и повел его на улицу, к машине. Марио не переставая ругался вполголоса на смеси английского, уличного испанского и итальянского языков.

Мы ехали вниз по улице Санедрес, направляясь к дому Марио. Еще издалека я увидел небольшую толпу у Арены, состоявшую из групп по двое, четверо, шестеро и больше человек. Гирлянда лампочек над входом освещала их лица с одной стороны. Они были разные: толстые, как бы резиновые лица старых спортсменов с приклеенными к нижней губе кончиками сигар; индейские лица юношей с прическами «утиный хвост»; опытные, не потерявшие надежду лица старых проституток; лица девушек с блестящими глазами и сочными губами в расцвете молодости, жадно ищущих добычу. И черное, склонившееся лицо Симми, проверявшего билеты у входной двери.

Марио схватил обеими руками мою правую руку и крикнул:

— Остановитесь!

Я резко крутанул руль и чуть не врезался в запаркованную машину, затем затормозил.

— Так же не делают, — выругался я.

Марио уже почти вылез из машины и не слышал моих слов. Он пересек улицу упругими прыжками и врезался в толпу. Лица людей повернулись в его сторону. Он силой пробивался сквозь толпу, напоминая волкодава среди овец. Рука с кастетом была наготове. Назревала потасовка.

Я мог бы уехать: он был для меня никто. Но небольшой внезапный удар по голове мог прикончить его. Взглядом я поискал место для парковки, но ничего не нашел. Обе стороны дороги были заставлены машинами. Я подал машину назад и повернул на аллею, которая пролегала рядом с Ареной. Происходила перегруппировка людей. Рты большинства из них открылись. Все глаза были устремлены к двери, в которой исчезли Симми и Марио.

Я начал вылезать из машины. В этот момент с силой распахнулась выходная дверь в стене прямо перед фарами моей машины, как будто из стены выбили квадрат. Симми в желтой рубашке вылетел из двери, опустив голову вниз, и пересек аллею в три прыжка. Марио неуклюже выбежал за ним, подняв вверх руку с кастетом. Симми уже перебросил одну ногу через забор, когда Марио настиг его. Сверкающие белки глаз закатились от ужаса. Вооруженный металлом кулак опустился на его лицо. Негр медленно свалился на гравий.

Я схватил Марио сзади. Его кастет угодил мне в бедро, и оно онемело. Я изменил захват и схватил его более надежно.

— Успокойся, приятель.

— Я убью его, — хрипло прорычал он, задыхаясь. — Отпусти меня. — Его плечи поднатужились, он чуть не сбил меня с ног.

— Успокойся, Марио. Ты погубишь себя.

Симми поднялся на колени. Из его разбитой брови текла кровь. Затем он встал на ноги, качаясь и держась за забор. Его рубашка была перепачкана кровью.

— Мистер Блэни пристрелит вас за это, мистер Тарантайн. — Он сплюнул на гравий.

Марио взвыл от злости, не произнося ни слова. Его мышцы напряглись еще больше, и он вырвался из моих объятий. Его вооруженная рука опять взметнулась. Симми перепрыгнул через забор. Я придавил Марио к забору и вырвал у него металлический кастет. Он попытался ударить меня коленом в пах, и я был вынужден придавить ступню его другой ноги. Он сел, прислонившись к забору, и обнял руками отдавленную ступню.

Из-за угла здания вышла негритянка, которую я видел накануне. Она оказалась первой из целой процессии чернокожих мужчин и женщин, которые появились, выйдя из своих хибарок, и стали молча наблюдать за нами. В руках у одного из негров был обмотанный ствол обреза. Возле него появился Симми и крикнул, повернувшись к нам: только презрительно замотал своей бородой. Толпа заревела от гнева.

Рыжебородый небрежно прошел по рингу в угол, где противник притворно изнывал от боли, и слегка ударил ладонью по плечу молодого героя. Тот свалился на колени, потрясенный ударом. Его вид вызывал жалость. Злой начал колотить себя в грудь обоими кулаками, высокомерно поглядывая на толпу.

— Убей его, Джино! — закричала великовозрастная дама, сидевшая рядом со мной. — Встань и убей этого мерзкого русского труса! — Остальные зрители выкрикивали такие же пожелания.

Подогреваемый поощрительными выкриками, Джино мужественно поднялся на ноги. Рыжебородый сделал новый выпад со скоростью и эффектом падающего пера, но на этот раз Джино пригнулся, уйдя от удара, и сам ответил ударом. Толпа сходила с ума от восторга.

— Прикончи его, Джино!

Лысый съежился и побежал прочь. Все задиры — трусы. У злого пониже спины появилась желтая полоска шириной в ярд, по утверждению сидевшей возле меня дамы. Возможно, желтая полоска появлялась в ее бифокальных очках.

Поскольку добро побеждало, я мог позволить себе на время отвести взгляд от помоста. Девушку, которую я искал, нетрудно было найти. Ее золотые волосы блестели в первом ряду с другой стороны ринга. Она сидела вплотную с мужчиной среднего возраста в габардиновом костюме, который был слишком легок для данного времени года, и в панаме с красно-желто-голубой ленточкой. На лацкане пиджака у него был значок участника конференции. Она практически сидела у него на коленях. Ее пальцы скользили вверх и вниз по его руке, как бы от возбуждения, и играли его пуговицами на жилете и галстуком. У него было красное дряблое лицо, как у алкоголика. Выражение ее лица было целеустремленным.

Теперь рыжебородый стоял на карачках возле канатов ринга. Джино умолял судью позволить тому встать и продолжать борьбу. Судья схватил злодея-русского за бороду и поднял на ноги. Джино налетел как ураган. Он подпрыгнул ногами вперед и зацепил отвисшую рыжую бороду носком борцовских ботинок. Рыжебородый тяжело рухнул на спину. Джино приземлился, перевернувшись кубарем, и тут же триумфально вскочил на ноги, как ванька-встанька. Злой лежал поверженный, а судья провел отсчет и объявил доброго победителем. Толпа его приветствовала. Потом злой открыл глаза, поднялся и начал оспаривать решение, энергично тряся своей рыжей бородой.

— Ах ты, мерзкий обманщик! — кричала престарелая дама. — Выкиньте его вон оттуда.

Золотоволосая девушка и мужчина в широкополой панаме поднялись и направились к выходу. Я подождал, пока они не скроются из виду, и последовал за ними. Остальная толпа, окрыленная своей моральной победой, смеялась и болтала, покупала жареный арахис, пиво и кока-колу в проходах у молодых людей с белыми колпаками на головах. Добрый и злой покинули ринг вместе.

Когда я вышел на улицу, мужчина и девушка стояли у кассы, и кассир вызывал по телефону такси для них. Она прилипла к мужчине, как лишайник к камню. Насколько я мог разглядеть ее лицо, оно выглядело нездоровым и отчаявшимся. Толстая рука в габардине обнимала ее узкую талию.

Когда появилось такси, я уже успел сесть в свою машину и включить мотор. Такси остановилось, чтобы забрать их, и потом направилось к центру города. Небольшое вечернее движение позволяло с легкостью не выпускать их из виду. Мы проехали шесть кварталов до знака «стоп», повернули налево, на улицу Мэйн, проехали мимо мексиканских кинотеатров и подозрительных баров и опять выехали на прибрежный бульвар. Еще один левый поворот вдоль побережья. Затем такси остановилось и выпустило пассажиров.

Небольшой мотель расположился между клиникой для собак и темным, закрытым на ночь парком с каруселями. Вывеска над входом, выведенная голубыми неоновыми лампами на черном фоне, гласила: «Убежище». Я прошел мимо парочки. Лицо девушки, освещенное неоновыми лампами, казалось искаженным и осунувшимся. Она сосредоточенно смотрела на открытый кошелек в руках мужчины. Ее худощавая фигурка в красном свитере отбрасывала неровную тень рядом с квадратной объемистой тенью мужчины.

Я запарковал машину у кромки на другой стороне бульвара. За полосой карликовых пальм стонал и ворчал океан, подобно пьянчужке у дверей. Я сплюнул в его направлении и пошел обратно к мотелю. Это было длинное узкое строение, расположенное под прямым углом к улице, с рядом однокомнатных номеров с