Я почувствовал, как во мне вскипает злость, и рыкнул на нее, чтобы быстрее подавить:
— Там должно быть еще что-то.
— На твоем плече лежит рука Тьмы. Сознание искажено. Искажение в твоих воспоминаниях. Искажение, искажение, затягивающее меня внутрь, затягивающее…
Я схватил ее за руку. Это было большой ошибкой, потому что прикосновение одновременно и обожгло, и прошибло холодом до кости. Стерпел бы, но силы меня покинули. В последнюю секунду я видел только глаза ребенка.
— Когда повстречаешься с ней, беги. Просто беги. Больше ничего. — Казалось, я сам это сказал, хотя слышал, что это Джейн. Упал.
Очнулся я от света факелов.
— Наконец-то он пришел в себя.
Физиономия Райка маячила перед глазами.
— Господи Исусе, Райк, ты что, снова полоскал глотку крысиной мочой? — Я оттолкнул в сторону отвратительную рожу, но воспользовался его плечом, чтобы встать. Братья, сидевшие рядом, начали подниматься, прихватив свои пожитки. Со стороны озера подошел Макин, за ним возвышался Горгот.
— Не стоит прикасаться к Пророчице левкротов! — сказал великан с ухмылкой, но по глазам видел — он был рад, что все обошлось.
— Я запомню.
Горгот задержался, сердито глянул на меня и пошел впереди с просмоленным факелом размером с небольшое дерево.
Теперь путь лежал строго наверх. Толстый слой осевшей в туннеле пыли имел привкус горького миндаля. Мы одолели меньше мили, потом проход расширился, превратившись в просторный коридор, испещренный каменными рвами непонятного назначения, несколько ярдов в ширину и глубиной в человеческий рост. Перед выходом из коридора стояла прикрепленная к стене деревянная клеть, створки ее были связаны веревкой. В центре, прижавшись друг к другу, сидели малыши. Два левкротика. Горгот распахнул дверцу:
— Выходите.
Обоим не больше семи, если считать года по числу летних сезонов, как это принято в подземельях левкротов. Ничем не прикрытые тощие мальчики вышли наружу, судя по всему — братья, младшему лет пять. Из всех левкротов, которых я видел, эти меньше всего напоминали чудовищ. На коже черно-красные полосы, как у индийских тигров. Темные ороговевшие наросты торчали из локтей, точно ногти на пальцах. Старший посмотрел на меня, глаза — сплошная чернота, белка нет, ни малейшего намека на радужную оболочку или зрачок.
— Детей нам не надо, — заявил Макин. Сунул руку в карман, достал кусок сушеного мяса и бросил братьям. — Пусть лезут обратно.
Мясо упало к ногам старшего мальчика, внимательно наблюдавшего за Горготом. Младший, замерев, пристально смотрел на еду. Кожа да кости, сказал бы я о нем, все ребра пересчитаешь.
— Они для некромантов, не тратьте понапрасну свою еду. — Низкий голос Горгота отдавался болью в ушах.
— Жертвоприношение? — поинтересовался нубанец.
— Они все равно не жильцы, — заявил Горгот. — В них нет силы левкротов.
— А по мне так вполне здоровы, — произнес я, — особенно если их подкормить разок-другой. Надеюсь, это не обычная зависть, ведь они не так уродливы, как остальные.
Меня не особо волновало, что Горгот сделает с детишками, но я воспользовался случаем, чтобы уколоть его.
Горгот согнул руки, раздалось шесть громких щелчков костяшек пальцев — так трещат бревна в костре.
— Ешьте.
Оба мальчика набросились на еду, рыча, словно псы.
— Левкроты рождаются беззащитными, наши дары мы получаем по мере роста. Это происходит очень медленно. — Он махнул в сторону мальчиков, слизывавших следы сушеного мяса с камня. — У этих двоих изменения левкротов произошли в два раза быстрее, чем полагается в их возрасте. И теперь дары у них будут проявляться все быстрее и быстрее, слишком быстро. Никто не выдержит таких изменений. Мне доводилось такое видеть. У людей это называется «вывернуться наизнанку». — Что-то в его кошачьих глазах убеждало, что он и впрямь видел такое. — Будет лучше, если они послужат подношением и удержат некромантов подальше от наших пещер. Пусть лучше заберут этих, чем схватят тех, кто мог бы еще пожить. Их ждет быстрая смерть и долгий покой.
— Если ты так говоришь, значит, так оно и есть. — Я пожал плечами. — Пошли дальше. Не терпится увидеть этих ваших некромантов.
Мы последовали за Горготом. Мальчишки носились рядом, и я заметил, как нубанец извлек из глубины своей шерстяной туники сушеные абрикосы и угостил детей.
— Слушай, а план-то у тебя есть? — зашептал на ухо Макин. Я и не заметил, когда он подошел.
— Что? — Я как раз наблюдал за младшим — он уворачивался от ботинка Лжеца, вздумавшего дать ему пинка.
— Я о некромантах, какой у тебя план? — зашептал Макин.
Не было никакого плана, просто еще одно препятствие, которое нужно преодолеть.
— В былые времена мертвые оставались мертвыми, — сказал я. — Читал об этом в библиотеке отца. Все разговоры о расхаживающих мертвецах были только легендами. Даже Платон упоминал без содрогания о мертвых в дальних землях за рекой Стикс.
— Негусто ты почерпнул из книг, — заявил Макин. — Я отлично помню дорогу в топях. Похоже, призраки не читали твоих книжек.
— Нубанец! — позвал я. — Нубанец, поди поясни сэру Макину, почему мертвые теперь никак не успокоятся.
Он присоединился к нам, арбалет перекинут через плечо, тело благоухает гвоздичным маслом.
— Нубанские мудрецы говорят, что все из-за приоткрытой двери. — Он помолчал, облизывая розовым языком белоснежные зубы. — Есть дверь, ведущая к забвению, разделяющая миры, словно занавес, мы проходим через нее, когда умираем. Но в День тысячи солнц слишком многим людям нужно было пройти через дверь, и, толкая друг друга, они сломали ее. Теперь занавес истончился. Пошепчешь, наобещаешь, что нужно, и можешь вернуть мертвого обратно.
— Теперь ты все знаешь, Макин, — заметил я.
Он нахмурился, скривил губы:
— А план?
— Ох! — было ответом.
— Каков план? — Иногда Макин мог быть раздражающе настойчив.
— Как обычно. Будем их просто бить, пока не перестанут подниматься.
29
Брату Роу можно доверять. Он не струсит и пошлет стрелу из короткого лука куда надо, ввяжется в драку на ножах, окропив рубаху чужой кровью. Соврет, обманет, украдет, прикроет вашу спину. Вот только глаза. Его добрым глазам никогда не надо доверять.
Похоже, Зодчие питали отвращение к лестницам. Горгот вел нас наверх через горы опасными тропами, вгрызавшимися в стены бесконечных вертикальных шахт. Зодчие, должно быть, отращивали крылья или, подобно индийским пророкам, умели парить в воздухе усилием воли. Кирками они прорубили в камне стволы шахт, узкие, грубо отесанные, с едва обозначенными на них ступеньками. Осторожно