Господи Иисусе. Если сказать девушке, что она носит имя порнокоролевы, которая специализировалась на анальном сексе, то я завтра же постригусь в монахини.

В связи со всем этим я уяснила, что надежды никакой нет. Нет того человека, в которого я могла бы влюбиться по-настоящему. Нет никакой надежды на то, что я найду того, кто поможет мне избавиться от воспоминаний о Том, Кто Должен Остаться Неизвестным.

Ну и черт с ним! Пойду своей дорогой.

Разумеется, было бы легче послать его к черту и идти своей дорогой, если бы меня не мучили сны категории «детям до 18» с его участием.

О господи. Вот только из-за этого мой дневник стоило сжечь.

Унижение учителем — это не что иное, как просто пища для сплетен девиц из Пайнвилльской школы. Таких жалких болтушек было еще поискать. Хоуп и я взялись составить список самых классных учителей в начальной школе, однако это вылилось в причудливую когорту чудачеств, начиная с мистера «Би Джи» Глисона, учителя истории, чей безапелляционный гардероб состоял из рубашек из полиэстера и пестрых пиджаков, и заканчивая мистером «Рико» Риккардо, моим классным руководителем, чья причудливая прическа при ее возведении требовала солидный набор технических ухищрений, а также муссов, гелей и лаков для волос.

Я оплакивала нехватку классных преподавателей, но сейчас я понимаю, что это было просто благословение Божье. Моя академическая успеваемость не была бы такой высокой, если бы я не положила глаз на профессора Самуэля МакДугала, который выпустил три романа, две научно-популярные книги и одну не совсем приличную, однако под своим именем. Наконец-то! Новый Объект Желания. Оооох…

— Называйте меня Мак, — сказал он.

Маковая соломка, не иначе.

— В течение следующего месяца я буду вашим преподавателем по письму.

— Теннисон сказал: «Слова, как и природа, полускрыты, полуявлены в Душе…»

Атака Биг Мака.

— Так что на протяжении следующих пяти недель я надеюсь, что вы будете больше проявлять свои слова, нежели скрывать их…

Ох, я проявлю больше, чем вам бы хотелось, мистер Мак-Папочка.

— Вы будете читать и писать по шесть часов в день пять дней в неделю. Утром мы будем работать три часа, затем перерыв на ланч, а потом вы будете читать и критиковать работы друг друга, что поможет вам стать более вдумчивыми читателями и бла-бла-бла-бла…

Это выбило меня из колеи. Может, тому виной повышенная влажность, но я облилась потом — Мак пробудил во мне что-то, напомнил мне строчки песни Дэвида Ли Рота…

— Пусть говорят, что это плохо, пусть говорят… я для учителя в самый раз…

Хуже то, что, кажется, я была единственной, кто подпал под его гипнотическое влияние. Сказать по правде, он не тот, в кого можно влюбиться с первого взгляда. Он тощ, носит темные очки, и у него встрепанные черные волосы, торчащие в разные стороны. Видите ли, мое понятие о привлекательности мужчины основано на его интеллекте. А он — потрясающ. Риверс Куомо, а не Джастин Тимберлейк. Гидеон Яго, а не Брайан МакФайден. Джимми Фэллон, да-да! Бред Питт — нет, спасибо.

Я витала в облаках, когда класс разом выдохнул, изумленный чем-то, что только что произнес Мак.

— Что он сказал? — шепотом спросила я высокого бледного парня, дохлую копию Джека- Потрошителя.

— Семинар завершится чтением в Крови и Чернилах, — зловеще прошептал он мне в ответ.

Это для меня ничего не значило.

— Где?

— В Крови и Чернилах.

Для меня, лишенной воображения словно амеба.

Джек-Потрошитель повернулся к сидящей рядом туманной фигуре.

— Она никогда не слышала о Крови и Чернилах.

Никогда бы не подумала, что девицу с восемью «штангами» на лице можно легко напугать. Я могла бы сказать, что краски схлынули с лица Штанги, но была уверена, что всю ее кровь уже выпила девица вампирского вида, сидящая рядом.

Благодарение Богу, Мак вмешался раньше, чем меня распяли.

— Кровь и Чернила — это место для перформансов, расположенное в Ист-Виллидж на Манхэттене. Это последний оплот устного чтения. Исторически это место, на котором писатели бла-бла-бла-бла-бла…

Мне кажется, другое объяснение тому, что я оказалась единственной, кто подпал под влияние Мака, — это то, что мои сокурсники были озабочены куда более глубокими интеллектуальными проблемами.

— Теперь вы знаете, что я жду от вас в эти пять недель. — я ничего не знала, поскольку не слушала. — Я бы хотел понять, что вы желаете получить от этой программы. Фрэнсис Бэкон сказал: «Записывайте свои мысли в настоящий момент. Те, которые посещают вас неожиданно, наиболее ценны». В течение пятнадцати минут я хочу, чтобы вы поступили именно так. Ответьте на вопросы: почему вы здесь? Почему вы записались на курсы, которые запрут вас в классе на все лето, в то время как ваши друзья нежатся на пляже? И еще более важно: почему вы хотите писать? Я жду, что вы поделитесь ответами с остальными.

Рядом со мной взлетела рука. Она принадлежала еще одной демонической персоне, чья кожа была столь бела, что сквозь нее вены проступали синюшными пятнами. Образ Демона, нежащегося на песке, заставил меня хрюкнуть в ладошку, однако не слишком хорошо начинать свое знакомство с потенциальными друзьями таким вот образом.

— А можно не писать прозой? Я поэт…

— Вы можете писать как угодно, главное — наилучшим образом выразить себя, — ответил Мак.

А о чем писать мне? Как я записалась на эту летнюю программу? Не ссылаясь на свое эссе, которое я писала при поступлении, я сообщила, что хотела избежать бесцельного летнего шопинга в толпе оголтелых туристов, но мои родители откладывали на мою учебу в колледже каждый цент и могли послать меня лишь на дешевую программу (кросс по стране) или вообще только сюда, так что я предпочла умственное напряжение физическому и записалась на писательские курсы, поскольку петь, играть на сцене, танцевать, рисовать, играть на пианино и прочее я просто не умею.

Этот ответ однокурсники восприняли с недоумением.

— Это такая сатира? — спросил парень, у которого поперек лба шла татуированная надпись крохотными буковками: НЕУДАЧНИК.

— Ты вообще знаешь, сколько настоящих писателей хотели бы записаться на эти курсы? — буркнул Джек-Потрошитель.

— Я знаю такой тип, — промурлыкала Демоница. — Это последний штрих к поступлению в Гарвард.

Мак цыкнул на нее.

Я заслужила их осуждение, но не по тем причинам, по которым я думала. Мое эссе было большим нагромождением лжи. Я лгала своему любимому учителю. Но мне было ужасно стыдно за эту ложь, за попытку выглядеть лучше в глазах гипотетического читателя, которому нечем будет заняться, кроме как изучать мой дневник (неужто вы бы променяли полет на Луну или прочие технологические штучки двадцать третьего века на мою писанину?).

Так что в приступе неконтролируемой честности (хотя тому, кто читает мой дневник с самого начала, должно быть наплевать) я явлю всем правду. Я здесь по одной-единственной причине.