связаны у брата с мучительным кашлем. Согрев молоко и добавив мед, он отогнал мрачное видение – Тимми снова в больнице – и понес кастрюльку в комнату к брату. – Вот выпей. Пей медленно.
Тимми и сам все знал, но послушно кивнул головой. После нескольких глотков кашель стал затихать.
Том смотрел на тонкие пальчики Тимми, сжимавшие высокий стакан. Ручки маленькие, фигурка хрупкая, ниже всех в классе. Но одноклассники были добры и ласковы с Тимми, никто не дразнил его «коротышкой». Наверное, родители сказали детям, что их сверстник очень болен.
– Смотри-ка, Граф беспокоится, когда я кашляю, – сказал Тимми.
Собачонка сидела в ногах кровати и переводила блестящий взгляд со своего маленького хозяина на Тома.
– Знаешь, он мой лучший друг… после тебя, конечно.
– Ну, я тебе не только друг, но и брат, а это больше.
Выпив молоко, Тимми обхватил колени руками и выжидательно посмотрел на Тома. Тот понял, что Тимми желает доверительной беседы.
– У тебя есть девушка, Том? – спросил Тимми.
– Ну, в каком-то смысле есть, а в общем – нет. – Том не хотел откровенничать с малышом о Робби. – В колледже встречаешь много девушек. На лекциях, на танцах, на футболе. Ну и заводишь знакомство – на неделю, на месяц. Знаешь, как это бывает. Сейчас у меня нет девушки.
– Это плохо, Том, заведи скорее.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что у меня есть девушка, – прошептал Тимми в ухо Тома. – Только обещай никому не рассказывать.
– Обещаю, – торжественно сказал Том.
– Ее зовут Мэри Бэт. Я каждый день сажусь на ленч за ее стол.
– Да-а?
– Да, она меня приглашает.
– Ну, что ж, у нее недурной вкус, если она тебя приглашает. А она хорошенькая?
– Самая хорошенькая в классе! Она потрясающая, Том! И одевается потрясающе.
– А какие у нее волосы?
– Каштановые. С золотистым отливом.
– Я бы хотел посмотреть на нее, Тимми.
– Ну приходи на наш выпускной вечер. Папа и мама всегда приходят, и ты можешь, если захочешь.
– Конечно, захочу!
Такое маленькое бледное личико с задумчивыми глазами – мамиными глазами. Том раньше не замечал этого, а теперь вдруг осознал, что у обоих – глаза мечтателей, которые думают о чем-то своем, даже когда говорят с вами. Но ведь все говорят, что и Том похож на мать. И на отца тоже.
Тимми зевнул, но ему не хотелось отпускать Тома.
– Папа подарил мне новую игру, посмотри.
– Ты на часы посмотри, а в игру поиграем завтра! Как ты себя чувствуешь?
– Отлично.
– Ну, тогда спокойной ночи, до завтра.
Том сидел в своей кровати и читал «Протоколы сионских мудрецов». Это был репринт старинной книги, и Робби уверяла Тома, что все написанное там – чистая правда. Там говорилось, что евреи посылали в каждую страну старого мудреца, который подготавливал осуществление в этой стране господства евреев, которое потом должно было утвердиться на всей планете.
Том засомневался. А, может быть, это и правда. Ведь сколько всяких владений у евреев только в их городе. Половина больших магазинов и лавок – ювелирных, магазинов одежды, обуви, спортивных товаров. В кардиологическом отделении больницы, где в прошлом году делали операцию тете Лилиан, заведующий был еврей. Всюду встречались эти люди, занимающие важные посты, живущие в роскоши.
– Нет, – уверял он себя, – в этой книге изложены правдивые факты. Просто люди их не знают. Папа, конечно, знал эти факты. Но он был занят работой, обеспечивал семью, он не хотел наживать себе врагов… и не хотел расстраивать маму. Не было смысла спорить с мамой, и отец любил ее такой, какая она есть. Не понимающая жизни, погруженная в свои книги и в музыку.
Он поднял руку, чтобы выключить торшер, и увидел на своем столе в вазе пышную красную розу. «Какая красивая… мама срезала ее к моему приезду, – подумал Том. – Она пошла в сад и срезала ее».
«…Нет, я не должен был так говорить за обедом. Это огорчило маму. Может быть, не надо было оставлять в своей комнате ни книги о Гитлере, ни даже фотографии Джима Джонсона». Эти вещи появились в его комнате, когда он начал спать с Робби. Тогда началась его взрослая жизнь. Он растянулся в кровати, расслабив каждый мускул своего тела, и вдруг ощутил сладкую боль в чреслах, представив рядом с собой гибкое тело прижавшейся к нему Робби.
«А Тимми, – подумал он, – наверное не узнает этой пронзительной сладкой боли, радости и печали земной любви».
За окном летняя ночь звенела стрекотом сверчков, как звенела тысячу лет назад. А на другой планете, вращающейся вокруг другого солнца, другие существа наполняют ночь своей музыкой. «Ученые говорят, что после гибели жизни на планете останутся одни насекомые. Тараканы? Пф-ф… сносно. Ну а сверчки вообще – симпатичные создания. Всю ночь они стрекочут под моим окном…». Он заснул.
Лаура сидела, задумавшись, на неосвещенной террасе, пока не послышался шум колес подъезжавшей к дому машины. Заперев машину в гараже, Бэд прошел на террасу по росистой лужайке.
– Эй, почему ты здесь?
– Ничего, просто не хочется спать.
– Сидишь одна. Что случилось?
– Право же, ничего.
– Я тебя знаю. Чувствую, если что-то с тобою не так.
Так оно и было, но не пускаться же ночью в объяснения. Да Лаура и не хотела посвящать в свои настроения Бэда. И потом – она устала… Ах, как она устала…
– Как прошло твое собрание? – спросила она Бэда, не отвечая на его вопрос.
– Превосходно. Хотя слишком затянулось для воскресной ночи. Что поделаешь, люди любят сами себя послушать. – Он поцеловал ее. – Да у тебя новые духи. Как они называются?
– «Белые плечи».
– О, твои белые плечи… И белая грудь… И все остальное… А знаешь, я проголодался. Сделай мне сэндвич.
Кухня, как и весь дом, была предназначена для большой семьи. Фарфоровая посуда в буфете – тонкий китайский фарфор, сияющие медные кастрюли на полках до самого потолка, две плиты – электрическая и редко используемая, но начищенная до блеска, старинная, отапливаемая углем. Аккуратная связка дров, приготовленная в углу для растопки камина в зимние вечера. Кружевная паутина вьющихся растений на окне.
– Люблю наш дом, – сказал Бэд. «Мой дом – моя крепость». Да, и каждый должен защищать эту крепость, не щадя своих сил. Это я понимаю.
– К счастью, у нас в Америке нет враждебных сил, против которых надо оборонять свой дом.
– Напрасно ты так уверена. Старый уклад под угрозой. Его ненавидят евреи, негры, люмпены. О католиках я этого не скажу, я знаю среди них порядочных людей, но для них на первом месте преданность Папе. Не Америке.
– Не хочешь ли кусочек кекса? Я испекла два, один тетушкам в дорогу.
– Спасибо, не стоит мне есть сдобу, я уже выпил сегодня пару пива. Лишний вес – реальная угроза для меня. – Он откинулся на спинку стула и откусил кусок сэндвича. – Один приятель рассказал мне, что на улице Фейрвью поселилась пара черных. Купили дом Блейров. Хорошенькое дело!
