про Омера не мог такого подумать, – добавил Фордайс, презрительно сморщив нос.
Вообще-то Лаура недолюбливала Фордайса за свойственное ему холодное высокомерие, но сейчас едва ли могла винить его за презрение к ку-клукс-клану, к любому человеку, любому «джентльмену», связавшему себя с этой организацией. Кроме того, она знала, что в последнее время Фордайс не жаловал Бэда. Он не очень-то пытался скрыть раздражение, которое тот вызывал у него своим отношением к делу Кроуфильдов.
– Отец занимал там высокое положение, – заговорил Том. – Вскоре он должен был стать главой доминиона.
Фордайс никак не отреагировал на слова юноши. Обратившись к Лауре, он спросил, знала ли она о членстве мужа в клане.
– Папа сказал, – ответил за Лауру Том, – что ничего не говорил маме, так как знал, что она не одобрит. Она не одобряет, не одобряла даже то, что он поддерживал Джонсона.
Фордайс сердито посмотрел на Тома.
– Может, ты позволишь матери говорить самой за себя?
От этого резковатого замечания у Лауры снова подступили слезы к глазам. Она вдруг осознала, как выглядит со стороны: жалкая растрепанная женщина в халате, новоиспеченная вдова с двумя сыновьями, один из которых слабый и больной, второй – непокорный. В глазах Фордайса она увидела жалость.
– Том, – твердо сказала она, – не перебивай, пожалуйста. Я оказалась в сложном положении, и мистер Фордайс пришел мне на помощь.
Фордайс посмотрел на нее с благодарностью.
– Значит, вы ни о чем не подозревали.
– Нет. Он всегда говорил, что не интересуется политикой.
Фордайс кивнул.
– Это вызовет брожение в деловых кругах. Боюсь, многие уважаемые люди попадут под подозрение. Поневоле задумаешься, узнав, что под балахоном и колпаком скрывается человек с положением Тайсона. Впрочем, – отрывисто добавил он, – сейчас вас это мало заботит. Я хотел узнать, не надо ли мне сообщить кому-либо о случившемся и избавить вас от лишних хлопот? Вашим тетушкам, например.
– Нет, я не собираюсь посылать телеграмму в Египет или где они там сейчас находятся и до смерти пугать их. Не буду портить первое в их жизни путешествие.
– Значит, вы сами обо всем договоритесь. Отпевание, наверное, состоится в церкви Фостера?
– Да, Бэд туда регулярно ходил. – Как такое вообще могло быть? Бессмыслица какая-то – состоять в клане и посещать церковь, проповедующую прямо противоположные идеи.
– Я с удовольствием позвоню ему от вашего имени. Сам я посещаю церковь в другом конце города, но Фостера хорошо знаю. Мы вместе учились в подготовительной школе, он был классом младше меня. Собственно говоря, я позвоню ему прямо сейчас. Думаю, вам поможет, если вы сегодня же с ним поговорите.
– Спасибо. Мне бы очень этого хотелось.
Том и Тимми тоже нуждались в разговоре с сильным доброжелательным человеком. Тимми, сидящий с широко открытым ртом – ртом Бэда – был похож на беспомощного птенца.
Спору нет, Фордайс был любезен и вежлив, но в его равнодушных коротких фразах невозможно было почерпнуть утешение. «Наверняка он предпочел бы избавиться от таких клиентов, как мы», – подумала Лаура. Второй раз всего за несколько недель Райсы взвалили на него работу, которая была ему не по душе.
В этот момент Тимми вскочил, вскрикнув так пронзительно, что остальные подпрыгнули.
– Что случилось с Графом, Том, Граф тоже умер?
– Граф? – недоуменно повторил Фордайс.
– Его собака, – Лаура вопросительно посмотрела на Тома, который беспомощно развел руками.
– Он стоял рядом с папой.
– Значит, они и его убили? – взвизгнул Тимми.
– Да, – Том крепче прижал Тимми к себе. – Я привез его домой. Я подумал, мы сможем похоронить его на заднем дворе.
Тимми вырвался из рук брата.
– Где он? Я хочу увидеть его, – потребовал он.
Из кухни прибежала Бетти Ли.
– Нет, золотко, – вмешалась она, – тебе не надо на него смотреть. Я видела его и, думаю, будет лучше, если ты запомнишь его таким, каким он был.
Но Тимми уже бросился мимо нее к выходу. Лаура услышала, как хлопнула задняя дверь, услышала протесты Тома и Бетти Ли и, наконец, плач Тимми, увидевшего тело Графа, которое Том оставил рядом с фургоном.
– Он еще такой слабый, – испуганно пробормотала она. – Только что из больницы. Это для него слишком сильное потрясение.
– Забот у вас выше головы.
Фордайс тут же пожалел о своем банальном замечании. Но он не умел утешать и не знал, как себя вести, когда речь шла о «человеческих проблемах». Он был адвокат, обученный распутывать сложные узлы, и только. Он постарается помочь в преодолении кризиса, который наверняка возникнет на фирме «Райс и сын», оставшейся теперь и без главы, и без старшего менеджера.
Он был рад, что ему, по крайней мере, до сих пор удавалось скрывать от репортеров историю с Кроуфильдами. Лауре только не хватало, чтобы газеты растрезвонили о ней на весь свет. Бедная женщина. Он вздохнул с облегчением, когда в дверь позвонили и вошел Фостер.
В полночь Лаура и Том все еще сидели в библиотеке со священником. Врач, с которым Фостер переговорил по телефону, посоветовал дать Тимми горячего молока и сразу же уложить его в постель. Бетти Ли удалось увести его, несмотря на его возражения, и теперь он спал.
– Я помню тебя, каким ты был в первом классе воскресной школы, – сказал Фостер Тому. Он и сам уже так устал, что говорил тихим слабым голосом. – А почему, ты думаешь, я запомнил именно тебя из всех прочих детей и помнил все эти годы? Ну, во-первых, потому, что ты был очень способным мальчуганом, а во-вторых, потому, что я очень хорошо знал твоих родителей. Они всегда живо интересовались делами общины, принимали во всем активное участие.
– Вот этого-то я и не понимаю, – воскликнула Лаура. – Как Бэд мог… и подумать только, его отец был священником.
– Религия, на которой воспитывался Бэд, совсем не та, что исповедуем мы с вами, – спокойно ответил Фостер. – В том захолустье, где он рос, религия была с адским душком.
– Но вести двойную жизнь все эти годы, – и Лаура стиснула руки, словно умоляя Фостера объяснить ей, как такое возможно.
– К сожалению, Лаура, Бэд не исключение.
Том, ерзавший в кресле, пытаясь сдержать себя в присутствии священника, в конце концов не выдержал и дал выход своему гневу.
– Вы оба говорите об отце так, будто он был каким-то чудовищем. Как вы можете так о нем говорить? Ты, мама, особенно. Я не верю тому, что слышу.
– Я ни разу не сказала, что он чудовище. Он был моим мужем. Но то, во что он верил – оружие, кровь, ненависть, – действительно чудовищно. Ненавидеть человека только за то, что он не такой, как ты! А ведь у каждого из нас есть право жить на этой земле.
– Нет! Это все чепуха. Люди не равны, одни лучше, другие хуже.
– Мы ничему подобному не учили тебя в воскресной школе, Том, – вмешался Фостер. – Я читал кое- какие программные документы клана, написанные вроде бы с верой в Бога, но это ересь, вот что это такое на самом деле. Я поражен, что ты сам этого не видишь, – закончил он.
– Я не сказал, что верю в клан, – Том чувствовал себя обнаженным под взглядами двух пар глаз, смотревших на него одновременно с сожалением и осуждением. Он чувствовал себя мучеником, принимающим муку ради Бэда. «Мой отец», – подумал он и продолжал: – Но одни люди лучше других. От
