Светик отступила, и Катя прошла в комнату.

– Ну, обедаем сегодня у нас, — весело сказала она. — Здесь так принято приезжающих встречать. А завтра в город съездим. Я тебе, — она сразу перешла на «ты», — покажу все магазины и лавки. Где подешевле. Ну, где наши отовариваются.

– Спасибо.

– А хлеб бородинский и селедку привезла? — спросила Катя.

Светик пожала плечами и покачала головой:

– Нет. Мне никто не сказал.

– Эх ты! — разочарованно вздохнула Катя. — Сюда все из Москвы привозят. Так заведено, — объяснила она.

– Ну, я — не все, — разозлилась Светик. — Откуда мне знать?

– Могла бы дотумкать. — Катя постучала пальцем у виска и вышла из комнаты.

«Дура какая! — расстроилась Светик. — «Дотумкать»! Деревня! И наглая к тому же. Не пойду к ней на обед! Много чести!» Она села на кровать и расплакалась. Все показалось ей чужим и противным — и этот душный и липкий пестрый город, и паршивая квартиренка, и чужая мебель, и посуда, и коммунальная кухня с назойливыми соседками, и муж — тоже абсолютно чужой человек. «И что я тут делаю? — всхлипнула Светик. — И вот к этому всему я так стремилась?»

И еще очень захотелось в Москву, в свою квартиру, к Жанке. И, даже странно представить, к маме. Так бы все бросила и побежала. Но не добежать и не долететь. А значит, Светик утерла слезы, надо жить здесь и сейчас. И получать максимум удовольствий. А со всем остальным мы разберемся со временем. Уж вы-то не сомневайтесь!

А никто сомневаться и не собирался. Всем была безразлична Светикова жизнь и сама Светик. Королевой ее объявлять тоже никто не спешил. И самое печальное, что она это прекрасно понимала. Не дура ведь. Совсем не дура.

Зоя позвонила Ляльке. Сказала, что есть разговор, и предложила встретиться во дворе. Лялька удивилась и нехотя согласилась. Что общего у нее может быть с этой комсомольской активисткой? Она вышла во двор, на скамейке сидела задумчивая Зоя.

– Ну, чего надо? — нелюбезно спросила Лялька, присаживаясь рядом и закуривая.

Зоя начала:

– Вопрос серьезный. И только ты, Лялька, мне сможешь помочь. — Она замолчала и тяжело вздохнула.

– Ну? — стала раздражаться Лялька.

– В общем, так, Ляль, мне книжка нужна. Ну, где вся правда, понимаешь? Из тех, что в магазине не продают. У тебя, я уверена, есть. Мне очень нужно! — И Зоя с мольбой в глазах посмотрела на Ляльку.

Лялька усмехнулась:

– А с чего это ты так уверена, что у меня она есть?

– Ну у кого, если не у тебя? Ты, по-моему, одна из нас всех пытаешься разобраться в происходящем и в прошлом. Я вот тоже решила…

– Что решила? — уточнила Лялька.

– Разобраться, так ли все на самом деле. Ну, как мне бабушка объясняла. Как в школе учили. Как в институте говорят.

– «Одна из нас», — рассмеялась Лялька. — Из кого — «из нас»? Мы с тобой вроде в одной лодке никогда не сидели, хотя и в одну школу ходили, и одни книжки в детстве читали. Впрочем, нет, вряд ли. Не одни. Я Хармса читала, Тувима, Заходера. А тебе они, я думаю, неизвестны.

– Ну и что? — грустно спросила Зоя. — Разобраться ведь никогда не поздно.

Лялька молчала.

– Помоги, Ляль. Может, с твоей помощью ко мне наконец прозрение придет.

– Что, комсомол обидел? Грамотой не наградил? — хмыкнула Лялька. Потом добавила: — Ладно, так и быть. Но ты знаешь, ЧТО это такое и ЧТО за это будет, если не дай бог.

Зоя закивала:

– Я быстро прочту, Лялечка! Клянусь тебе — быстро!

– «Лялечка»! — протянула с усмешкой Лялька и добавила: — Ты, Зоя, быстро не читай! Ты медленно читай. Вдумчиво. Тогда, может, что-нибудь дойдет. Правда, на этот счет у меня большие сомнения! Книжку сейчас вынесу. Она не моя. Даю тебе на три дня. Береги как зеницу ока. Если что — без головы останешься. Это я тебе обещаю.

Зоя мелко закивала головой. Лялька встала и направилась к своему подъезду. «Зря я все это, — подумала она. — Ничего ее не пробьет. Ведь все впитано с молоком матери. Точнее — бабки. Риск огромный. — Зоину бабку Лялька помнила преотлично. — А все-таки, если дать шанс? Может, хоть кому-то жизнь не испортит, активистка хренова».

На сердце у Ляльки скребли кошки. Она вынула из шкафа книжку, наивно обернутую в полотенце. Самиздат, разумеется, был отцовским. Завернув книгу в несколько слоев газеты, она вышла на улицу и протянула Зое сверток:

– На, просвещайся. «Зияющие высоты». Автор — Зиновьев. Если будет надо, еще Авторханова дам, «Технологию власти». Через три дня вернешь. В метро, надеюсь, читать не будешь, ума хватит?

Зоя кивнула:

– Конечно, о чем ты, Ляль? Через три дня верну. В целости и сохранности. Не сомневайся! И еще раз — огромное тебе спасибо!

Лялька махнула рукой и пошла к подъезду.

В перерыве между лекциями Костя Миловидов стоял с Машкой и чем-то, видно, сильно ее веселил. Машка заливалась, откинув голову назад и обнажив свои роскошные белые ровные зубы. Зоя прошла мимо. Костя с Машкой проводили ее взглядами и рассмеялись вслед. Зоя залилась бордовой краской, из глаз брызнули слезы. «Обо мне говорят, — с ужасом подумала она. — Значит, он все ей рассказал. А если знает Машка, будет знать весь курс. Да что там курс — весь институт». Теперь Зоя не сомневалась, что все делает правильно. Все, что она решила, — абсолютно справедливо, и она точно не будет ни о чем жалеть.

При выходе из буфета она столкнулась с Миловидовым.

– Ну что, Крупская, хранишь тайну своего падения? — заржал он. — Храни! — Он сделал «страшное» лицо. — Храни, Люксембург! И помни: с тебя бутылка! — Он погрозил ей пальцем и оглянулся, ища глазами Машку. Та, допивая сок, помахала ему.

Зоя стояла остолбенев у двери в буфет. Миловидов и Машка, обнявшись, пошли по коридору. Потом Машка звонко рассмеялась, обернулась на стоящую в оторопи Зою и показала ей кулак.

На ватных ногах Зоя дошла до деканата. У двери остановилась, собралась, глубоко подышала — стало легче. Она толкнула тяжелую дверь в приемную.

В приемной сидела секретарша Аллочка — неудачливая абитуриентка, поступающая в медицинский три года подряд.

– Мне к Ирине Сергеевне, — решительно сказала Зоя.

– А ты записывалась? — ехидно уточнила Аллочка.

– Мне срочно, — отрезала Зоя. — Вопрос идеологического порядка.

Аллочка тяжело вздохнула и с жалостью посмотрела на Зою. «С этой, пожалуй, связываться не стоит, — разумно подумала она. — Дороже обойдется».

– Проходите, — пригласила она Зою. — Ирина Сергеевна на месте.

Зоя толкнула дверь.

Секретарь парторганизации института Ирина Сергеевна Мащенко была худенькой и болезненной на вид скромной женщиной средних лет, бездетной, с неудавшейся личной жизнью и несложившейся карьерой врача. Она устало, печальным и задумчивым взглядом смотрела в окно.

Повернула голову на Зою и, вздохнув, спросила:

– Чего тебе, Зоенька?

– Позволите? — Зоя кивнула на стул и, не дожидаясь ответа, села и устроилась поудобнее. — Дело, Ирина Сергеевна. Очень важное и неотложное. Идеологического порядка. — Она положила перед Ириной