Сирена, улыбаясь, смотрела на своего взъерошенного мужа.
– С чего бы это, а?
Было почти половина второго, когда они наконец распрощались с хозяином и покинули виллу «Коралита». Сирена медленно и осторожно вела автомобиль, а Николас все двадцать минут, что они добирались до дома, храпел и бормотал что-то нечленораздельное.
Сирена радовалась, что предоставлена сама себе и ей не нужно общаться с мужем. Она могла думать о Ройоле Фергюссоне и сожалеть о том, что через четыре дня их отдых заканчивается и ей придется покинуть Ямайку.
3
– Ты будешь очень сердиться, моя дорогая? Но пойми, Чарли – мой старый приятель, и мне не хотелось бы отсутствовать на его «мальчишнике» перед свадьбой.
В смешке, который сопутствовал словам Николаса, отчетливо звучали фривольные нотки, и Сирена вздохнула про себя, представив, как муж и его лучший приятель надираются как свиньи в каком-нибудь переполненном баре в Майами. Но она весело проговорила:
– Ну что ты, я совсем не возражаю.
Они завтракали на террасе, под сенью ветвей франгипани, не заслоняющих, однако, прекрасный вид на искрящиеся воды Голубой лагуны.
– Представляешь, старый бродяга решил остепениться и теперь женится на американской манекенщице. Совсем рехнулся. – Николас щелкнул пальцами. – Познакомился с ней всего две недели назад. Хотелось бы мне присутствовать на встрече невесты с ее будущими родственниками в Атертон- Холле. Забавное будет зрелище. Они ведь спали и видели, как он делает предложение достопочтенной Арабелле Сеймур.
– Не той ли жуткой Арабелле с гнилыми зубами и прыщавой кожей? – фыркнула Сирена.
Николас кивнул, посмеиваясь.
– Именно той.
– Ну, тогда я рада, что он взбрыкнул и нашел себе американку. Ему повезло, – сказала Сирена, бросая крошки нахальной птичке, пристроившейся к ним завтракать.
Николас сменил тему разговора.
– Думаю, коль скоро мы отправляемся через пару дней домой, мне нет смысла возвращаться сюда.
Сирена, на которой был простенький саронг из батика, лениво потягивала апельсиновый сок.
– Хорошо, я останусь и закрою дом, Николас. Ни о чем не беспокойся, – сказала она твердо. Сирена видела, что муж разочарован, и понимала, что ей нужно вести себя крайне осторожно.
– А я думал, ты захочешь полететь со мной в Майами… – Николас замолчал и с надеждой прибавил: – Ты могла бы походить по магазинам.
Сирена нахмурилась, сведя темные брови.
– У меня и здесь еще много дел. Я обещала навестить Томаса из Френчмен-Коув, он хотел переслать со мной письма в Англию. Нужно оплатить несколько счетов. И еще много чего, – вздохнула она.
На ее губах заиграла смутная улыбка.
– И вообще, что прикажешь мне делать, когда ты с Чарли и своими дружками будешь гудеть всю ночь напролет?
Глядя на жену поверх чашки, Николас уловил в ее глазах знакомый упрямый блеск. У него не было сомнений: она принесет ему много хлопот, если заставить ее насильно ехать в Майами.
– Ты права. Приводи в порядок дела и закрывай дом, а я уж провожу старину Чарли в новую жизнь.
– А ты там не загуляешь с какой-нибудь разбитной девицей? – игриво поинтересовалась Сирена.
– Будь спокойна, дорогая. Я не из таких. С тобой никто не сравнится. И ты это знаешь.
– Конечно, Ники. Но я также знаю старую вест-индийскую поговорку: «Раскаленный утюг может охладить даже грязная лужа».
Николас покачал головой в шутливом неодобрении.
На следующее утро Сирена проснулась в шесть часов утра. Как бы поздно она ни ложилась и какая бы усталая ни была, она всегда просыпалась в одно и то же время.
Николас шутил, что не расстается с самым прекрасным и надежным будильником в мире. Сирена никогда не рассказывала мужу, что приобрела эту привычку в частной школе, где насильно приучила себя к раннему пробуждению. Это стало своеобразным ритуалом, так необходимо ей было свое личное время – час перед подъемом, когда она залечивала душевные раны.
Сирена уже собиралась выбраться из постели, чтобы, как обычно, поплавать с утра, но тут зашевелился Николас и обхватил ее за талию. Ей не хотелось сопротивляться.
– Останься со мной, – шепнул он ей на ухо.
От мужа пахло острым вест-индским перечным соусом, смешанным с табачным запахом, – совсем не впечатляющее сочетание.
Он притягивал Сирену все ближе, руки его скользнули к ее бедрам, пенис упирался в ягодицы.
Сирена от досады закусила губу.
– Ники, пожалуйста, не сейчас. Позже. После того, как я поплаваю.
Она старалась, чтобы ее обещание звучало искренне, и одновременно сжимала бедра, чувствуя его настойчивые толчки.
Помогая себе рукой, он почувствовал, что жена затаила дыхание.
– Ну, пусти меня, Банти. Пожалуйста, – его тихий голос звучал очень настойчиво, и Сирена поняла, что сопротивление только усилит его пыл. Прижавшись к спине жены, Николас не видел, как на ее лице, когда она развела ноги, появилось выражение покорного смирения. С мучительным стоном он вошел в нее.
– Ну, скажи мне, Банти, скажи, пожалуйста, – молил он.
Его голос с нарочито детскими интонациями выводил ее из себя. Сирена знала, что он хотел слышать. Каждый раз одно и то же. С отвращением Сирена подчинилась его просьбе.
– Николас очень плохо себя вел и его нужно наказать. – Она старалась, чтобы голос звучал как можно строже. – Я его обязательно…
Сирена не успела закончить фразу. Тело мужа дернулось, по нему пробежала дрожь, он выкрикнул ее имя, а потом затих, отпустил ее бедра и откатился на другую сторону кровати.
Николас лежал на спине, тяжело, прерывисто дыша. Спустя некоторое время он протянул руку и нежно коснулся плеча Сирены.
– Это было чудесно, – шепнул он.
– Только не для меня, – пробормотала себе под нос Сирена, вылезая из кровати.
– Что ты сказала, дорогая? – Николас сел в постели.
– Мне тоже, – солгала она из ванной комнаты, не зажигая свет, чтобы он не мог видеть выражение лица и прочесть свой приговор в ее глазах.
– Не терпится поскорее увидеть Чарли, – крикнул он в открытую дверь.
Не слушая его, Сирена ступила в убежище душевой, где вода, заглушив его слова, охладила ее жаркую плоть. Смывая с бедер сперму Николаса, она молила, как обычно, чтобы Господь послал ей ребенка. Нужно было обязательно подарить Фрейзер-Уэсту наследника – это стало бы гарантией надежности их брака, а ей дало бы возможность избегать ненавистных супружеских отношений.
Николас чуть не опоздал на единственный рейс до Кингстона.
На полпути к аэропорту он вдруг вспомнил, что оставил дома свой паспорт. Сирена, сидевшая за
