долларов на нос, совсем нехило. И теперь уже, уверен был Лыков, мужики не просто с охотой, но с очень большим удовольствием разделают упрямую бабу во всех смыслах. И если, к примеру, кто-то из них, просто из естественного чувства человеческого сострадания, захочет ее пожалеть, то другие его не поймут. Тут уж кураж свою роль сыграет. Эффект толпы, так сказать…
— Ну все, ребята, — Лыков надел пиджак, — с формальностями покончили. Дальше — так. Я привожу ее сюда. Мы принимаем на грудь, чуток расслабляемся, потом меня вызывают по мобильному, и я спешно, без объяснений, убываю. Для отмазки — очередное чепе. А уж вы дальше действуете по собственному усмотрению и применительно к обстоятельствам. Она — ваша. И все, что тут есть, тоже к вашим услугам. До утра. И последнее. Можете не стесняться, я, было дело, проверил, для нее давно уже ничего запретного нет. Заеду с утречка, чтоб завершить некоторые неоконченные дела. Юридического порядка. Вот теперь уже окончательно все.
Он был, в общем, доволен, что все сказанное им было воспринято спокойно и даже с юмором. Без ненужных эмоций. Мужики поняли главное: девку надо сделать, то есть сломать, а заодно и самим оторваться. В первый раз, что ли? В подобной компании, где все смотрят на вещи одинаково, границы между «теоретически возможным» и «категорически недозволенным», как известно, стираются. Что и должно стать весьма неожиданным и вряд ли очень уж приятным сюрпризом для Анны Николаевны.
Но был и еще один момент, о котором никому не сказал Лыков. В спальне, где он обычно проводил с Анькой обожаемые ею «вальпургиевы ночи», была установлена замечательная видеокамера израильского производства, с уникальным широкозахватным объективом. Евреи такие камеры и сами-то не везде у себя имеют, только в спецслужбах, где, собственно, и получил этот презент Вадим Михайлович, находясь в служебной командировке. И, вернувшись домой, с ходу нашел ей применение. И нередко наутро, проводив очередную клиентку, в беглом варианте просматривал запечатленные кадры, получая при этом иной раз просто неповторимое удовольствие. Это же прямо Спилберг какой-то, а не служебная видеосъемка! Так что и сегодняшнее зрелище обещает быть поистине захватывающим. Особенно массовые сцены…
Не сказал он об этой камере своим дружкам-со-ратникам по той простой причине, что они могли бы и взбунтоваться. Кто захочет светиться до такой степени? Они ж не дети, понимают, какие могут однажды возникнуть неприятные последствия! Недаром же осторожный Топя Волошин не преминул-таки поинтересоваться насчет «вони». Все ж понимают. А узнай они про задумку своего шефа, наверняка отказались бы наотрез. Но с другой стороны, на своих голых задницах офицеры милиции погон ведь не носят! Так чего им бояться? Кто их узнает и кому они, вообще, нужны? А все эти журналистские расследования по поводу человека, «похожего на…», они на кого рассчитаны? Да на дураков, на ту же толпу, и ни одно следствие таких «доказательств» всерьез не воспримет. Если это кому-то не будет позарез необходимо, но — на самом высшем уровне, разве что только тогда. А в принципе нечего и голову себе морочить. Но при этом пряное, возбуждающее «кино», сюжет которого тебе известен заранее, как и артисты-исполнители, помимо чистой зрелищности, способно сослужить и более важную службу. Оно может оказаться в нужный момент сильно действующим инструментом.
Это ж мы только говорим, что друг за друга — стеной, а, по правде-то, любой человек, как бы кто-то там ни старался затолкать его в стадо, все равно в конечном счете будет отвечать перед Богом только за себя. Вот и выходит, что каждый сам за себя, и в нашем сволочном мире лишь Всевышнему остается быть «одному за всех». Не позавидуешь…
Глава шестая
ПО ЗАСЛУГАМ И ПОЧЕСТИ
1
Вадим Михайлович не мог бы сказать, что с первой минуты у него не вызвало некоторого… э-э, сострадания зрелище того состояния, в котором находилась еще недавно его замечательная во всех смыслах подруга. Народ в массе своей уже разбежался, у каждого утром нашлись дела. А в фонде задержался один Слонов. Вадим застал его взъерошенного, но неторопливо и по-хозяйски затягивающего молнию на ширинке своих брюк. Грудь его была еще полностью обнажена. Да и брюки он, видно, натянул в спешке, услышав, как открывается входная дверь.
Лыков усмехнулся. Ну надо же, никак остановиться не может! Дорвался мужик! А что там с нашей дамой? Ох, лучше б и не спрашивал. Слонов пробурчал что-то невразумительное, продолжая неспешно одеваться. А Вадим заглянул в спальню. Ну да, и тут увидел…
— Ребятки, а вы не того? Не перестарались? — озабоченно спросил он, не приближаясь, однако, к раскинутому и словно раздавленному посреди скомканных простыней телу, ровный золотистый загар которого — уж это хорошо помнил Лыков — сейчас приобрел синюшно-зеленоватый какой-то оттенок. И добавил с опаской: — Дуба-то не дала?
— Да ты чего, шеф? — прогудел Слонов, поправляя резинку галстука. — Ты за нее не бойся. Это она вчера перебрала маленько. И мы наливали, не скупясь, и она сама резкий старт взяла. Так и сказала: оторваться, мол, хочу от души! А с устатку, хе-хе, сам понимаешь! Нам ее в сортир потом на руках пару раз таскать приходилось, чтоб она тут весь комфорт не уделала. Опять же и спать ей не пришлось совсем… можно так сказать. А в рабочем плане? Да я вот только что, прямо перед твоим приходом, последнюю палку кинул. И очень даже, скажу тебе… с настроением, да. А если б ты не возражал, шеф, меня бы, может, и еще на разок-другой повело. — Слонов сыто рассмеялся. — Ей же сейчас все едино — кто и куда. В полном отрубе. Не веришь, можешь сам попробовать… Не, честно, во такой вариант! — Он показан большой палец.
— Да уж вы тут, смотрю, и без меня так напробовались, что ее впору водой отливать. А мне с ней еще работать, говорил ведь. Юрист подъехать должен, а что я ему покажу? В каком виде ее предъявлять? Чего говорить? Ох, балбесы вы все-таки, парни…
Лыков был, естественно, недоволен. Он-то предложил им просто уделать ее — ну, отодрать хором, унизить, даже про традиционный милицейский «субботник» с этой целью напомнил. Мол, валяйте, но только не переборщите. Ну а те и обрадовались, дорвались, понимаешь, до «комиссарского тела», мать их…
— Не бери в голову, шеф, — успокаивал Слонов. — Я думаю, она часок подрыхнет, придет в себя, морду умоет, марафет наведет, и начинай по новой. А что загар мы ей слегка подпортили, так ведь рукам- то своим не прикажешь, когда в азарт войдешь, верно? А тут такой азарт был, ну-у, давно не испытывал!
— Это как раз понятно. А ты сам-то, кстати, своим прибором беды там ей не натворил? Может, уже хирург нужен?
Но Тимофей лишь отмахнулся:
— Не, шеф, я-то знаю, когда бабе непосильно, а когда в кайф. А потом, не я ж начинал. Ребята сказали — ты, Тимка, будешь крайним, потому как после твоей растяжки нам всем там уже и делать нечего. Так что, я думаю, она просто притомилась от общего усердия, ха-ха! А в общем, шеф, если ты считаешь — хватит, я пошел.
— Да, Тима, пока ей вполне достаточно. Пока, понимаешь? А если ты завис на ней, могу обещать, что, после того как закончу наши финансовые и прочие дела, я с удовольствием отдам ее тебе, на дальнейшую растяжку. И делай все, что хочешь.
— Вопросов нет, шеф, значит, я — к Мустафе… Если чего, вызваниваю на мобилу?
— Само собой. А я сразу свожу тебя с Леней… Погоди, чего-то я еще хотел спросить… Я вчера как-то упустил из внимания, это разве не у тебя появились осложнения с бригадиром?
— У меня, шеф, всегда полный порядок. А побазарить, я знаю, пришлось Борьке. Я в курсе. Там у
