Несмотря на шок от удара, Найт сразу понял, что ожидает куратора музея. Телеведущий в больничном халате лежал на матраце, привязанный к четырем столбикам кровати, и от запястья прозрачная трубка тянулась к пакету, висевшему на штативе.

Мелодия оборвалась, и солнечный свет, заливавший комнату, заслонила темная фигура.

В левой руке Майк Лансер небрежно держал черную боевую винтовку, а в правой стакан с апельсиновым соком. Поставив сок на стол, он присел на корточки, весело глядя на Найта.

— Очнулся наконец? Чувствуешь, как фортуна переменилась? — засмеялся он и показал винтовку. — Отличное раньше оружие выпускали. Такая пневматика! Пластиковым шариком можно вырубить, особенно если в голову с близкого расстояния.

— Кронос? — спросил еще заторможенный Найт, чувствуя запах спиртного от Лансера.

— Знаешь, у меня с самого начала, по крайней мере после безвременной кончины Дэна Картера, было предчувствие, что ты подберешься ко мне ближе всех. Но я предпринял необходимые меры, и вот мы здесь.

Ничего не понимая, Найт проговорил:

— Ты же так ждал Олимпиады, ты жил этой подготовкой. Почему?..

Лансер поставил винтовку у колена и поскреб в затылке. Его лицо мгновенно покраснело от гнева. Он встал, схватил стакан сока и выпил, прежде чем ответить:

— Современные Игры изначально нечестны. Всюду коррупция — подкупленные судьи, генетические мутанты, накачанные допингом монстры. Игры нужно очищать, и я был избран для этой цели…

Найт уловил подвох.

— Чепуха! Я не верю тебе.

Глаза Лансера налились кровью, и он швырнул в Найта стакан, разлетевшийся о стену.

— Кто ты такой, чтобы спрашивать меня о мотивах?! — проорал он.

Несмотря на контузию и смертельную опасность, в голове у Найта прояснилось.

— Кровавые жертвы на глазах мировой аудитории ты приносил не только ради разоблачения. Это наверняка вызвано затаенным гневом.

Лансер еле сдерживался.

— Я эманация повелителя времени. — Он посмотрел на близнецов. — Кроноса, пожирателя детей.

У Найта перехватило дыхание от такой недвусмысленной угрозы. Как далеко зайдет этот человек?

— Нет, — сказал он, интуитивно чувствуя, куда вести разговор. — С тобой что-то произошло, и в тебе зародилась ненависть.

Лансер повысил голос:

— Олимпийские игры возникли как религиозный праздник, где достойные соревнуются в чистоте сердец пред оком неба. Сейчас Игры превратились в свою противоположность. Боги оскорблены высокомерием людей.

Перед глазами у Найта плыло, иногда накатывала дурнота, но мысли прояснялись с каждой секундой. Он осторожно покачал головой:

— Оскорблены не боги, а ты. Кто эти высокомерные люди?

— Те, кто мерли последние две недели, — запальчиво ответил Лансер. — Включая Дэна Картера.

Найт смотрел на него, не в силах поверить в такую низость.

— Это ты заложил бомбу в самолет?

— Картер начал подозревать меня, — отозвался Лансер. — А остальные пострадали за компанию.

— За компанию?! — крикнул Найт, готовый убить стоявшего перед ним Лансера, разорвать его пополам, но в голове сразу застучало, и он лежал, задыхаясь и с ненавистью глядя на негодяя. Через несколько секунд он снова спросил: — Так кто же оскорбил тебя?

Багровое лицо Лансера стало жестким, словно он видел перед собой картины прошлого.

— Кто? — настаивал Найт.

Бывший декатлонист яростно уставился на Найта.

— Врачи.

Широкими, жесткими мазками я обрисовал Найту общую картину, которую никто, кроме сестер Бразлик, не знал во всей полноте. Начал рассказ с ненависти, с которой родился, говорил о том, как ударил ножом свою мать и убил чудовищ, забросавших меня камнями, когда я жил с отцом Бобом в Брикстоне, худшем районе во всем Лондоне.

Я рассказал Найту, как после избиения камнями, в мою пятнадцатую весну отец Боб записал меня на соревнования, видя, что я сильнее и быстрее большинства мальчишек. Он и понятия не имел, на что я способен. Я этого тоже не знал тогда.

На первых же соревнованиях я победил в шести видах: бег на сто и двести метров, метание копья, тройной прыжок, прыжок в длину и метание диска. Я повторил успех на региональных соревнованиях, а в третий раз — на национальных юношеских играх в Шеффилде.

— После Шеффилда ко мне подошел Лайонел Хиггинс, — говорил я Найту, — частный тренер по декатлону. Он сказал, моего таланта хватит, чтобы стать величайшим спортсменом в мире и завоевать олимпийское золото. Он обещал придумать способ, чтобы я мог все время посвятить тренировкам, задурил мне голову ложными мечтами о славе и олимпийских идеалах — честные соревнования, пусть победит сильнейший и прочая чушь. — Я презрительно фыркнул. — Я, истребитель чудовищ, купился на эту трепотню со всеми потрохами.

Я продолжал рассказывать Найту, как пятнадцать лет жил олимпийскими идеалами. Несмотря на головные боли, которые не реже раза в месяц мешали мне выступать в полную силу, я по протекции Хиггинса поступил в Королевскую гвардию, где в обмен на десять лет службы получил разрешение тренироваться полный день. Я так и делал — яростно, целеустремленно, кто-то скажет, маниакально, ради шанса обессмертить свое имя, который выпал мне на Олимпиаде 92-го в Барселоне.

— Мы знали, что будет удушливая жара и влажность, — говорил я Найту. — Хиггинс отправил меня в Индию привыкать, справедливо рассудив, что в Бомбее хуже, чем в Испании. Он оказался прав. Я был лучше всех подготовлен и морально готов страдать больше, чем кто-либо другой… — Охваченный самыми мрачными воспоминаниями, я затряс головой, как терьер, ломающий спину крысе. — Это не помогло.

Я рассказал, как вышел в лидеры соревнований по декатлону уже в первый день, победив в беге на сто десять метров с препятствиями, в прыжках в высоту, метании диска, прыжках с шестом и забеге на четыреста метров. Тридцать семь градусов и влажный, удушливый воздух возымели свое действие: я рухнул без сознания сразу после финиша на четырехстах метрах.

— Меня потащили в медицинскую палатку, — сказал я Найту. — Обморок меня не пугал, мы с Хиггинсом планировали в конце первого дня сделать мне разрешенное правилами переливание электролитов. Я требовал своего тренера, но врачи не пускали его. Я видел, что они собираются поставить мне капельницу. Я хотел, чтобы мой собственный тренер восполнил потерю жидкости и минеральных солей специальной смесью, которую мы подобрали для моего метаболизма. Но я был слишком слаб, чтобы драться с ними, и в результате эскулапы воткнули иглу мне в руку и перелили черт знает чего.

Глядя на Найта и дрожа от бешенства, я переживал случившееся заново.

— На следующее утро я походил на собственную тень. Копье и прыжки в длину всегда были моей выигрышной картой, а я продул и то и другое. Я, действующий чемпион мира, даже не вошел в десятку.

Охваченный яростью, я закончил:

— Мечта не исполнилась, Найт. Мне не досталось олимпийской славы. Нет доказательств моего