Жители деревни следили за ними издалека, но никто не решался приблизиться.

— Ты совсем не хочешь меня послушать? — дама наклонилась к ней и погладила по голове.

Саулина состроила неописуемую гримасу и вновь уставилась на свои босые ноги.

— Она очень застенчива, — извинился за нее священник, радуясь возможности истолковать странное поведение бродяжки как знак смирения.

— Ты меня стесняешься? — спросила дама.

Саулина кивнула.

— Хочешь знать, как меня зовут?

— Если вам угодно, — сказала Саулина без особого интереса.

— Меня зовут Джузеппина Грассини.

— А я Виола Саулина из Корте-Реджины, — одним духом отбарабанила Саулина.

Гостья разразилась звонким смехом, окатившим Саулину подобно прохладной и чистой ключевой воде. Священник усмотрел в этом откровенном взрыве веселья признаки греховного сластолюбия.

— Я певица, — продолжала Джузеппина Грассини.

— Я тоже умею петь, — сказала Саулина. — Я пою у реки или в лесу, когда я одна.

— Пение — мое ремесло, — объяснила дама, уже не сомневаясь, что сумела завоевать внимание своей маленькой собеседницы. — Я пою в театре «Ла Скала» в Милане. Это великий театр. Самый прекрасный на свете.

Саулина перевела взгляд с Джузеппины Грассини на священника и обратно.

— Что такое театр? — спросила она.

Любопытство и робость боролись в ее душе, но желание знать, как всегда, одержало верх.

— Ты поедешь со мной, — прошептала певица на ухо маленькой крестьянке, — и я все тебе расскажу. Я тоже, — добавила она, внезапно погрустнев, — прежде чем стать певицей, была бедной девочкой вроде тебя. И тоже всего боялась, но мне очень хотелось побольше узнать о мире. Видишь, я перестала бояться.

— Такие девочки, как я, рождаются только в Корте-Реджине, — с величайшей убежденностью изрекла Саулина.

— Совсем не обязательно. Я, например, родилась в селении Сан-Челсо на берегу Навильо. Это недалеко от Милана.

— А как поют в театре?

— Хочешь, я спою тебе песенку?

Саулина навострила уши.

— Да, очень.

Джузеппина Грассини взяла ее за руку и подвела к гранитной скамье, врытой в землю у самой церкви. Они вместе уселись, и певица запела. Ее нежный, необыкновенно чистый голос лился свободно, безо всякого усилия.

Саулина была в восторге, священник же, убедившись, что оправдались его наихудшие подозрения, гневно обрушился на прихожан, осмелившихся слушать легкомысленную мелодию, и потребовал, чтобы они удалились от греха и не вводили себя в искушение.

— Прочь! Прочь! — шипел он, размахивая руками, словно огородное пугало на ветру. — Господи, ты видишь, что мне приходится терпеть по милости этих безбожных французов?

— Очень красивая песенка, — похвалила певицу Саулина. — И вы так красиво поете! Никогда ничего прекраснее не слышала!

— Это старинная песня. Ей больше ста лет.

— Я тоже знаю одну песню, — отважилась признаться Саулина.

— Спой, я тоже хочу ее выучить.

Саулина не заставила просить себя дважды и, облизнув губы розовым язычком, запела:

Певица улыбнулась, наклонилась к ней и подхватила мелодию. Они спели всю песню до конца на два голоса. Саулина захлопала в ладоши от радости, а священник, укрыв свою паству от греха, продолжал потеть на солнцепеке, утираясь платком в бело-голубую клетку и спрашивая себя, какие еще неприятности припасла для него маленькая бродяжка. Поди ж ты, певица из «Ла Скала» прикатила сюда драть горло с этой оборванкой!

— А знаешь, я почти совсем забыла эту считалочку! — сказала Джузеппина. — Ей больше тысячи лет. А у тебя верный голосок… — Теперь она могла задать тот самый вопрос, который приберегала до этой минуты. — Хочешь поехать со мной в Милан?

— В Милан с вами? — вмешался дон Джузеппе и тотчас же пожалел о своей несдержанности, потому что с этими господами всегда надо было держать ухо востро.

Певица не удостоила его вниманием.

— Хочешь переехать в мой дом? — спросила она Саулину.

— Не знаю… — растерялась Саулина. Мысль об отъезде из селения никогда не приходила ей в голову. Город, как ей казалось, был дальше, чем звезды, потому что звезды она по крайней мере могла видеть. Но она не сказала ни да ни нет. — Надо спросить отца, — прошептала она.

— Ну, с твоим отцом я сама поговорю.

— А что я буду делать в вашем доме? — вдруг спохватилась Саулина. Ответы давались ей с трудом, зато она была большая мастерица задавать вопросы.

— О, мы найдем чем заняться, — заверила ее Джузеппина. — Я научила бы тебя новым песням.

— Но почему именно меня? — недоверчиво спросила Саулина.

— Потому что ты напоминаешь мне одну девочку.

Недоверие во взгляде Саулины сменилось подозрением и ревностью.

— Какую девочку?

Облако печали затуманило прелестное лицо певицы.

— Ту девочку, какой была я сама когда-то.

— Не может быть, чтобы я была похожа на вас, — сурово отрезала Саулина.

— Почему ты так думаешь? — удивилась Джузеппина.

— Когда я вырасту, у меня будет такое же лицо, как у моей мамы.

Джузеппину растрогала до слез неумолимая логика девочки.

— Это совсем не обязательно, моя дорогая, — сказала она ласково, чувствуя, что предстоит долгий разговор, к которому надо подступать постепенно.

— Мне бы хотелось поехать с вами, — продолжала Саулина, — но я не могу.

— Эта госпожа сделает твою жизнь счастливой, дурочка, — принялся убеждать ее дон Джузеппе, понимавший, что отъезд хозяйки табакерки из селения дает ему золотой шанс завладеть сокровищем.

— А как же табакерка? — выпалила Саулина, точно прочитав его мысли.

— О чем ты беспокоишься? — удивился священник. — Она же вверена Мадонне!

— Могу я узнать, о чем идет речь? — заинтересовалась Джузеппина.

Саулина торопливо объяснила, в чем состоят ее затруднения.

— Вот этого генерал даже мне не рассказывал, — улыбнулась Джузеппина и тут же предложила простое и верное решение: — Табакерка твоя, и ты возьмешь ее с собой.