— У сборщика податей? — При виде горы медных монет, поблескивающих на темной от времени столешнице, кустистые брови святого отца поднялись так высоко, что почти исчезли под седыми волосами, обрамляющими его лоб.

Гален готов быть сквозь землю провалиться от недоверия, сквозившего в этих словах. Будучи допущенным в тесную и мрачную келью аббата, он, к своему изумлению, обнаружил, что перед ним стоит старый знакомец, запомнившийся ему еще с детских лет, проведенных в Райборне. Хотя во время их последней встречи Гален был всего лишь мальчишкой, во что бы то ни стало стремящимся поскорее стать взрослым, сейчас только широкий капюшон плаща, скрывающий лицо Галена, мешал отцу Петеру узнать своего бывшего подопечного.

— Нам стало известно, что леди Сибилла послала вам пожертвование, а приспешник барона вознамерился его отнять, — негромко пояснил Гален, старательно пряча лицо. — Вот мы и решили восстановить справедливость.

— Достойный поступок, — кивнул отец Петер; в его глазах вспыхнула мимолетная улыбка, с детства запомнившаяся Галену. — Только это напрасно.

Забыв об осторожности, Гален вскинул голову, и капюшон упал за спину, открыв красивое лицо неверному свету четырех сальных свечей, стоявших на оловянной подставке в дальнем конце стола.

Изменившись в лице, аббат сделал шаг вперед. Он был невысок ростом и вынужден был смотреть на своего посетителя, которого вначале не узнал, снизу вверх. Взгляд зеленоватых глаз, каких он не видел больше ни у кого, приобрел мужскую твердость; детская миловидность сменилась неповторимой зрелой красотой. Когда-то щуплая мальчишеская фигурка неудержимо тянулась вверх, не успевая обрасти плотью; теперь перед аббатом стоял прекрасно сложенный, крепкий мужчина. В его движениях чувствовалась недюжинная сила и природная ловкость. Под внимательным взглядом настоятеля гость не шевельнулся. Наконец почтенный старец одобрительно кивнул, и пушистый венчик седых волос согласно всколыхнулся, словно подтверждая, что в обитель пожаловал достойный наследник славного Ледяного Воина.

— Что привело тебя сюда, на землю Райборна, сын мой? — помолчав, спросил аббат — он, как всегда, смотрел в корень.

У Галена потеплело на душе от того, что его давний наставник не утратил своей проницательности, однако вместо ответа он задал другой вопрос — слишком велико было его недоумение:

— Почему вы назвали возвращение неправедно отнятого дара напрасным поступком?

Настоятель не обиделся, что его вопрос остался без ответа; едва заметно скривив губы, он сказал:

— Мы с леди Сибиллой не так просты, как может показаться какому-нибудь злонамеренному лорду.

Гален без труда догадался, что речь идет о бароне Гилфрее — этот же эпитет он слышал в его адрес от своих родителей.

— Человек изворотливый и недобрый, он одержим чрезмерной гордыней и даже не допускает мысли, что против его намерений можно бороться одной лишь чистотой помыслов. Наш план очень прост. Леди Сибилла всякий раз посылает нам тридцать марок, а когда сюда является приспешник барона, чтобы изъять ее пожертвование, я отдаю суму, в которой лежит только пятнадцать.

Ласковое лицо аббата хранило такое невинное выражение, что Гален только растерянно моргал глазами. В детстве он считал этого коротышку-священника со смешинкой во взгляде хитрым ангелом, но никогда не подозревал, что тот способен на такую изобретательность, пусть даже во имя праведной цели. В то же время это открытие избавило его от укоров совести и убедило, что ради благого дела не грех и далее скрывать свое истинное лицо, пусть даже у собеседника возникнут на сей счет какие-то подозрения.

— Ни барону, ни его приспешнику и в голову не приходит поинтересоваться, отдаю ли я все деньги без остатка. — Отец Петер шутливо развел руками, а потом добавил, посерьезнев: — Наш план основывается на том, что, по их мнению, в этих краях все до смерти боятся прогневать барона. Им невдомек, что я подчиняюсь лишь высшей власти. Той, единственной, что благословляет наши скромные старания облегчить тяготы нищенской жизни, на которую алчные хозяева обрекли здешний несчастный люд.

Настоятель опустился на простой табурет у стола и жестом пригласил гостя последовать его примеру. Потом он продолжил:

— Хотя этот кичливый грабитель безбоязненно обирает церковь, он, как видно, ни разу не заподозрил, что держатель монастырской казны также может быть нечист на руку. Это парадокс, но в то же время и благо: задумай он призвать меня к ответу, я был бы вынужден сказать правду, как повелевает мой обет.

Гален кивнул, давая понять, что не сомневается ни в честности аббата, ни в праведности его хитроумных действий.

Лицо Петера осветилось привычной доброй улыбкой. Но теперь, ответив на вопрос гостя, он потребовал такого же прямого ответа и на свой первый вопрос:

— Что же привело тебя в Райборн после стольких лет? Почему ты не поехал в замок, как подобает благородному гостю, а таишься в лесу, словно злодей-разбойник?

Гален невольно усмехнулся. Вот что значит разница во мнениях: Амисия сразу увидела в нем романтического героя, а отец Петер — ныне аббат Петер — заподозрил в злодействе. Пытаясь выиграть время, чтобы решить, можно ли довериться аббату, Гален с рассеянным видом взял со стола одну монету и задумчиво произнес:

— Мне довелось не раз испытать в бою все воинские премудрости, которым учили меня лорд Конэл и мой отец — и каждый раз я выходил победителем.

В лицо аббата, выражавшее пытливое ожидание, пристально смотрели серебристо-зеленые глаза. Гален понял: его собеседник хочет узнать, на чьей стороне он сражался в этих битвах. Снова обратив взор на круглый медяк, лежащий на ладони, словно это была редкая диковинка, он негромко сказал:

— Я не питаю почтения к нашему королю, а уж тем более — к французам. Да, год тому назад мы с отцом стояли на поле Раннимеда и смотрели, как Иоанн ставит свою печать на Великую хартию, но когда кучка знати позвала править нашей страной иноземного принца, мы отказались участвовать в этом позорном действе.

Аббат, как и многие священнослужители, поддерживал движение тех, кто заставил упрямого короля подписать документ, хоть немного ограничивающий монаршую власть и укрепляющий положение церкви. В то же время он считал, что бароны зашли слишком далеко, когда отдали страну во власть французского принца. Начались бесчисленные распри и настали мрачные времена; впрочем, к заданному вопросу это не имело ни малейшего отношения.

Аббат Петер молча поднял брови. Его питомец хорошо помнил это выражение: наставник терпеливо дожидался прямого ответа. Интуиция, которую святой отец всегда ценил у своего ученика, подсказала Галену: с аббатом стоит поделиться, тем более что он, как никто другой, может пролить свет на причины отчаянного зова леди Сибиллы.

— Вскоре после того как я со своим отрядом разгромил захватчиков, осаждавших Таррент, мне доставили письмо от леди Сибиллы. Это было первое и единственное ее послание со времени моего отъезда из этих краев.

Надеясь услышать объяснение этому странному событию, Гален сжал в руке потертый медяк и посмотрел в глаза аббату, но не увидел в них ни тени понимания. Упрекнув себя за излишнюю