— Слышали бы тебя какие-нибудь англичане или французы, — фыркнула Лариса.

— А думаешь, у них не так? Во всех странах чиновники — продажные твари.

Лариса страдальчески закатила глаза:

— Пап, я тебя умоляю. Ты дальше Польши да Болгарии никуда не выбирался. Я бы на твоем месте пожаловалась на произвол местных властей, иначе этот санаторий обойдется тебе в такую копеечку, что…

— Во-первых, не мне, — поправил ее Павел Петрович. — А во-вторых…

— Все равно! — перебила Лариса. — Чужие деньги тоже надо беречь!

— А во-вторых, я лучше тебя знаю, как нужно действовать в подобной ситуации, — договорил Павел Петрович. — Потому что мне это не впервой.

Лариса саркастически усмехнулась:

— Вот как?

— Вот так, — кивнул отец.

Лариса надула губы и, сложив руки на груди, стала демонстративно смотреть в другую сторону. Взгляд отца стал виноватым.

— Ну не дуйся, малышка, — мягко сказал он. — Я ведь… О, черт!

— Что? — повернулась к нему дочь (любопытство пересилило обиду).

Вместо ответа отец помахал кому-то рукой. Лариса повернулась в ту сторону. У барной стойки она увидела высокого мужчину, который с улыбкой (явно в ответ на махание отца) двинулся в их сторону.

— Кто это? — быстро спросила Лариса.

— Один мой знакомый, — объяснил отец. — Очень хороший человек. Сейчас я тебя с ним познакомлю.

Высокий мужчина подошел к столику.

— Здравствуйте, Павел Петрович!

Он протянул руку Кизикову. Тот поднялся навстречу и пожал протянутую руку:

— Здравствуйте, Михаил Сергеевич! Как же вы так… без предупреждения.

— Да вот, проезжал мимо — дай, думаю, заеду. Посмотрю, как вы тут устроились.

Мужчина перевел взгляд на Ларису. Она сидела ни жива ни мертва. Сам Храбровицкий стоял возле их столика! Знаменитый олигарх, человек, который так много сделал для ассоциации, причем сделал не из какой-то выгоды, а из простого человеческого сострадания (так постоянно приговаривал отец Ларисы, вспоминая о Храбровицком).

— А это прекрасное создание, насколько я понимаю, ваша дочь? — весело спросил Храбровицкий.

Кизиков кивнул:

— Да, познакомьтесь.

Храбровицкий взял ручку Ларисы и изящным жестом поднес ее к губам. Лариса почувствовала его губы на своей руке! Инстинктивно вскочив со стула, она пролепетала:

— Лариса.

— Приятно познакомиться, — ответил Храбровицкий. — Ваш отец много рассказывал про вас, и даже показывал вашу фотографию. Но в жизни вы гораздо красивее, чем на снимке.

Лариса зарделась от смущения. «Неужели он говорит правду? — пронеслось у нее в голове. — Неужели я ему действительно нравлюсь?»

К Храбровицкому у Ларисы было особое отношение. Отец много и с удовольствием рассказывал о нем, и постепенно в сознании девушки облик Храбровицко-го приобрел идеально-романтические черты. Он представлялся Ларисе этаким благородным рыцарем на белом коне (ну или в белом «мерседесе»; какая, в сущности, разница?), защитником угнетенных и обиженных, Робин Гудом (с той лишь разницей, что Храбровицко-му не приходилось отнимать деньги у богатых, чтобы передать их бедным; он для этого был сам слишком богат). Лариса конечно же видела Храбровицкого по телевизору, он даже иногда снился ей во сне (о снах этих лучше умолчать, ибо они были слишком интимного характера), но «живьем» она его еще ни разу не видела. И вот он стоит перед ней, высокий, красивый, ухоженный, элегантный, как принц Флоризель.

— Присядете с нами? — обратился между тем к Храбровицкому отец Ларисы.

Олигарх поднял руку и глянул на часы, затем с улыбкой кивнул:

— Что ж, пожалуй. У меня есть минут десять свободного времени.

Павел Петрович отодвинул ему стул, и Храбровицкий сел.

Он обвел взглядом зал кафе и удовлетворенно заметил:

— Уютно тут у вас. Я обошел почти все помещения и комнаты. Должен отметить, что деньги потрачены не зря.

— Это точно, — согласился с ним Кизиков. — Правда вот, сауну никак не закончим.

— Да, я видел. Какие-то проблемы?

— Теперь уже нет. Осталась одна отделка. Думаю, недельки через две все будет готово. — Павел Петрович самодовольно улыбнулся, отчего его смуглое цыганское лицо приобрело разбойничье выражение. — Сауна у нас будет внушительнее, чем в Сандунах. И за это нужно благодарить только вас, Михал Сергеич.

— Ну перестаньте. Я только выделил деньги. Все остальное сделали вы. — Храбровицкий посмотрел на сильно опорожненную бутылку сухого вина. — Вы позволите мне вас угостить?

— Ни в коем случае, — решительно тряхнул кудрявой головой Кизиков. — Сегодня угощаю я!

— В таком случае закажите шампанского, и мы отметим открытие сезона в вашем пансионате. — Храбровицкий подмигнул Ларисе и добавил: — Если, конечно, юная леди не против?

— Нет, что вы. Наоборот, — пролепетала Лариса и покраснела до самых корней волос, понимая, что сказала глупость.

«Теперь он подумает, что я алкоголичка», — с ненавистью к себе подумала она.

— Я сейчас! — Павел Петрович поднялся из-за стола и направился к барной стойке.

Лариса проводила его взглядом, затем робко повернулась к Храбровицкому и вздрогнула. Михаил Петрович внимательно на нее смотрел.

— А вы не похожи на отца,_:— раздумчиво констатировал он. — Разве что… глазами.

— Я больше похожа на маму, — сказала Лариса. — И глаза у меня тоже от нее.

Он улыбнулся:

— Любопытно было бы взглянуть!

— Мама умерла, — сказала Лариса и нахмурила брови.

«Зачем я это сказала? Теперь он подумает, что я заурядная хамка», — пронеслось у нее в голове. Храбровицкий тоже нахмурился:

— Извините.

— Да нет, ничего. — Чтобы загладить свою «вину», Лариса заставила себя улыбнуться и сказала, стараясь, чтобы ее голос звучал весело и раскованно: — Папа часто говорит о вас. Для него вы могущественней и добрее, чем сам Господь Бог! И знаете… это не просто слова. Таких людей, как вы, в России днем с огнем не сыщешь!

Храбровицкий пожал плечами:

— Люди должны помогать друг другу. В моих силах — дать немного денег. У вашего отца и у его коллег гораздо более благородная и сложная миссия. Ведь так?

— Да, наверное, — согласилась Лариса, лишь бы только не противоречить своему кумиру. — И все равно порой мне кажется, что вы — единственный благородный человек в России. И единственный щедрый из всех состоятельных людей.

Он кивнул:

— Угу. Самый человечный человек. Как дедушка Ленин.

Уголки его губ насмешливо дрогнули. Лариса чуть было не обиделась (отец и брат говорили про нее, что она «заводится с пол-оборота»), но она питала слишком большое уважение к Михаилу Храбровицкому, чтобы позволить своей обиде развиться, а потому усилием воли уничтожила ее на корню.