посреди зимы наступило бабье лето. В самом деле, в последнее время погода становится все более непредсказуемой. Держась за руки, они гуляли вдоль берега в золотом солнечном свете и любовались кораблями.
Жюльет пошутила:
— Если бы это было кино, а я — знаменитой актрисой и если бы ты был Кевином Костнером, то мы бы поднялись на один из этих парусников и ты увез бы меня за горизонт.
— Ты просто ясновидящая. Маккуин говорил, что у него тут есть яхта.
— И как она называется?
— «Жасмин», — ответил Сэм, заглянув в документы. Через несколько минут они увидели великолепную двадцативосьмифутовую яхту, сияющую на солнце.
— Ты знаешь, как ею управлять? — спросила Жюльет, спрыгивая на палубу.
— Вот еще одно преимущество, которое дает Гарвард: иногда WASP [29] приглашают тебя провести выходные на яхте, — ответил Сэм, прыгая вслед за ней.
— Ты что, серьезно хочешь прокатиться на ней?
— Приходится соответствовать твоим киноожиданиям!
— Но я думала, чтобы управлять этой штукой, нужны права?
— Не переживай! Если нас арестуют, на этот раз в тюрьму пойду я.
Сэм развернул паруса и подготовил яхту к отплытию. Нашел ключ на связке, которую дал ему Маккуин, и завел мотор.
— Отдать швартовы! — крикнул он. — Костнер так говорил?
— Он тебе и в подметки не годится, — ответила Жюльет, забралась на верхнюю часть палубы и стала любоваться чайками, которые кружили над ее головой.
Сэм поймал попутный ветер, выключил мотор, поднял парус и закрепил его. Яхта набрала скорость, и Сэм повернул в океан. Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая небо всеми оттенками оранжевого. Сэм стоял у штурвала. Жюльет подошла к нему, прижалась. Вечерний ветер окутывал их, как невидимое покрывало. Они наслаждались тишиной и тем, что теперь они вместе. Волны убаюкивали их, и они целиком отдались счастью и мыслям о том, что жизнь решила подарить им еще один шанс.
Через полчаса они вернулись к причалу. Жюльет отправилась выпить чашку горячего чая в одном из местных ресторанчиков, а Сэм остался, чтобы навести порядок на яхте. Закончив, он стал подниматься по длинной деревянной набережной, тянувшейся вдоль берега. Он чувствовал необыкновенную легкость, все его существо ликовало. Когда ты влюблен, все вокруг окрашивается совсем в другие цвета. Ему казалось, что его жизнь наполнилась новым смыслом.
Он уже подходил к ресторанчику, где его ждала Жюльет, когда его блаженные раздумья прервал звонок. Это был не рабочий пейджер и не мобильный телефон. Звонок раздавался из кабины, стоявшей на улице. Что это, шутка? Сэм обернулся, посмотрел по сторонам. Вокруг никого. Сэм решил не обращать на это внимания, но он все-таки был врачом и тут же подумал: а что, если кому-то плохо? Что, если кому-то нужна помощь? Лучше все-таки ответить.
— Да? — сказал он, снимая трубку.
Ему ответил человек, которого он хотел слышать меньше всего на свете.
— Вы не забыли о нашей сделке, Гэллоуэй? Эта история закончится в субботу, в середине дня.
— Костелло? Чего еще вы хотите? И кстати, где вы?
— Вам отлично известно, чего я хочу, — ответила Грейс.
— Я не могу так поступить с женщиной, которая меня любит!
— Боюсь, у вас нет выбора.
— Почему это происходит с нами?! Я уже похоронил ту, которую любил! Я получил свою долю горя!
— Я знаю, Сэм. Но решаю не я.
— А кто? — закричал он. — Кто решает?
Но Грейс уже закончила разговор. Сэм в ярости разбил трубку о стену кабины.
21
Жить нужно, глядя вперед, но понять ее можно, только оглянувшись назад.
Сэм повернулся к Жюльет. Из-под одеяла был виден только краешек голого плеча и несколько золотых прядей, которые сияли на подушке в луче утреннего света. Ему удалось проспать несколько часов, но тревога не покидала его, хотя Жюльет была рядом. Вырвавшись из объятий сна, он посмотрел на часы — четыре минуты шестого — и решил встать, несмотря на то что было еще так рано.
Он больше не мог отмахиваться от своих мыслей. Ему угрожала опасность, и он не знал, как ей противостоять. Он был в полной растерянности и чувствовал себя как персонаж «Сумеречной зоны», сериала, который он смотрел в детстве: обычный человек там незаметно пересекал границу, о которой даже не подозревал, и с ужасом понимал, что попал в другую реальность.
Сэм бесшумно выбрался из постели. По полу была разбросана одежда, которую они вчера в горячке срывали друг с друга: белье, разноцветный свитер, мужская рубашка…
В ванной он включил душ. Горячая вода загудела в трубах, ванная наполнилась паром. Стоя под обжигающими струями, Сэм продолжал терзаться сомнениями. С кем поговорить, чтобы его не приняли за сумасшедшего? К кому обратиться?
«Был один человек, — вдруг вспомнил он, — но ведь прошло столько лет…»
Он вылез из душа и энергично растерся полотенцем. Вернувшись в спальню, он быстро оделся, нацарапал записку для Жюльет и оставил ее на подушке, на самом видном месте, вместе с ключами от своей манхэттенской квартиры.
На кухне он поискал кофе, но, увы, не нашел.
«И это в то самое утро, когда мне и двух чашек было бы мало!..»
Перед уходом он в последний раз посмотрел на Жюльет и вышел из дома. Его оглушил ледяной ветер и рев волн. Погрузившись в свои мысли, он спустился по ступенькам, растирая покрасневшие руки. Несмотря на лютый холод, машина завелась сразу.
Было еще очень рано, и Сэм успел добраться до Нью-Йорка всего за час. Он собирался повернуть на восток, в больницу, но вдруг передумал и решил ехать в Бруклин.
— О чч-ч-ч!..
Он изо всех сил ударил по тормозам, чтобы избежать столкновения с фургончиком цветочника. Шины с визгом скользили по шоссе. Тормоза были в полном порядке, но он все-таки врезался в фургончик. Удар был несильным, но вполне ощутимым.
Сэм сдал назад и объехал фургончик. Водитель, молодой латиноамериканец бандитской наружности, не пострадал. Он яростно размахивал руками, грозил Сэму кулаком и осыпал его проклятиями.
Сэм решил не выходить из машины. Он достал одну из своих визитных карточек, которые всегда носил в бумажнике, и бросил ее в окно.
— Я все оплачу! — крикнул он, уезжая.
Он был готов отвечать за свои действия, но сейчас у него были дела поважнее.
Ему нужно кое-кого повидать.
Того, кто помог ему, когда все вокруг потеряло смысл.
Сэм остановил машину. С тех пор как он уехал из Бед-Стая, прошло десять лет. Он поклялся, что
