Я попросил шотландского виски с содовой. Когда бармен принес выпивку, я показал ему копию своего удостоверения и произнес небольшую речь. Он посмотрел на меня, потом на копию удостоверения и опять на меня, но без сожалеющей улыбки. Его большие карие глаза косо взирали вниз как бы с середины лица, поэтому он был похож на кокер-спаниеля. У них такой честный взгляд, будто они хотят искренне помочь.
— Да, мне знакомо это лицо, — сказал он. — Вчера вечером девушка была здесь. Вы не поверите, вчера этот бар ломился от наплыва народа. Хотя обычно по понедельникам оживление спадает после уик- энда и все такое.
— Как ее зовут? — Казалось, вопрос выскочил из меня слишком легко. Возможно, перебор шотландского виски в барах подталкивал мою реакцию, но притуплял интуицию.
— Этого я не помню. Они находились не у стойки, а там, в глубине, в кабинке, рядом вон с той доской. Я просто обслуживал их. «Дайкири» — они пили этот коктейль.
— Кто был ее партнером по «Дайкири»?
— Какой-то парень, — уклончиво ответил бармен после небольшой паузы.
— Вы его знаете?
— Я бы не сказал, что знаю. Он появлялся здесь несколько раз; то покажется, то пропадет.
— Но может быть, вы знаете, как его зовут?
— Должен знать. Я думал, что знаю. Хотя боюсь, что забыл. — Он прикурил сигарету и попытался принять непроницаемый вид, но это ему не удалось.
Сдача с моей десятидолларовой купюры лежала на стойке между нами. Я подвинул деньги в его сторону.
— Вы могли бы описать его внешность?
— Может быть, я могу это сделать, а может быть, и нет. — Он поежился в своей ковбойской рубашке, глядя задумчиво на деньги. — Не знаю, какая тут кроется тайна, сэр. Если это ловушка для развода или что-то вроде этого, я не стану выбалтывать слишком поспешно.
— Если речь идет о разводе, для меня это новость. — Я объяснил ему, что в данном случае речь идет о блудной дочери. Но с Доузером и Тарантайном дело разрасталось. В разговоре я их не упомянул, да и сам старался забыть о них.
Бармен все еще испытывал беспокойство. Банкноты и серебряная мелочь лежали нетронутыми на черном блестящем пластике стойки, ближе к нему, нежели ко мне.
— Мне надо об этом подумать, — он испытывал внутреннюю борьбу. — Я хочу сказать, что попытаюсь все-таки вспомнить для вас, как его зовут.
Делая огромное усилие казаться невозмутимым, он направился к другому концу стойки бара и вынул из-под него телефонный аппарат. Наклонившись над стойкой и закрыв плечами диск, чтобы я не видел, какой набирает номер, он позвонил. Прошло много времени, прежде чем ему ответили. Говорил он совсем неслышно, прямо в трубку.
Затем убрал аппарат и взял Мой пустой бокал.
— Выпьете что-нибудь еще, сэр?
Я взглянул на свои ручные часы, была почти полночь.
— Валяйте.
Он снова наполнил бокал и поставил его на стойку, рядом с деньгами.
— Я могу рассчитаться из этих, сэр?
— Это ваше дело. Но это съедает навар, не правда ли?
— Не понимаю, — ответил он. Но ждал, когда я выну еще одну бумажку.
Я подал ему долларовый банкнот.
— Что сказал по телефону ваш знакомый?
— Вы имеете в виду — моя знакомая? — уточнил он, просветлев. — Она придет на свидание, когда я закрою бар.
— А когда вы закрываетесь?
— В два часа ночи.
— Думаю, я побуду здесь до тех пор. — Казалось, он испытал облегчение. Он выдернул столовое полотенце из-под стойки бара и принялся полировать коктейльные бокалы, мурлыкая про себя «Долину Красной реки». Я пересел в кабину в глубине зала. Сидел и размышлял, сумею ли еще ближе подобраться к Г элли Лоуренс. Одновременно наблюдал за молодыми людьми без пиджаков у доски игры в деревянные кружочки. Красные кружочки победили голубых, а это значило, что голубые оплачивают выпивку. Ребята пили водку, им было лет по восемнадцать.
Вскоре после полуночи в бар вошли два невысоких толстых человека, выглядевших смешно в огромных шляпах и джинсах. Они были чрезвычайно придирчивы к напиткам и наполнили бар рассказами о своих социальных успехах с упоминанием фамилий, которые произносили звонкими голосами. Меня они не интересовали.
А еще через несколько минут в зале появился юноша, привлекший мое внимание. Высокий, изящный, в светлом фланелевом костюме и кремовой шляпе с загнутыми вверх полями. Лицо было потрясающее. Греческий скульптор мог бы использовать его в качестве натуры, чтобы создать скульптуру Гермеса или Аполлона. Едва переступив порог и держась одной рукой за круглую ручку двери, он обменялся с барменом быстрым взглядом и посмотрел в мою сторону. Громкие теноры у стойки окинули его с ног до головы оценивающим взглядом.
Он заказал себе бутылку пива и направился с ней в мою кабину.
— Не возражаете, если я присяду? Я где-то вас видел, не так ли? — Голос его звучал тоже прекрасно, сочно и мягко, с глубокими модуляциями.
— Что-то не припомню. Но садитесь.
Он снял шляпу и обнажил свои золотисто-каштановые вьющиеся волосы, которые гармонировали с длинными темными ресницами. Все было настолько совершенно, что мне стало немножко не по себе. Он опустился на кожаный диванчик напротив меня.
— Вообще-то мне знакомо ваше лицо. Я не мог видеть вас в кино? — предположил я.
— Нет, если только вы не просматриваете съемочные пробы. У меня никогда не шло дальше проб.
— Почему?
— Женщины не нанимают на работу. А мужчинам я не нравлюсь. Педики меня ненавидят, потому что я отказываюсь с ними кувыркаться. Я вам не нравлюсь, правда?
— Не совсем. Я всегда говорю, что человека красят дела. Разве имеет значение, нравитесь ли вы мне?
Тогда, сделав над собой усилие, он коснулся главного. На его прекрасные глаза легла тень беспокойства.
— Вы, наверное, работаете на Доузера?
— Это могло случиться, но этого не произошло. Кто бы там ни был Доузер.
Он ждал, грациозно наклонившись над столиком и положив на него одну руку, пока я скажу что- нибудь еще. Впрочем, он чувствовал себя напряженно. Под мышками его фланелевого пиджака виднелись темные влажные пятна.
Я сказал:
— Вы до смерти перепуганы, правда?
Он попытался улыбнуться, но губы дрожали, и улыбка вышла жалкой, искусственной, как будто кто-то просто крючками растянул краешки его рта. Глаза его не улыбались.
— Да, — вымолвил он, — я перепуган до смерти.
— Не хотите ли вы мне рассказать об этом?
Я включил на полную мощность свое слуховое устройство.
— В этом нет необходимости, — он опять криво усмехнулся через силу. — Вы могли бы объяснить, кто втянул вас в эту историю, мистер…
— Арчер. Лю Арчер.
— Меня зовут Кит Дэллинг.