, Келда поняла: Амисия еще не знает, что в замке стало известно о ее похождениях, и уж тем более не подозревает, кто выдал эту тайну. Она собиралась повиниться, но присутствие Мэг спутало все ее планы. Робко улыбаясь, Келда вошла в каморку и присела на сундук. Голубые и карие глаза встретились.
Лихорадочно подыскивая самые невинные слова, Келда не нашла ничего лучше, как заметить:
— Свечка-то совсем догорела.
— Верно, — быстро отозвалась Амисия, уловив скрытую многозначительность этих слов. Однако фитиль и впрямь уже еле тлел.
Келда резво вскочила:
— Сейчас принесу другую. — Она была рада услужить подруге, чтобы хоть отчасти искупить свою вину.
После долгих часов мрачного раздумья Амисия вдруг почувствовала сильный голод. Понимая, что ей понадобятся силы, она сказала:
— Захвати чего-нибудь съестного. Этой ночи не видно конца, а у меня уже давно маковой росинки во рту не было.
Келда вытаращила глаза:
— Какая ночь? Сейчас день на исходе. Выходит, ты уже сутки без еды?
— Получается, что так, — пожала плечами Амисия. Ее взгляд затуманился от воспоминания о последней трапезе, которую она разделила со своим избранником.
Келда вспыхнула от негодования: как могло получиться, что никто не позаботился принести сюда еды? Да и сама она хороша. Оправданием ей служило лишь то, что в замке царила страшная сумятица. Барон на всех нагнал ужаса. Он поклялся заживо спустить шкуру с разбойника, который связал его, будто кабана, и бросил в лесу. Мыслимо ли лорду пережить такой позор? Всякий раз, когда он разражался бранью и угрозами в адрес Волчьей Головы и его пособников, Орва теряла рассудок. Ее стряпню, которую обитатели замка по доброте душевной и по привычке называли едой, невозможно было взять в рот.
Между тем Амисия в задумчивости наморщила лоб. Если день на исходе, значит, у нее совсем мало времени. Тут ее осенило. Когда подруга готова была скрыться за дверью, Амисия окликнула:
— Келда, меня не так мучит голод, как жажда. — Она поднялась и, не таясь, продолжала. — Не принесешь ли ты мне целебной сладкой настойки, которую готовит твоя матушка? У меня першит в горле.
Голубые глаза расширились от изумления; молчание опасно затянулось.
— Конечно, принесу, — неуверенно пообещала она, но тут же воспряла духом. — Как же я сама не подумала? Тебе сейчас необходимо промочить горло. Матушка бережет этот драгоценный напиток, но для тебя она ничего не пожалеет.
Келда убежденно кивнула в ответ на лукавую улыбку Амисии. Они прекрасно поняли друг друга. Из-за добровольного затворничества леди Сибиллы Анна давно взяла в свои руки управление хозяйством замка. Пришлось ей научиться и обращению с целебными травами. Она знала рецепт настойки, которая в смеси со сладким вином вызывала недолгий, но беспробудный сон. Этим зельем пользовали тех, кого мучила боль; теперь оно могло сослужить иную службу. Желая доказать свою верность, Келда заторопилась выполнять порученное дело.
Когда дверь закрылась, Амисия снова опустилась на циновку. Она подтянула к себе колени и опустила на них подбородок; рассыпавшиеся волосы заслонили ее лицо от ненавистной Мэг. Казалось, прошла целая вечность прежде, чем появилась запыхавшаяся Келда, а вместе с ней — мальчик-слуга с подносом снеди в руках.
