Решив, что сейчас самый подходящий момент выполнить это обещание, Лаура завернула за угол с сознанием, что собирается заняться благим делом. Сейчас в ней невозможно было узнать женщину, рыдавшую на лужайке прошлой ночью.

Маккензи арендовал помещение магазина. Через широкие окна было видно, что внутри кипит бурная деятельность. Она остановилась перед окном, сама не зная, почему это сделала. Потом ей пришло в голову, что Ральф, если он там, может подумать, будто она пришла повидаться с ним. Но это же было нелепо. Разве они не договаривались, что она ему поможет? Просто ей было присуще чувство гражданского долга. Десятки других женщин в городе точно так же помогают кандидатам, за которых они собираются голосовать. Маккензи был прекрасным человеком, очень обаятельным человеком. Он, не жалея, сил пытался помочь своим друзьям Кроуфильдам. Столкнувшись в результате этих попыток с Томом, он относился к нему с неизменной добротой. Вот собственно и все.

Да, если не считать того, что Маккензи восхищался матерью Тома, что его тянуло к ней. Ну и что из этого? Слава Богу, она была достаточно интересной женщиной, ею можно было восхищаться. Что из этого?

«Ты ведешь себя как школьница», – поругала она саму себя, осознав, что уже несколько минут стоит у двери. Вдруг кто-то видел, как она стоит здесь, словно не знает, как поступить? Вдруг Ральф подъедет сейчас и увидит ее? Вдруг он и в самом деле находится внутри и наблюдает за ней, удивляясь, что это с ней такое?

Она быстро пошла прочь. Сжимая в руках свитер Тома, она почти бежала, едва не упав по дороге, споткнувшись на своих высоких каблуках. Ее чувства вели себя как-то странно. «Не играй с огнем, обязательно обожжешься», – предупреждала ее тетя Сесилия. И это было правдой. Достаточно почитать газеты или посмотреть телевизор, чтобы узнать, как часто люди обжигаются. Держись подальше от этой предвыборной кампании, подальше от Ральфа Маккензи…

Напротив стоянки для машин тянулся ряд магазинов, среди которых был и магазин грампластинок, откуда доносились пронзительные голоса и ритмичный грохот музыки тинэйджеров. Лаура вспомнила, что обещала Тимми купить новые записи. Она вошла в магазин, выбрала то, что ей было нужно, и направилась было к выходу, но потом вернулась и спросила, есть ли у них записи испанской гитары.

– Кто вас интересует? Сеговия? Брим? У нас есть по нескольку пластинок с записями каждого из них, и мы можем заказать любую пластинку, какая вам нужна, если у нас ее нет. Вы ищете что-то конкретное?

– Нет, я плохо разбираюсь в гитаре.

– Зато у вас, наверное, богатейшая в стране коллекция пластинок с фортепьянной музыкой. – Продавец улыбнулся. – Уж не думаете ли вы заняться гитарой вместо рояля?

Лаура улыбнулась в ответ, подумав: «Странно, люди всегда стремятся вставить в любой разговор какую-нибудь милую, шутливую, ничего не значащую реплику. Всем это свойственно».

– Вряд ли. Просто я на днях разговаривала с одним знакомым, и после этого разговора у меня появилось желание послушать гитару.

И это не было ложью. Недавно она услышала по радио в машине концерт для флейты и сразу же пошла и купила пластинку с записью Джеймса Гэлвея. На этот раз захотелось послушать гитару, только и всего.

Вернувшись домой, она поставила пластинку: Сеговия исполнял «Гранаду» и «Севилью». В комнате было прохладно. Солнце к этому времени перекочевало в другую часть неба, откуда солнечные лучи не могли проникнуть в комнату через крону росшего у дома платана. В этой прохладе звучала музыка. Звуки танцевали и пели; они рождали представление о ручейке, журчащем в мавританском саду, пышных, развевающихся юбках, кастаньетах, влюбленном, изливающем свои чувства в серенаде.

«Это как огонь в крови» – сказал он.

Да, так оно и было. Лаура откинулась в кресле и закрыла глаза.

Хлопнула задняя дверь. Вошел Бэд, вытирая вспотевший лоб.

– Ну и жарища! А это что за какофония, черт возьми? Ее на ступеньках было слышно.

– Мне нравится, – ответила она и, встав, нажала кнопку «стоп».

– Не нужно было этого делать. Разве я попросил выключить пластинку? Если тебе нравится, слушай на здоровье. Мне она может и не нравиться, но ты тоже как-никак живешь в этом доме.

Она тут же устыдилась.

– Да, Бог с ней. Не так это и важно. Где Том?

– Сейчас придет. Дел сегодня было по горло, какой-то сумасшедший дом. И не подумаешь – в такую- то жару. Том трудился как вол. Я ему сказал, что был бы рад заиметь еще парочку таких работников. Как Тимми?

– Неплохо. Читал, потом пришли его друзья и они играли в настольные игры. Он почти не кашлял. Я соберу на стол, пока ты будешь принимать душ.

Зазвонил телефон. Лаура подняла трубку аппарата, стоявшего на кухне. Голос, ставший знакомым, произнес ее имя.

– Лаура? Надеюсь, Тимми стало лучше?

– Да, спасибо. Маргарет?

– Ох, простите. Я нервничаю, поэтому и не назвалась сразу. Да, это Маргарет. Маргарет Кроуфильд.

Лауре показалось, что сердце у нее упало в буквальном смысле этого слова, опустилось куда-то к животу. Этот голос был подобен присутствию живого человека в ее кухне, он напоминал, что он теперь является частью этого дома и этой семьи, что он никогда и никуда не исчезнет. Господи, если бы эти люди уехали куда-нибудь.

Но голос был умоляющим, он дрожал.

– Я не вовремя? Я вас оторвала от чего-то?

– Нет, нет, ничего. Признательна вам за ваше беспокойство о Тимми.

– Мы знаем, что в этот раз было совсем плохо. Ральфу не нужно было объяснять нам, что случилось. Нам это знакомо.

– Да, – слабым голосом ответила Лаура. «Мой второй сын. Питер Кроуфильд, мой второй сын».

– Ральф сказал, что он звонил несколько раз, разговаривал с Томом. Как вы думаете… Сказать по правде, я надеялась, что Том снимет трубку. Как вы думаете… Вы не попросите его поговорить со мной? Он дома?

Лауре не нужно было спрашивать. Она и так знала, что Том не будет разговаривать с Маргарет. Проще было бы сказать, что его нет, но она не могла этого сделать.

– Я позову его, – сказала она.

Маргарет, видимо, уловила нерешительность в ее голосе и принялась торопливо объяснять:

– Мы послали ему книгу по астрономии. Артур подумал, что это могло бы стать темой для разговора. Я не знаю…

Лаура, думая про себя, что Маргарет так же близка к слезам, как и она сама, быстро проговорила:

– Не кладите трубку. Я попробую найти его. Том с Бэдом были в библиотеке. Оба стояли рядом с телефоном.

– Не трудись спрашивать, – сразу же заявил Бэд. – Я знаю, кто это. Я снял трубку одновременно с тобой.

Поджатые губы Тома и его поза – он стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, – выражали упрямство.

«Если бы эта женщина отступилась», – снова подумала Лаура. Однако вслух она умоляюще сказала:

– Пожалуйста. Всего несколько слов, Том. Ты не можешь вечно избегать ее. Кому-то нужно уступить.

– Пусть она и уступает, – ответил вместо Тома Бэд. – Какая же она настырная. Типичная для евреев черта. Они никогда ни от чего не отступятся.