прямиком к Кривой излучине выходит?

В темноте было заметно, как забегали белки глаз у Демьяна. Он наморщил лоб, вспоминая, потом неуверенно кивнул, на всякий случай спросил:

— Это где в прошлом годе стадо все потопло?

— Да, то самое. Когда выйдешь к этой балке, увидишь дерево, разрубленное молнией почти до самой земли. Повернись спиной и упрись в ствол, но так, чтоб река аккурат позади тебя оказалась. И иди прямиком ровно сто шагов. Не больше, не меньше, а ровно сто. Запомнил? Затем повернись на восход и отмерь еще двадцать шагов. Когда остановишься, то начинай копать.

— И что там будет? — Демьян перестал дышать, весь обратившись в слух.

— Когда выкопаешь, тогда и узнаешь. Но учти, там только малая толика, остальное все в другом месте лежит, и о том скажу после.

Рогнеда отвернулась от палача, чтоб тот не увидел усмешку на лице. А он как будто заподозрил неладное, вцепился крепкими пальцами ей в подбородок, вновь задрал голову, прошипел зло:

— Смотри, девка. Обманешь, шкуру спущу!

— Не обману, не бойся. Деваться мне некуда, вот и открылась тебе. Но и ты слово свое сдержи, сделай, как обещал.

— Сделаю, — буркнул Демьян, тут же потеряв всякий интерес к узнице. Повернулся и пошел к выходу.

Дверь скрипнула и захлопнулась. Рогнеда без сил опустилась на земляной пол. Сколько у нее времени? Два дня, не более. Знает она эту балку, бывала в тех краях один раз с дедом еще, царствие ему небесное. Место там глухое, гиблое, а незнающему человеку не сразу и в глаза бросится. Пусть копает сдуру, если умишком Бог обидел. Не мог догадаться — раз уж под пытками она не раскрылась, то ему и подавно не откроется! Рогнеда усмехнулась, представив, как Демьян копает в глухом лесу землю, смахивая от усердия пот с грязного лица.

Узнав, что там нет ничего, Демьян поспешит обратно. Да, дня два у нее… может, чуть больше. Если к тому времени она что-нибудь не придумает, то он точно ее прибьет. Даже гнева посадника не убоится, до того будет зол. Рогнеда сама поразилась тому, как четко работает голова. Вроде, истерзана вся, и жизни осталось чуть, но нет, хватается за любую возможность, чтоб выкарабкаться на свет божий.

Больше до вечера ее никто не тревожил. Так она и сидела, привалившись спиной к холодному камню. Иногда впадала в забытье, перед глазами начинали вспыхивать радужные круги, и видения, одно ярче другого, проносились перед взором. Очнувшись, вскидывала голову, обводила взглядом опостылевшие стены и вновь погружалась то ли в сон, то ли в бредовые видения.

В одно из таких пробуждений заметила на пороге темницы неясные очертания чьей-то фигуры. То ли человек это стоял, то ли оборотень. Стоял и пристально смотрел на нее. Она застонала, отвалилась от стены и на коленях поползла на свет.

— Спаси меня! — простонала, обращаясь неизвестно к кому. — Вызволи! Ты ведь добрый, я знаю. Спаси, век рабыней твоей стану.

— Чур меня, чур! — Человек на пороге закрестился, сделал шаг назад. — Изыди, ведьмино отродье!

— Чего боишься? — Второй стражник вынырнул из дверного проема, встал рядом, опершись о косяк. — Ткни ее факелом, она и вспыхнет как хвороста вязанка.

— А я слыхал, ведьму ничто не может взять: ни огонь, ни вода, ни оковы крепкие.

— То лжа! — Стражник громко икнул, перекрестил рот. — Слышал, небось, как она верещала под кнутом палача? Значит, и не ведьма вовсе, а человече. Тогда гореть ей в Аду!

— Все равно боязно.

— Э, тютя! — стражник оттеснил своего товарища. — Дайкось сюда.

Выхватил факел и ткнул в лицо Рогнеде. Она успела увернуть голову, ругнулась на стражников:

— Будьте вы прокляты, мучители! Погодите ужо, отольются вам мои слезы!

— Вот и всех делов-то! — Стражник сунул факел в руки товарищу, засмеялся, показав гнилые зубы. — Ползи, ползи отсюдова. После будешь пугать, когда на пыточном столе начнешь корчиться. Жди, придут за тобой вскоре… Ладно, Андрюха, потопали назад, неча здесь более делать. Холодно тут, промерзгло. А у нас вина еще в корчаге осталось, что Демьян притащил. Интересно, чего он это так расщедрился? На него, вроде, и не похоже. В другой раз даже полушки медной — и то не выпросишь, а тут на тебе — цельную корчагу вина притащил… Ну, да ладно, нам-то что? Главное, есть чем согреться в холодрыге этакой. Потопали.

Переговариваясь, стражники ушли, оставив у порога, возле самой двери, глиняную чашу. Там была какая-то мутноватая жидкость и плавали кусочки то ли жира, то ли еще чего непонятного. Рогнеда втянула носом воздух, сглотнула голодный комок. Что бы там не плавало в чаше, но это была еда, и Рогнеда набросилась на нее, словно изголодавшийся зверь.

Стражники прошли в караульное помещение, отделенное от камер, где держали преступников, длинным коридором.

— Ну-ка, Андрюха, набулькай остатки.

— Это мы мигом! — Молодой стражник вытащил из-под стола бутыль, взболтнул. — Осталось еще чуть-чуть.

— Ничего, все равно вскоре меняться. Наливай.

Андрюха разлил остатки жидкости. Выпили, закусили краюхой ржаного хлеба.

— Только бы Мефодий не заявился, — озабоченно проговорил Андрюха. — Коли узнает, что мы вино тут распиваем, попадет нам.

— Нечо. Авось пронесет. Хотя… — Пожилой стражник опять икнул. — Тут ты прав. Нюх у Мефодия на всякие проказы, что у собаки. — Подумал немного, потом уткнул скрюченный палец в Андрюху. — Вот чего мы сделаем… Я пока здесь один посижу, а ты поднимись к посаднику и доложи, что узница плоха совсем. Не ровен час помереть может.

— Почему я?

— Потому что молод ты. Это раз! А во-вторых, по тебе и не понять: пил ты вино аль нет. Луковицей только закуси, чтоб запах отбить.

— Зачем к нему идти-то? Не пойму я что-то.

— Пойми ты, луковая голова. Узнает посадник про наше радение к службе и похвалит. Может, и деньгу какую даст. А ты, да и я вместях с тобой, рвение свое перед посадником покажем. Тогда и Мефодий, ежели заподозрит что, молчать будет… Уразумел теперь?

— Ну, — Андрюха кивнул головой и потянулся за белоснежной луковицей.

— А коль уразумел, то и отправляйся не медля!

Фирс Матвеич, узнав, что Рогнеда может отдать Богу душу, думал недолго. Поразмыслив, велел перевести узницу из подземного каземата наверх, где было теплее и куда хоть изредка, да проникал свежий воздух. Добавил еще, чтоб кормили получше.

Доложив обо всем, стражник утаил только, что Рогнеду посещал Демьян, и посадник так об этом и не прознал. А если бы узнал, то, наверное, и задумался бы крепко. А так остался Фирс Матвеич в неведении.

Напоследок приказал крикнуть к себе Мефодия. Когда тот явился, велел:

— Узницу эту стеречь пуще остальных! Никого к ней не допускать и следить за этим особо. Помни, ежели случится с ней что, сам ее место займешь. Уразумел?

— Да, хозяин! — Мефодий изогнулся в поклоне.

— Тогда ступай! Исполняй, что велено.

Стражников Фирс Матвеич за доблестную службу похвалить забыл. Не о том болела голова у грозного посадника. А те, сами того не ведая, спасли Рогнеде жизнь.

А она не ведала, что своим страшным поступком закрутила такую цепь событий, которую развязать можно будет только с помощью крови. По-другому — никак. А юноша по имени Ульян уже искал нужных людей, чтобы вытащить ее из посадских рук.

Если спуститься по Вознесенской улице аккурат до самой реки Сулы, а потом повернуть направо, да