ошарашенные воспоминания — и снова поднимает глаза.

Мне приснился удивительно странный сон, — показывает он.

И хотя сами эти слова — из языка Бездны…

Он показывает их безупречно чистым голосом Земли.

¾ Послушай! — говорит Брэдли. Хотя мы далеко от города. Рёв жителей и армии так громок, что Брэдли вынужден его перекрикивать. — В кои-то веки радуются чему-то хорошему.

— Интересно, снег будет? — спрашиваю я, сидя на Желуде и глядя в небо, которое затянуло серыми тучами. До сих пор было ясно и морозно. — Я никогда не видела снега.

Брэдли улыбается.

— Я тоже. — Он улыбается и в Шуме: над неуместностью моих слов.

— Извини. Это все лихорадка.

¾ Мы почти на месте, — говорит он. — Скоро будешь в тепле.

Мы спускаемся по разбитому зигзагу дороги, ведущей с холма на главную площадь города.

Возвращаемся домой после вчерашней артиллерийской атаки.

Сегодня утром мы заключили мир. На сей раз по- настоящему

Мы смогли. Не без помощи мэра — чему госпожа Койл уж точно не обрадуется, — но мы действительно заключили мир. Через два дня состоится первое заседание совета спэклов и людей, на котором мы обсудим все нерешенные вопросы. Пока человеческую половину совета представляют Брэдли. Симона, я. Тодд, мэр и госпожа Койл. Вшестером мы попытаемся каким-то образом договориться со спэклами об устройстве нового мира.

Где будем жить бок о бок, вместе.

Жаль только, моя болезнь все портит. Мы добились мира, настоящего мира, сбылась моя мечта, а у меня раскалывается голова и кашель никак не отпускает…

— Виола? — с тревогой окликает Брэдли.

И тут в конце дороги появляется Тодд — он бежит нам навстречу. Меня бьет такой жар. что, кажется, Тодда выносит из города на волне радостных криков. Потом мир вдруг ослепительно вспыхивает, я зажмуриваюсь, а Тодд уже рядом, тянет ко мне руки…

— Я тебя не слышу, — говорю я.

И падаю из седла прямо в его объятья.

— Славный новый день! — грохочет над площадью голос мэра. — День, когда мы разбили врага и вступили в новую эру!

Толпа под нами радостно ревет. — Надоел хуже горькой редьки, — ворчу я, придерживая Виолу, чтобы она не свалилась со скамьи. Мы трое — Брэдли, Виола и я — сидим в телеге перед забит0й людьми площадью. Лицо мэра висит не только в воздухе на огромной проекции за нашими спинами, но и на стенах двух зданий. Это он тоже сам научился делать. Брэдли хмурится, а мэр поет соловьем, как ни в чем не бывало. Госпожа Койл и Симона стоят по обе стороны от нас и хмурятся еще пуще.

Виола поворачивает голову.

¾ Очнулась! — говорю я.

¾ Я спала? А почему я не в постели?

— Вот и я хотел бы узнать! — сердито цежу я. — Мэр сказал, сначала тебе надо побыть здесь, но еще две секунды этого трепа, и я…

— Наша миротворица пришла в себя! — объявляет мэр, глядя на нас. Перед ним стоит микрофон, но ему он похоже без надобности. — Так давайте же воздадим ей хвалу за то, что она спасла наши жизни и положила конец войне!

Внезапно нас окатывает гигантская волна РЁВА.

— Что происходит? — спрашивает Виола. — Почему он меня расхваливает?

— Потомушто ему нужен герой, а я на эту роль никак не гожусь, — шипит госпожа Койл.

— И разумеется, я должен поблагодарить нашу грозную госпожу Койл! — добавляет мэр. — Она оказала неоценимую поддержку моей кампании.

— Поддержку?! — выплевывает госпожа Койл.

Но ее почти не слышно, потомушто мэр вещает Дальше:

¾ Однако, прежде чем она обратится к вам с речью, я должен сделать еще одно объявление. Мне хотелось, чтобы Виола непременно его услышала.

¾ Какое еще объявление? — спрашивает меня Виола.

¾ Понятия не имею.

И это действительно так.

— Мы совершили прорыв! — возглашает мэр. В этот самый день мы совершили прорыв в борьбе с ужасным недугом, который вызывали удостоверен личности!

Сам того не замечая, я крепко вцепляюсь в Виолу Толпа погрузилась в абсолютное молчание. Зонды передают речь мэра и на холм. Ему внимает весь мир.

— Мы нашли лекарство!

— ЧТО?! — вскрикиваю я, но меня уже заглушает ликующий рев толпы.

— Как же кстати эта добрая весть именно севодня, когда мы заключили мир! — продолжает мэр. — Как чудесно и отрадно, что на пороге новой эры я могу объявить: с болезнью железных лент покончено!

Мэр обращается к зондам, то есть прямо к больным женщинам, которых не смогли вылечить целительницы.

— Не будем терять времени, — говорит он, — и при-ступим к раздаче лекарства. — Он снова поворачивается к нам с Виолой: — Пусть первой будет наша маленькая миротворица.

— Да он приписал себе все заслуги! — орет госпожа Койл, топая по палате на корабле-разведчике. Мы летим обратно на холм. — Теперь они все запляшут под его дудочку!

— Вы не хотите испытать лекарство? — спрашивает Брэдли.

Госпожа Койл бросает на него такой взгляд, будто ее попросили раздеться.

— Неужели вы думаете, что он его изобрел? Да ничего подобного! Оно было у него с самого начала! Если это вообще лекарство, а не очередная бомба замедленного действия.

— Но зачем ему подкладывать такую бомбу, если можно заручиться любовью и поддержкой всех женщин Нового света?

— Он гений, — кивает госпожа Койл, все еще сходя с ума от злости. — Даже я вынуждена это признать. Кровавый, жестокий, сумасшедший гений.

— Что думаешь. Виола? — спрашивает меня Ли с соседней койки.

Ответить я могу только кашлем. Госпожа Койл загородила меня собой, когда мэр хотел дать мне лекарство, и заявила, что сперва они с целительницами должны тщательно его изучить.

Толпа ее освистала — честное слово, не вру.

Особенно громкий свист поднялся, когда мэр вывел на площадь трех женщин с такими же обручами, как у меня. Они были совершенно здоровы.

— Мы пока не нашли способа безопасно снять ленты, — сказал мэр. — Но первые результаты обнадеживают.

После этого толпа окончательно разбушевалась, и госпоже Койл даже не дали сказать речь — хотя если б и дали, подозреваю, люди бы не позволили ей договорить. Потом мы слезли с телеги, и Тодд признался, что знает о лекарстве не больше нашего.

¾ Пусть госпожа Койл проведет испытания, а я попробую что-нибудь разузнать.

Но все это время он крепко держался за мои руки — от страха или радости, не знаю.

Потому что я его не слышала.

В конце концов мы вернулись на корабль, и госпожа Лоусон тоже полетела с нами — испытывать лекарство мэра.

— Не знаю, чему верить. — отвечаю я Ли. — Но спасти нас — в его интересах.

— Прикажешь принимать решения исходя из его интересов? — огрызается госпожа Койл. — Отлично, просто великолепно.

— Заходим на посадку, — объявляет Симона по внутренней связи.

— Вот что я вам скажу, — говорит госпожа Койл. — Когда я попаду в совет, его хитростям конец. — Толчок: мы приземляемся. — Ну, а теперь мне пора произносить свою речь! — с жаром заявляет она.

Не успевает Симона толком выключить двигатели, как госпожа Койл уже выходит на улицу, к толпе, которую я вижу на мониторах.

Навстречу ей поднимается лишь несколько радостных криков.

Большинство людей молчит.

Ужасно холодный прием — по сравнению с тем, как встретили мэра в городе.

А потом эта толпа — вслед за Иваном и еще несколькими людьми — тоже начинает свистеть.

— Зачем мне причинять вред женщинам? — спрашивает мэр. Мы сидим у костра: день его славы подходит к концу. — Допустим, ты до сих пор веришь, что я хотел их убить, но зачем мне это сейчас, в миг моего величайшего триумфа?

— А что же ты ничего мне не говорил? Про лекарство?

— Не хотел тебя расстраивать. Испытания ведь могли провалиться.

Он долго смотрит на меня, пытаясь прочесть мои мысли, но я за последнее время здорово навострился их скрывать. Сдается, даже он их больше не слышит.

— Можно я попробую угадать, о чем ты думаешь? — наконец произносит мэр. — Ты хочешь как можно скорее дать Виоле мое лекарство. Ты боишься, что госпожа Койл протянет время и опоздает.

Я действительно так думаю. Это правда.

Я едва не задыхаюсь от надежды.

Но ведь это же мэр.

Да, его лекарство может спасти Виолу.

Но это мэр…

— А еще ты всем сердцем хочешь мне верить, — говорит он. — Что я способен на это — если не ради нее, то ради тебя.

— Ради меня?

— Кажется, я понял, в чем заключается твой особый дар, Тодд Хьюитт. Я мог бы догадаться и раньше — по поведению моего сына.

Внутри у меня все сжимается от гнева и боли, как всегда при упоминании Дейви.

— Ты сделал его лучше, — мягко продолжает мэр. — Он подобрел и поумнел, стал понимать мир и свое место в нем. Нравится мне это или нет, то же самое ты сделал со мной.

Я опять слышу этот тихий гул…

Соединяющий нас…

(но раз я знаю о нем, он на меня не действует…)

(не действует)

¾ Я искренне сожалею о том, что случилось с Дэвидом, — продолжает мэр.

¾ Ничего с ним не случилось, ты сам его застрелил.

Он кивает.

¾ С каждым днем я все больше жалею о содеянном. И с каждым днем рядом с тобой я