его окружение.
— Немного, но кое-что есть, — кивнул Васьков, затягиваясь сигаретой.
— Старик был вдов. Жену похоронил в девяностом. Единственный сын, как и отец, химик, проживает и работает в Москве. Женат. Двое детей…. Мы ему дали вызов, так что сегодня, он уже, наверное, в городе…. Потерпевший ни с кем не дружил, хотя со всеми был очень доброжелателен…. Да, что я тебе рассказываю, — неожиданно рассмеялся Васьков, — ты же сосед по подъезду, лучше меня должен знать…. А вот собака…. — Васьков убрал улыбку.
— Что, собака? — Павел потянулся к бокалу с пивом. — Почему прикончили? Да чтобы не гавкала…. Хотя, постой. — Павел приподнял палец. — А почему никто не слышал ее лая, когда убийца пришел на квартиру деда? Значит, они были раньше знакомы, и собака знала его…
— Может быть, может быть, — задумчиво протянул Васьков, но с этой таксой получается довольно интересная штука…
— Ну-ну, — Павел отставил бокал в сторону, и с интересом посмотрел на товарища.
— Профессору, доктору химии, который никогда не имел никакого отношения ни к таможне, ни к пограничникам, вдруг одна из этих служб прямо с границы привозит и дарит ему профессиональную ищейку наркотиков…. А? Зачем?
— Откуда тебе об этом известно?
— От сына, в ходе состоявшегося с ним телефонного разговора. Я тогда звонил из квартиры потерпевшего. Номер телефона обнаружил в записной книжке, которая лежала в одном из ящиков комода.
— Постой, постой, — вдруг оживился Павел, — а не работал ли дед Иван с наркотиками, а собака ему была нужна, как помощник в его исследованиях?
— А что? — Васьков посмотрел на Павла, — вполне может быть…. Убийце, по всей вероятности нужны были бумаги, связанные с его исследованиями.
— Вот, то-то и оно, — поднял кверху палец Павел. — Именно!
Когда на следующее утро Васьков появился у себя в кабинете, на его рабочем столе уже лежали фотоснимки с места происшествия, и другие материалы по его осмотру. Не идентифицированных отпечатков пальцев, за исключением потерпевшего, не было.
Перебирая фотоснимки, он остановился на изображении книжного шкафа, в котором наверняка было не менее сотни книг, из которых большинство были по химии, физике, и математике. Вот снимки развала рабочих тетрадей, отдельных листов, на которых были видны, то ли химические, то ли математические формулы.
Отложив фотоснимки в сторону, он откинулся на стуле и, прикрыв глаза, задумался. Задумался о том, сколько еще дней осталось замещать начальника отдела, который находился в отпуске. Получалось, что еще более двух недель. Это значит, что еще более двух недель ходить ему на ежедневный доклад к начальнику управления. Хорошо еще, что не областного, а городского, подумал он, вспоминая о крутом нраве областного начальника.
Он невесело усмехнулся и потянулся в карман за сигаретами.
— Такого еще не было, — в сердцах чертыхнулся он, закуривая сигарету. — Никаких зацепок, одни умозаключения…. Ни врагов, ни друзей, ни грабежа…. С чем сейчас идти на доклад, хрен его знает. Остается, хотя маленькая, но надежда на Александрыча, который может быть найдет, кто курировал эту чертову лабораторию. Да и сын деда, который уже приехал, и к которому нужно идти, чтобы побеседовать, тоже возможно, что-то прояснит.
Сообщив на работу, что до обеда будет занят в городе, Павел запустил свою подержанную «пятерку», и поехал за город, в дачный поселок, к своему старому знакомому Володе Вострянкину, который, как ему сказали в пенсионном отделе управления, и курировал эту закрытую химическую лабораторию.
Узнал Павел его не сразу. Когда выбрался из машины перед нужным строением, сразу столкнулся с седобородым незнакомцем, который стоял у калитки и внимательно рассматривал Павла. В одной руке его дымилась сигарета, другая упиралась на трость.
Павел, было, раскрыл рот, чтобы задать вопрос, но неожиданно замер. В старике он узнал старшего опера в отставке Вовку Вострянкина.
— А я все смотрю, Пашка это, или нет? — ощерился тот, показывая в улыбке великолепную вставную челюсть. — Какими судьбами?
— Да вот ехал мимо, дай, думаю, загляну, проведаю старого товарища…
— Что-то больно долго ехал, — беззлобно хмыкнул Вострянкин, — годика, так четыре, до меня добирался…. А?
— Ладно, ладно. Не язви, старый хрен, веди лучше в свою хибарку…. Не бреешься-то чего, — обнимая старого друга, — спросил Павел. — Зарос, как леший, и не узнаешь ни хрена…. Дед и дед…
— А я и есть дед, — хохотнул Вострянкин, — пара внуков уже. А борода? — он провел по ней рукой, — а борода не помеха. По бабам не хожу. Нет тут их. Своя, правда, появляется, да и то на выходные. Так сказать, с проверкой. А так, покопался на грядках, а потом на рыбалку, кивнул он на блеснувшую сквозь кустарник водную гладь небольшого озерца.
— Ладно, пойдем, — кивнул он Павлу. — Ехал он, видите ли, мимо, и решил проведать…. Хрен там проведать. Я сам такой. Так что говори, что надо…
— Подожди, — Павел открыл заднюю дверцу и взял сумку.
— Вот так и живу, — Вострянкин кивнул на небольшой аккуратный домик, прятавшийся среди цветущих яблонь и вишен. — Правда, угощать-то мне тебя, к сожалению, нечем, — сказал он, косясь на сумку, которую Павел держал в руке, — разве что чаек, со смородиновым листом…
Поймав его взгляд, Павел посмотрел на растерявшегося товарища, рассмеялся, и со словами: «Принимай, Володя, гостинец…», — поставил сумку на стол.
Увидев на столе пару бутылок «Горилки с перцем», буханку свежего хлеба, колечко «краковской», шматок сала, Вострянкин широко раскрыв глаза, уставился на нежданного гостя.
— Нуу-у-у, — протянул он, — уважил, так уважил. — И сразу, засуетившись, вытащил откуда-то две банки маринованных огурцов и помидоров, и несколько пучков ранней и уже вымытой редиски.
Когда закуска была приготовлена, Павел кивнул на бутылки, сказал:
— Одну спрячь про запас.
— Ага, это точно, Пашенька, — снова засуетился Вострянкин и, подхватив бутылку, скрылся за дверью.
— Иэх, хорошо — то как! — крякнул он, когда пропустили по одной и приступили к закуске.
— Уважил, Паша, ох, как уважил, — снова повторил Вострянкин, хрустя редиской. — А то бражка, да бражка. Любаня-то моя, посадила меня на «сухой закон», вот бражку-то втихаря и ставлю. Благо варенья навалом…
— Самогон-то чего не гонишь? У тебя ж тут все условия…
— Так бражка-то не успевает дойти, — хохотнул Вострянкин, — выпиваю ее, родимую, вместо квасу…
Когда выпили по второй, он, внимательно посмотрел на Павла, и сказал:
— А теперь, Паша, выкладывай, что надо…
— Значит, Паша, говоришь, соседа твоего грохнули, — задумчиво проговорил он, отправляя в рот дольку соленого огурца.
— Похоже, так, Володя, — кивнул Павел, выкладывая на стол пачку сигарет. — И хитро посмотрев на него, добавил, — и ты его должен хорошо знать…
— Постой, постой, — выпрямился тот на табурете, доставая из пачки сигарету. — Это кто же такой?
— Да дед один, Володя. Профессор химии, — ответил Павел, давая прикурить Вострянкину. — И трудился, говорят, в какой-то «хитрой» лаборатории. И эту лабораторию курировал якобы ты…
— Как фамилия — то его? — насторожился Вострянкин, затягиваясь сигаретой.
— Петров…. Иван Захарович Петров…. У него, говорят, собачка какая-то была на работе, по кличке
