каких обстоятельств.

Мы стояли в гостиной, рядом с пианино, на котором были расставлены семейные фотографии. Миссис О’Нейлл прижимала к груди одну из фотографий Тимоти, укрупненный вариант той, что висела у меня дома на стене. Ради них я надеялся, что парень просто смылся из Вашингтона.

– Вы говорите, он работал барменом? – спросил Сэмпсон.

– Насколько нам известно, – подтвердил мистер О’Нейлл. – Тим копил деньги на жилье.

– И где он работал?

Они переглянулись. Миссис О’Нейлл заливалась слезами.

– Это самое сложное, – пробормотала она. – Мы даже не знали. Какой-то частный клуб. Тимоти подписал бумаги о неразглашении. Сказал, что не имеет права нам ничего рассказывать – ради собственной безопасности.

Мистер О’Нейлл продолжил:

– Мы считали, что он в какой-то период слишком уж возомнил о себе, но… теперь не знаю, чему верить.

Думаю, он догадывался, чему нужно верить, но в мои обязанности не входило в чем-то убеждать родителей Тимоти. Эти люди отчаянно хотели, чтобы их сын вернулся. Я искренне сочувствовал им, понимая, что значит отвечать на вопросы двух полицейских детективов.

Наконец я попросил показать нам комнату Тимоти.

Мы прошли за ними через кухню и пристроенную к ней прачечную в помещение, которое, как мне показалось, когда-то предназначалось для прислуги. Там был отдельный вход с улицы, спальня и ванная комната – все маленькое, но изолированное.

– Мы здесь ничего не трогали, – сказала миссис О’Нейлл и добавила с нежностью: – Сами видите, какой он неряха.

Я сразу подумал, как удобен подобный кавардак, если надо что-либо спрятать. В комнате царил хаос. Тимоти, похоже, так и не вырос.

Повсюду валялась одежда – на кровати, на стуле, на письменном столе. Большей частью джинсы и футболки, но я заметил и дорогие вещи. В шкафу висели только несколько костюмов и пиджаков, а также три кожаных пальто. Два от Поло, одно от Гермеса.

Именно здесь я и нашел иголку из стога сена. Мы с Сэмпсоном перебирали все уже минут пятнадцать, когда я вытащил клочок бумаги из кармана блейзера.

На нем была цепочка из десяти букв, примерно таких, какие я видел в записной книжке Каролин. Цепочка состояла из букв: AFIOZMBHCP.

Я показал бумажку Сэмпсону.

– Проверь это, Джон.

В комнату вошла миссис О’Нейлл. Она ждала в дверях.

– Что это? Пожалуйста, скажите нам.

– Возможно, номер телефона, но я не уверен. Полагаю, Тимоти не оставил дома свой мобильный?

– Нет. Он таскал эту штуку с собой круглосуточно. Вся молодежь сейчас на этом помешана.

Она слабо улыбнулась, я тоже попытался улыбнуться, но у меня плохо получилось. Ведь мы только что выяснили, что ей уже никогда не увидеть своего Тимоти.

После того как полиция остановила его на шоссе, Джонни Туччи строго соблюдал распорядок выживания. Для начала, он никогда не ездил в одном и том же направлении два дня подряд и никогда не проводил более суток в одном и том же месте. Кстати, если бы тощая девчонка за кассой в магазине «Севен-илевен» в Каттингсвилле не оказалась такой податливой и страждущей и если бы он припомнил, когда в последний раз занимался сексом, его давно уже здесь не было бы.

«Если бы да кабы», – думал Джонни.

Он как раз был посередине своего второго траха с кассиршей, когда шаткая дверь в номере пять в мотеле распахнулась. Два мужика в сером вошли в комнату с таким видом, будто у них есть ключ и право на вторжение. Каким образом они открыли дверь? Не важно. Они уже вошли.

Джонни сел на постели и прикрылся простыней. Девушка тоже. Лиз? Или Лизл?

– Джонни Туччи? Тот самый Джонни Туччи?

Тот, кто заговорил, был белым, второй – латиноамериканец. Может, бразилец? Джонни понятия не имел, кто они такие, но четко понимал, зачем явились в мотель. Тем не менее он попытался сыграть.

– Вы ошиблись номером, приятель. Никогда не слышал об этом Джонни как-там-его. Пожалуйста, уходите!

Латиноамериканец выстрелил прежде, чем Джонни заметил пистолет в его руке. Он вздрогнул и едва не заработал инфаркт. Джонни взглянул на девушку Лиз: она сидела, привалившись к изголовью с дырой во лбу, и кровь струилась с ее носа на ее грудь.

– Боже милостивый! – Джонни вскочил с постели и на четвереньках уполз в угол. В него никогда еще не стреляли.

– Давай начнем сначала. Джонни Туччи? – спросил белый мужчина. – Тот самый Джонни Туччи?

– Да, да, ладно! – Он поднял руки, причем одну ладонь держал сбоку, чтобы не видеть мертвую девушку и кровь. – Как вы меня нашли? Что вы хотите? Зачем вы убили ее?

Мужчины переглянулись и засмеялись, явно над ним.

Эти парни точно не принадлежали семье. Для этого они слишком «белые», даже тот, смуглый.

– Какого черта вам надо? Вы кто, ЦРУ или еще кто?

– Еще хуже, Джон. Мы бывшие агенты Управления по борьбе с наркотиками. Меньше бумажной волокиты, ты же понимаешь, что я имею в виду?

Джонни почти не сомневался, что понимает. Им не придется отчитываться, за что они убили бедную Лиз. Она пыталась наставить на них пистолет, который вытащила из своей «обезьянки»?

Белый мужчина сделал два быстрых шага через комнату и ударил Джонни носком ноги в пах.

– Но это не значит, что нам нравится гоняться за таким жалким куском дерьма, как ты. Пошли. Надевай портки.

– Я… не могу. Куда мы поедем? – Джонни согнулся, ухватившись за пах и с трудом сдерживая рвоту. Ему казалось, что его желудок перевернулся. – Лучше… пристрелите меня, и кончим с этим.

– Ну да, тебе понравилось бы? Присоединиться к подружке в вечности. Боюсь, это так легко не обломится, друг мой.

Наклонившись, мужчины завернули его в простыню. Концы они крепко связали. Джонни не мог даже пошевелиться. Затем они выволокли его из комнаты, как мешок с грязным бельем.

Вот когда он завопил бы, если бы мог: Джонни Туччи сообразил, куда они направляются и что с ним произойдет.

Мать Каролин остановила свой черный автомобиль «шевроле» на парковке у кладбища «Каменистый ручей», и я впервые за последние двадцать лет увидел ее. Мы говорили по телефону о том, как организовать похороны, но здесь, на похоронах, я не знал, чего ждать и что ей говорить.

Я сам открыл для нее дверцу машины.

– Привет, Мишель.

Мне показалось, что она совсем не изменилась, такая же хорошенькая, те же распущенные длинные волосы, только теперь слегка тронутые сединой и слегка заплетенные в косу, лежащую на спине.

А вот глаза стали другими – не такими живыми. Я видел, что она плакала, но сейчас они были сухими. Сухими, покрасневшими и смертельно усталыми.

– Я и забыла, как ты похож на него.

Она говорила о Блейке. Мы с ним действительно очень похожи, сразу было видно, что братья. Блейка тоже похоронили здесь, на этом кладбище.

Я протянул руку и немного удивился, когда она оперлась на нее. Мы направились к церкви Святого Павла. Семья шла на несколько шагов позади нас.

– Мишель, ты должна знать, что я сам занимаюсь делом Каролин. Если тебе что-нибудь от меня нужно…