рубашки, вздулись жилы. – Прийти к нам и до смерти напугать, – он опомнился и заговорил потише. – Я не виню вас, мистер Маккензи. Вы адвокат и с какой бы невероятной надуманной историей ни обращались к вам клиенты, вы все равно должны их выслушать. Но я-то не должен.

– История и вправду невероятная, – спокойно ответил Маккензи, – но она не выдумана. Могу ручаться. Я знаю этих людей, они мои друзья, а не просто клиенты, и они честные люди. Кроме того, само собой разумеется, что я провел собственное подробное расследование. Мы просмотрели архивы, которые после закрытия роддома Барнса были переданы в больницу имени Вильсона, мы расспросили сестру родильного отделения роддома Барнса, которая до сих пор работает в этой больнице. Но она, естественно, ничего не знает. Единственное, что нам удалось установить точно – помимо ребенка той семьи в послеродовом отделении в тот период находился лишь один младенец мужского пола – сын Омера и Лауры Райс.

Бэд тяжело дышал, наклонившись вперед и положив на колени сжатые в кулаки руки. – Хватит, прошу вас. Достаточно, мистер Маккензи, – он все еще сдерживался и говорил спокойно, хотя было видно, что это дается ему с большим трудом. Лаура заговорила очень тихо:

– Нет, Бэд, не хватит. Мы должны выслушать все до конца. У нас нет выбора, – и она сжала подлокотник дивана, словно желая укрепить себя.

– Месяцев пять назад, – начал Маккензи, – у сына этих людей Питера, который, надо сказать, был болен с самого рождения, наступил кризис. За прошедшие годы они перебывали во всех крупнейших медицинских центрах страны – в Балтиморе, Нью-Йорке, Атланте. В больнице, куда его положили в последний раз, решили провести генетическое исследование, для которого потребовался всесторонний анализ крови родителей – ДНК и все такое. Тогда-то и выяснилось, что Питер никак не мог быть их сыном.

– А разве в лабораториях не делают ошибок? – От самоконтроля Бэда не осталось и следа. – Какой-то ничтожный лаборантик пришел к выводу, что это не их ребенок. А эти люди и сами порядочные ничтожества. И вот они начинают разнюхивать, а где же их сын и кто он, и решают, что мой мальчик и есть их сын. Ну нет. Они, что, за дурака меня принимают?

– Я знаю, это похоже на загадочную детективную историю, но… – начал Маккензи, но Бэд опять перебил его:

– Лишь отчасти. Том мой сын, и тут нет никакой загадки. Все. Точка.

Несколько минут все молчали. Лаура вытерла вспотевший лоб и руки и, скомкав в руке носовой платок, ждала, что будет дальше.

– Здесь у меня кое-какие документы и выписки, – мягко проговорил Маккензи, – хотите взглянуть?

– Нет. Не буду я все это читать, чтобы вы не подумали, будто я придаю всему этому вздору хоть какое-то значение, – выкрикнул Бэд.

Маккензи попробовал другой подход и обратился к Лауре:

– Вам же самим станет спокойнее, если вы как можно больше обо всем узнаете.

– Мы и так спокойны, – ответил за Лауру Бэд. – Абсолютно спокойны.

– Я бы на вашем месте не был. В то время, когда ваш сын и тот другой мальчик находились в роддоме, там было всего пять новорожденных и три из них – девочки.

– А теперь послушайте, что я вам скажу, – решительно изрек Бэд. – В роддоме в тот период наверняка находились и другие новорожденные, в том числе и мальчики. Какого-нибудь младенца могли случайно принести в послеродовое отделение из отделения патологии. Разве можно утверждать, что их сына перепутали именно со вторым малышом в послеродовом отделении, которым, по случайному стечению обстоятельств, оказался наш ребенок? Это противоречит здравому смыслу.

– Едва ли можно всерьез принимать в расчет возможность, которую вы обрисовали, мистер Райс, хотя исключать ее полностью тоже нельзя, – Маккензи помолчал. – Вот почему мы должны все проверить, все предусмотреть. Мои клиенты уверены, что подмена могла произойти только в родильном доме. Как только малыш оказался дома, его ни на минуту не оставляли без присмотра.

– Еще одна выдумка, – сказал Бэд.

– Ну, это легко проверить. Для этого требуется лишь сделать анализ крови вам обоим и вашему сыну.

– Анализ крови! – взорвался Бэд. – Да будь я проклят, если мы согласимся. Это неконституционно, это вмешательство в нашу личную жизнь.

– Нет, – возразил Маккензи. – Я могу получить судебное постановление, мистер Райс, но я предпочел бы этого не делать.

У Лауры подступила тошнота к горлу. Если бы Бэд попросил его уйти, если бы она могла лечь и собраться с мыслями.

– Но какого черта они не подадут в суд на роддом? – потребовал Бэд. – И не оставят в покое других людей?

– Как я вам сказал, роддом прекратил свое существование. Да и в любом случае эта семья никому не хочет причинять неприятностей. Их единственное желание – узнать, что стало с ребенком.

Только сейчас Лаура в полной мере осознала весь ужас положения. Слезы, которые она давно мужественно сдерживала, полились потоком. Она закрыла руками пылающее лицо, не пытаясь их вытереть.

– Посмотрите, – грубо сказал Бэд, – посмотрите, что творится с моей женой. В прекрасный летний день разваливается семья. Только и всего! – Он щелкнул пальцами. Потом вял со стола фотографию Тома и поднял ее. – Вот наш сын. Он не узнает ни слова из того бреда, что вы нам тут наговорили. Это ясно? Это разбило бы ему жизнь, и я этого не допущу.

– Красивый молодой человек, – только и ответил Маккензи и снова открыл свой атташе-кейс. – У меня с собой фотография Питера Кроуфильда.

– Ну и держите ее при себе, – откликнулся Бэд. Но Маккензи достал фотографию и повернул так, чтобы ее было хорошо видно. Лаура против воли подняла глаза. С фотографии на нее смотрел светловолосый юноша. Узкое лицо с тонкими чертами. Короткий нос, длинная верхняя губа, ямочка на подбородке… Это было лицо Тимми.

– Это Тимми. Боже мой, это же Тимми, – простонала она.

Протянув руку, Бэд взял фотографию.

– Это вовсе не Тимми, – тихо проговорил он. – Я улажу это дело. Предоставь это мне.

– Думаю, вам придется воспользоваться услугами адвоката, мистер Райс, – спокойно посоветовал Маккензи. – Само по себе ничего не решится.

– Так я и сделаю, черт возьми. Мои дела ведет адвокатская контора «Фордайс и Фордайс». Я затаскаю этих людей по судам, если они не оставят нас в покое. Полагаю, их следующим шагом будет установление опекунства, да? – скривился он. – О Господи!

– Ни о каком опекунстве не может быть и речи, когда ребенку исполнилось восемнадцать.

«Кто эти люди, – думала тем временем Лаура, – чего они добиваются? Мой Том принадлежит мне. О, Бог мой, я не верю всему этому, я не могу, не хочу верить. Что из того, что этот мальчик похож на Тимми? Многие ребята похожи на Тимми».

Маккензи переводил взгляд с Бэда на Лауру. Бэд уставился в пол. Руки, висевшие вдоль тела, были сжаты в кулаки. «Он постарел за какие-то полчаса, – подумала Лаура, и, подняв голову, встретилась взглядом с Маккензи. Карие глаза печально смотрели на нее. Ему было жаль их. Судя по всему, он был порядочным человеком. Почему-то она доверяла ему.

– Кто эти люди? – спросила она. – Можно нам узнать?

– Ну конечно. Они уже про вас знают из больничных записей.

– Вы же сказали, что роддом больше не существует, – взвился Бэд.

– Его продали, а вся документация была передана в больницу имени Вильсона. Их фамилия Кроуфильд. Они владельцы универсального магазина. Артур и Маргарет Кроуфильд. Когда-то они жили здесь, но несколько лет назад продали здешний филиал, оставив за собой лишь основной магазин, расположенный напротив здания законодательного собрания. Вы, наверное, в нем бывали.

Бэд нахмурился, отчего на переносице образовалась прямая красная линия.